Стихотворения - Константин Романов

К себе веселый, светлый березняк

С кудрявою, сквозистую листвою

И сочною, росистою травою.

Схожу в овраг. Оттуда вверх ведет

Ступенями тропа на холм лесистый;

Над нею старых елей мрачный свод

Навис, непроницаемый, ветвистый,

И потайной пробился в чаще ход.

Там аромат обдаст меня смолистый.

В густой тени алеет мухомор

И белый гриб украдкой дразнит взор.

Другой овраг. Вот мост желтеет новый.

С него взберусь опять на холм другой,

И прихожу, минуя бор сосновый,

К ответному обрыву над рекой.

Мне видны здесь: отлив ее свинцовый,

Далекий бег и заворот крутой,

Простор, и гладь, и ширь, и зелень луга

Прибрежнего напротив полукруга.

А вдалеке на берегу наш дом

С колоннами, классическим фронтоном,

Широкой лестницей перед крыльцом,

Двумя рядами окон и балконом.

- Смеркается. Малиновым огнем

Река горит под алым небосклоном.

Уж огонек между колонн в окне

Из комнаты моей сияет мне.

Домой, где ждет пленительный, любимый

За письменным столом вседневный труд!

Домой, где мир царит невозмутимый,

Где тишина, и отдых, и уют!

Лишь маятник стучит неутомимый,

Твердя, что слишком скоро дни бегут...

О, как душа полна благодаренья

Судьбе за благодать уединенья!

Осташево

20 августа 1910

III

В Крым

Княгине З. Н. Юсуповой

Навстречу птицам перелетным

На дальний юг стремились мы

Из царства северной зимы

К весны пределам беззаботным.

Небес полдневных глубины

Чем дальше, тем ясней синели;

Алмазней звезды пламенели

Среди полночной тишины.

И все обильнее цветами,

Благоуханьем и теплом

Весна дарила с каждым днем,

Лаская нежными лучами.

Пустынных гор последний кряж

Нас отделял еще от цели;

Вдали ворота зачернели,

Все ближе, ближе... О, когда ж!

Мы трепетно переступали

Порог скалистый... Наконец!..

В нас сердце замерло... Творец!

Не сон ли это, не мечта ли?

У наших ног обрыв крутой,

А впереди - неизмеримый,

Безб_е_режный, необозримый,

Лазоревый простор морской.

Неописуемое море,

Лицом к лицу перед тобой,

Пред этой дивной красотой

Не всякое ль забудешь горе!

Кореиз

27 апреля 1911

IV

Из Крыма

Баронессе Н. Ф. Майендорф

Необъятное южное море,

Млея в золоте жарких лучей,

Ты надолго сокроешься вскоре

Из плененных тобою очей.

К морю севера путь мой, к печальным

Побережьям туманов и бурь;

И объемлю я взором прощальным

Беспредельную даль и лазурь.

За скалистой исчезла горою

Бирюзовая гладь... О, прощай,

Зачарованный вешней порою

Благодатный полуденный край!

Не видать уж лиловых глициний,

Кипарисов, повитых плющом,

По горам стройных кедров и пиний,

И фиалок над звонким ключом.

Но мой север, мой край полуночный

Мне сулит вместо лавров и роз

Милых ландышей цвет непорочный

И душистую свежесть берез.

И спешу я от знойной и темной

Красоты пышнозвездных ночей

В край родной, где заря в неге томной

Во всю ночь не смыкает очей.

Павловск

21 мая 1911

Из цикла "Библейские песни"

ПСАЛМОПЕВЕЦ ДАВИД

О, царь, скорбит душа твоя,

Томится и тоскует!

Я буду петь: пусть песнь моя

Твою печаль врачует.

Пусть звуков арфы золотой

Святое песнопенье

Утешит дух унылый твой

И облегчит мученье.

Их человек создать не мог,

Не от себя пою я:

Те песни мне внушает Бог,

Не петь их не могу я!

О, царь, ни звучный лязг мечей,

Ни юных дев лобзанья

Не заглушат тоски твоей

И жгучего страданья!

Но лишь души твоей больной

Святая песнь коснется,

Мгновенно скорбь от песни той

Слезами изольется.

И вспрянет дух унылый твой,

О, царь, и торжествуя,

У ног твоих, властитель мой,

Пусть за тебя умру я!

Татой (близ Афин)

Сентябрь 1881

ЦАРЬ САУЛ

Душа изнывает моя и тоскует,

О, пой же мне, отрок мой, песню твою:

Пусть звуки ее мою скорбь уврачуют,

Я так твои песни святые люблю!

Гнетут меня злобного духа объятья,

Опять овладело уныние мной,

И страшные вновь изрыгают проклятья

Уста мои вместо молитвы святой.

Томлюся я, гневом пылая, и стражду;

Недугом палимая мучится плоть,

И злоба в душе моей... Крови я жажду,

И тщетны усилия зло побороть.

