Следствие - Станислав Лем

Грегори успел подумать, что Соренсен правильно сделал, выбрав профессию, при которой приходится общаться преимущественно с покойниками. С церемонной учтивостью он отвесил врачу поклон.

— Доктор, вы опередили меня. В зале, из которого исчез труп, мы обнаружили открытое окно. То есть оно было прикрыто, но не заперто; можно предположить, что преступник вылез в него.

— Прежде он должен был влезть, — раздражённо буркнул Соренсен.

— Очень тонко подмечено, — отпарировал Грегори, но сразу же пожалел об этом и бросил взгляд на инспектора, однако тот сидел, не реагируя на перепалку, словно вообще не слышал её.

— Этот зал находится на первом этаже, — продолжал Грегори после секунды неловкого молчания. — Вечером окно было заперто, как и остальные. Так показывает служитель, причём он категорически утверждает, что окна были закрыты все до единого. Он лично проверял их, потому что ожидался мороз и он боялся, как бы не замёрзли батареи. В анатомичках и так не очень топят. Профессор Харви, заведующий кафедрой, о служителе отзывался наилучшим образом. По его словам, это человек чрезвычайно аккуратный. Ему можно доверять безоговорочно.

— Где в прозекторской можно спрятаться? — спросил главный инспектор и взглянул на присутствующих так, словно внезапно вспомнил о них.

— Ну… это абсолютно исключено. Пришлось бы прибегнуть к помощи служителя. Кроме столов, на которых препарируют трупы, там нет никакой мебели, нет ни тёмных углов, ни закоулков… Да, есть стенные шкафы для одежды и инструментов, но ни в одном из них не смог бы уместиться даже ребёнок.

— Это надо понимать буквально?

— Простите?

— Даже и ребёнок бы не уместился? — спокойно уточнил инспектор.

— Ну… — лейтенант наморщил лоб, — ребёнок, пожалуй, влез бы, но не старше семи-восьми лет.

— Шкафчики вы измеряли?

— Да! — мгновенно ответил Грегори. — Я их все до одного промерил, потому что надеялся, вдруг какой-нибудь окажется больше. Но все они одинаковые. Там есть ещё туалеты, раздевалки, аудитории, в подвале — холодильник и склад препаратов, а на втором этаже — комнаты ассистентов и кабинет профессора. Вечером служитель обходит все помещения, даже по нескольку раз. Как сообщил профессор, он очень старателен. Так что спрятаться там никто не смог бы.

— Ну а если ребёнок?.. — полувопросительно произнёс инспектор. Он снял очки — видимо, чтобы отдохнули глаза.

Грегори энергично затряс головой:

— Нет, это невозможно. Ребёнок не смог бы открыть окно. Там большущие, высоченные окна с двумя задвижками — вверху и внизу, которые открываются с помощью рычага. Система примерно такая же, как здесь, — Грегори указал на окно, от которого тянуло холодом. — Рычаги ходят очень тяжело, служитель мне даже жаловался. Да я и сам убедился в этом.

— Он обратил ваше внимание на то, как тяжело ходят рычаги? — спросил Соренсен с загадочной улыбкой, которая всегда вызывала у Грегори раздражение.

Грегори не стал бы отвечать на этот вопрос, но главный инспектор выжидающе смотрел на него, и потому он неохотно пояснил:

— Служитель сказал мне об этом, увидев, как я открываю и закрываю окна. Он не только педант, но и порядочный зануда. В общем, тоскливый тип, — уточнил Грегори, словно бы без всякого умысла глядя на Соренсена. В этот момент он был страшно доволен собой. — Это вполне естественно в его возрасте, — доверительно добавил он, — шестой десяток, скле… — И тут же, смешавшись, умолк. Инспектор вряд ли был моложе. Грегори отчаянно пытался что-то придумать, как-нибудь сгладить неловкость, но в голову ничего не приходило. Присутствующие сидели с каменными лицами. Главный инспектор надел очки.

— Вы кончили?

— Да. — Грегори колебался. — В общем, да. Вот ещё относительно этих трёх случаев. При расследовании последнего я обратил особое внимание на сопутствующие обстоятельства, я имею в виду главным образом движение той ночью в районе прозекторской. Констебли, дежурившие поблизости, ничего подозрительного не заметили. Кроме того, приняв это дело, я детально ознакомился с предыдущими случаями как по материалам, которые были в моём распоряжении, так и непосредственно, то есть побывал на местах происшествий. И не нашёл никаких следов, никакой зацепки. И труп женщины, и труп этого рабочего исчезли при сходных обстоятельствах. Родственники приходят утром в морг, а гроб пустой.

