История НИЛИ - Авиззер Голан

Два года Арон прожил в Турции. Он управлял поместьем, собирал травы и растения Анатолии. Внедрял новые агротехнические методы в этих Богом забытых краях. Арон переписывался со своими учителями во Франции и оставался в курсе дел научного мира. Но сердце влекло его домой. Издалека он еще резче видел ущербность провинциальной жизни на родине, глубже понимал причины, побуждающие людей копать один под другого, но издали и мечта о возрожденной Родине выглядела ярче.

Один сионист пенял Аронсону, что он, мол, никакими сионистскими идеалами не интересуется. Деятель был прав. Арон был не из тех, кто способен включиться в движение, которое занималось обсуждениями, "переливанием из пустого в порожнее", жило собраниями и спорами. Он ненавидел подобные занятия.

В письмах к родным и в его дневнике можно найти скрытые чувства Арона. Не будучи членом какой-либо сионистской комиссии, он был сердцем и душой за Сион, опередил мечтою многих сионистов: он думал об Еврейском Государстве и строил планы создания портов, экономической структуры, обеспечивающей прогресс, в мечтах видел еврейскую армию и рассчитывал импорт и экспорт будущего государства. Когда он узнал, что Герцль собирается посетить Палестину, то бросил все и поспешил домой, чтобы изложить гостю свои расчеты, и думы, но опоздал. Арон вернулся в Зихрон в день, когда Герцль отплыл из Яфо.

Люди, жившие с Ароном рядом, видели в нем молодого агронома, очень энергичного, молчаливого, углубленного в себя, но очень делового. Они дивились его умению управлять фермой, и не подозревали, что под оболочкой сухой деловитости прячется душа мечтателя, который, показывая турецким батракам новые методы прививки винограда, фантазирует о том, как еврейские десантники, высадившиеся с моря, покоряют для своего народа "Южную Сирию", как турки величали Эрец-Исраэль.

Видя, как взяточничество и коррупция губят оттоманскую империю, Арон убедился, что под властью этой империи еврейское население Палестины никогда не достигнет процветания. Турки этого не допустят. Он пришел к новому решению: еврейские полки высадятся в бухтах Родины, поднимут национальный флаг и попросят о помощи и вмешательстве великих держав, которые не преминут отрезать еще один кусок от турецкой империи. Чтобы изучить морское дело, Арон связался с контрабандистами и несколько раз выходил с ними в море в туманные ночи.

Его работа в Турции закончилась почти столь же скандально, как управление поселением в Метуле: он поспорил с одним из своих помощников, евреем из Палестины, инструктором из сельскохозяйственной школы в Микве-Исраэль, причем сам же Аронсон и пригласил его в Турцию. Помощник пожаловался хозяину на Аронсона. Когда его вызвали для объяснений, всплыло "дело о зерне" в Метуле. Аронсон отказался доказывать свою честность. Он сказал: "Если вы могли вообще прислушиваться к клевете на меня, то мне тут делать нечего". И отплыл домой.

А там, тем временем, произошли крупные перемены. Прежде всего был положен конец правлению чиновников барона. Ротшильд передал свои владения в Палестине компании ИКА. Еврейская колония была готова принять с распростертыми объятиями одного из немногих своих сыновей, посмевшего восстать против чиновников, но Арон не собирался прощать соотечественникам их подлого поведения.

Вместе с немцем, Францом Леерером, Аронсон создал компанию по продаже и аренде сельхозмашин и пытался обучать еврейских селян механизации труда. Дело прогорело, Арон потерял немало из того, что заработал в Турции. Но, разъезжая со своими машинами по имениям, уговаривая помещиков купить их, он возобновил исследования растений. Он изучал также дороги и тропинки страны, обогащая свою память и знания.

Среди его немногочисленных друзей той поры были агрономы Сускин и Трайдель, с которыми он вместе опубликовал несколько статей и с которыми мечтал о временах, когда по тропинкам, где они кочуют, помчатся скорые поезда, сменив верблюжьи караваны, а в стране возникнут сотни еврейских поселений.

К этой поре относятся также считанные личные переживания Аронсона, о которых мы хоть что-то знаем. Он влюбился в жену одного из своих приятелей. Это была безнадежная любовь, так как женщина любила своего мужа. Однажды Арон открылся обоим супругам и больше никогда к этой теме не возвращался. До самой смерти он оставался верным другом четы, и они отвечали ему взаимностью, так и не спрашивая, умерла ли в его сердце любовь или живет и мучает его.

Арон не был склонен к душевным излияниям. Он был индивидуалистом. Его брат Александр говорил: "Он испытывал тягу к уединению, отрешению от всех. Он уезжал на своей кобылке прочь от людей, спал на земле, укутавшись арабской накидкой, питаясь шоколадом, от которого откусывал иногда по кусочку".

Но и Александр не знал, в какой мере монашеский аскетизм брата являлся выражением его натуры или же следствием несчастливой любви. Еврейское население считало Аронсона "чудаком". Люди пытались вовлечь его в свой круг, приобщить к общественной деятельности, начавшей развиваться на крыльях второй алии. На короткое время Арон увлекся. Но общественная деятельность, какой она была в те времена, была не для него. Он не сумел сколотить собственную "партию", не умел торговаться, увещевать. Он предлагал людям совет или высказывал свое мнение и говорил: "Принимайте или отвергайте". Его собеседники обижались от такого подхода, они не могли понять его. Арон-сон, вопреки выражению самоуверенности на лице, глубоко переживал, когда не принимали его советы.

Очень скоро он устранился от общественной деятельности, ушел с головой в исследования и в одиночество. Только в письмах он позволял себе разбивать стены замкнутости. Письма, посланные им и полученные им, все посвящены научным делам. Без того, чтобы он сам знал об этом и без усилий с его стороны и ведома людей, его окружавших, имя Аронсона становилось известным в большом мире, его слава ученого росла, о нем говорили, как об интереснейшем человеке с оригинальными воззрениями. Он состоял в переписке с известными учеными, с крупными исследовательскими центрами, и, когда в Палестину прибыл немецкий ученый, профессор Бланкгорн, он пригласил Аронсона в спутники для изучения геологии края.

Итоги этого научного поиска определили положение Аронсона в мире науки. Он и Бланкгорн были приглашены в Стамбул во дворец султана, где им вручили ордена. Но вершиной научной работы Аронсона было открытие дикорастущей пшеницы, "Матери злаковых", сыгравшей важнейшую роль в выведении высокоурожайных сортов пшеницы. Во всем мире искали ее – родоначальницу зерновых. Аронсон обнаружил ее на склонах Хер-мона и на миг обратил внимание всей мировой общественности на этот забытый Богом уголок земли, на окраинах турецкой империи.