Не раз, жалом немощи той уязвленный,

Тебя мог убить я в безумном бреду.

О, пой же! Быть может, тобой исцеленный,

Рыдая, к тебе я на грудь упаду!..

Петербург

15 мая 1884

ЛЕГЕНДА ПРО МЕРТВОЕ МОРЕ

В знойной степи, у истока священной реки Иордана,

В каменных сжато объятиях скал, раскаленных полуднем.

Чудно синея, безмолвно покоится Мертвое море.

Мрачной пустыни бесплодная почва безжизненна, скудна.

Издали волн заколдованных гладь голубую завидев,

В ужасе зверь убегает; пугливо небесные птицы

С жалобным криком спешат улететь от проклятого места;

Змеи одни обитают в глубоких расщелинах камней;

Лишь бедуин одинокий, копьем тростниковым махая,

Быстрым конем уносимый, промчится песчаным прибрежьем.

Тайны зловещей печать тяготит над страною забвенья.

Древнее ходит сказанье про это пустынное море:

Лишь только звезды златые зажгутся в безоблачном небе,

Тьмою огней отражаясь в заснувших лазоревых волнах,

Лишь в вышину голубую серебряный выплывет месяц,

Вдруг просветляется влажное лоно прозрачной пучины;

Сноп белоснежных лучей всю глубокую бездну морскую

С глади незыблемой вод и до самого дна проницает.

Там, в глубине, озаренные блеском полночного неба,

Груды развалин толпятся в безжизненном древнем величье;

Словно как трупы недвижные, в мертвенном сне цепенея,

Эти обломки морское песочное дно покрывают...

- Это Содом и Гоморра... Господь их порочное племя

В оные дни покарал за великие, тяжкие вины.

Долготерпенья превечного Бога исполнилась мера:

Огненный дождь ниспослал Он на царство греха и разврата:

Недра земные разверзлись и те города поглотили;

Бездну провала залили морские соленые воды...

Там, где был край многолюдный, подобно великой могиле,

Ныне, синея, безмолвно покоится Мертвое море.

Палермо

15 февраля 1882

СФИНКС

В знойной пустыне веками покоится сфинкс полногрудый,

Гордо главу приподняв и очей неподвижные взоры

В даль устремив беспредельную... Только песчаные груды

Всюду вокруг разостлалися в необозримом просторе...

- Кем ты воздвигнут, незыблемый страж раскаленной пустыни?

Кто твои мощные члены изваял рукой безыскусной?

Что за значение придал твоей он недвижной твердыне?

И отчего улыбаешься ты так загадочно-грустно?

Древнее ходит сказанье о том, как в Египет бежала

Божия Матерь с Младенцем Божественным из Палестины.

Был утомителен путь. С голубой вышины обливало

Знойное солнце лучами поверхность песчаной равнины.

Между гранитными лапами сфинкса Она приютилась;

Идол, своими объятьями тень расстилая над Нею,

Зной умерял нестерпимый. И вот незаметно спустилась

Тихая звездная ночь, безмятежно, спокойно синея.

Сладостным сном позабылася Мать у подножья кумира,

И на руках у Нея Искупитель покоился мира...

Сфинкс ощутил неземного Создания прикосновенье,

И улыбнулся он, тайну пытаясь постичь искупленья...

Не оттого ли, поведай, пустыни жилец одинокий,

Не оттого ли еще до сих пор отпечаток глубокий

Той неразгаданной тайны твои сохраняют черты,

И через много веков еще все улыбаешься ты?

Афины

9 января 1883

ИЗ АПОКАЛИПСИСА

I

И. А. Зеленому

...Се стою при дверехъ и толку:

аще кто оуслышить гласъ мой, и

сотверзетъ двери, внйду къ нему,

и вечераю съ нимъ, и той мною.

III 20

Стучася, у двери твоей Я стою:

Впусти Меня в келью свою!

Я немощен, наг, утомлен и убог,

И труден Мой путь и далек.

Скитаюсь Я по миру беден и нищ,

Стучуся у многих жилищ:

Кто глас Мой услышит, кто дверь отопрет,

К себе кто Меня призовет,

К тому Я войду и того возлюблю,

И вечерю с ним разделю.

Ты слаб, изнемог ты в труде и борьбе,

Я силы прибавлю тебе;

Ты плачешь, - последние слезы с очей

Сотру Я рукою Моей.

И буду в печали тебя утешать,

И сяду с тобой вечерять...

Стучася, у двери твоей Я стою,

Впусти Меня в келью свою!

Усть-Нарова

Август 1883

II

Я новое небо и новую землю увидел...

Пространство далекое прежних небес миновало,

И прежней земли преходящей и тленной не стало,

И моря уж нет... Новый город священный я видел,

От Бога сходящий в великом, безбрежном просторе,

Подобный невесте младой в подвенечном уборе,