— Хорошо, — кивнул главный инспектор, — благодарю вас. Мистер Фаркар, может быть, вы продолжите…

— О следующих, не так ли?

«Ему бы надо служить во флоте. Сколько я его знаю, он всегда держится так, точно присутствует при утреннем подъёме флага», — подумал Грегори, и ему захотелось вздохнуть.

— Через семь дней, девятнадцатого февраля, в Льюисе исчез труп молодого докера, попавшего в автомобильную катастрофу. У него случилось внутреннее кровоизлияние вследствие разрыва печени, его оперировали — успешно, как утверждают врачи, но… он не перенёс операции. Труп исчез ранним утром. Мы можем достаточно точно установить время, поскольку в третьем часу ночи скончался некто Бертон, сестра которого (он жил с сестрой) боялась оставаться в доме с покойником и потому разбудила владельца похоронного бюро. Тело Бертона привезли в морг около трёх. Двое служащих бюро положили его рядом с этим докером…

— Вы, кажется, хотите ещё что-то добавить? — поинтересовался главный инспектор.

Фаркар в раздумье прикусил ус.

— Нет, — произнёс он наконец.

Над зданием раздался протяжный, мерно нарастающий рёв авиационных моторов. Невидимый самолёт летел на юг. Стёкла отозвались тихим звоном.

— Я хотел сказать… — решился Фаркар, — укладывая принесённое тело, один из служащих передвинул труп этого докера, он ему мешал. Так вот… он утверждает, будто труп был не холодный.

— Мг-м, — промычал главный инспектор, как будто речь шла о самых обычных вещах. — Не холодный? А в каких выражениях было сделано это заявление? Вы не могли бы воспроизвести их дословно?

— Он сказал, что труп был не холодный. — Фаркар говорил как бы через силу, делая длинные паузы между словами. — Это звучит идиот… бессмысленно, однако служащий стоял на своём. Он клялся, будто сообщил об этом напарнику, но тот ничего не помнит. Грегори допросил их порознь, причём дважды.

Главный инспектор молча повернулся к Грегори.

— Это болтун и, по-моему, враль, — торопливо начал докладывать Грегори. — Такое у меня создалось впечатление. Из разряда дураков, обожающих оказываться в центре внимания. Такие ответ на любой вопрос начинают с истории сотворения мира. Он утверждает, что это был летаргический сон или, «может, ещё хуже», так он выразился. Признаться, меня это удивило, ведь люди, повседневно работающие с покойниками, в летаргию не верят, этому противоречит их опыт.

— А что говорят врачи?

Грегори замолчал, давая слово Фаркару, который, пожав плечами, недовольный, что такому пустяку уделяется столько внимания, сообщил:

— Смерть наступила днём раньше. Появились трупные пятна, окостенение… короче, он был мёртв, как камень.

— Что-нибудь ещё?

— Да. Во всех случаях трупы были одеты для похорон. Только тело Трейли, пропавшее в Трикхилле, было не одето. Хозяин похоронного бюро собирался заняться им утром. Так вышло, потому что семья не сразу дала костюм. То есть они забрали тот, в котором он был, а когда принесли другой, тела уже не было…

— А в остальных случаях?

— Труп той женщины, которая умерла от рака, тоже был одет.

— Как?

— В платье…

— А туфли? — спросил главный инспектор так тихо, что Грегори пришлось даже чуть податься вперёд, чтобы услышать.

— И в туфлях.

— А последний?

— Последний?.. Нет, он был не одет, но одновременно с ним, как можно предположить, исчезла занавеска, закрывавшая небольшую нишу в морге. Чёрное полотнище с пришитыми к нему металлическими кольцами, которые перемещались по тонкому карнизу. На кольцах остались лоскутки ткани.

— Его сорвали?

— Нет, карниз очень тонкий, он не выдержал бы сильного рывка. Лоскутья…

— Вы пробовали его сломать?

— Нет.

— А откуда вы знаете, что он бы не выдержал?

— Так, на глаз…

Главный инспектор задавал вопросы спокойно, безразлично, словно бы думая о чём-то своём, при этом он смотрел на шкаф, в стекле которого отражался прямоугольник окна, однако вопросы следовали в таком темпе, что Фаркар едва успевал отвечать.

— Ну ладно, — заключил главный инспектор. — Экспертизу обрывков ткани произвели?

— Да. Доктор Соренсен…

Врач перестал массировать свой острый подбородок.

— Ткань была оторвана, точнее, перетерта, а не отрезана. Как будто её… откусывали зубами. Я сделал несколько проб. Под микроскопом срезы абсолютно идентичны.

В наступившем молчании было слышно, как где-то далеко, приглушённый туманом, гудит самолёт.