Шпалоукладчик - Алексей Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не понял ни слова, так как любое из объявленных утверждений требовало как минимум отдельного выступления в условиях городского лектория. Но Винц, продолжая зачитывать текст, достал из-под кафедры гремучий коробок и выставил его на всеобщее обозрение.
- Попрошу внимания! - Винц вперился строгим взглядом в неизвестную, предположительно неграмотную, старушку. - Оттягивание будущего есть растягивание прошлого. Удар откладывается сколь угодно долго...
Здесь Винц запнулся, припоминая влюбленных мух, которых бил.
- Наконец, этот удар бесповоротно становится достоянием истории. Если задуматься, то и моргнуть-то страшно - настолько это непоправимо!..
- Нельзя ли помедленнее? - крикнули из зала. - Мы записываем!
- Напрасно, - парировал Винц. - Вы надеетесь обмануть стрелки часов? Вам лучше смириться и оставить эту надежду. Что до моих личных отношений с минутами и неделями, то я хочу вам продемонстрировать один предмет.
И он со значением помахал коробком.
В зале, пока он помавал этим предметом, пытались разобраться в выражении лица оратора.
Лицо между тем скривилось, подыскивая формулировки.
- Важно вот что... - Винц мучительно напрягся. - Важно упаковывать дни благополучия... нет, благополучные и безмятежные дни... в особое вместилище. Впрочем, важно даже не это; главное - не прожить день, а добавить его к коллекции. Смысл и цель, доложу я вам, не хуже прочих. Серные палочки обернутся шпалами, и рельсы потянутся дальше, в согласии с законами кармы. А шпалы, когда я исчезну, начнет укладывать кто-то другой - усердный или нерадивый, мне уж не знать, и какое мне дело, сверзится ли его стараниями под откос величественный поезд, состав со всеми вагонами моих прошлых воплощений. Я отвечаю лишь за назначенный мне участок путей.
Здесь Винц заметил, наконец, что устроитель лекции уже какое-то время дергает его за рукав, предлагая антракт.
Винц оттолкнул его руку.
- Safety matches! - возвестил он торжественной скороговоркой, понимая, что сейчас его сдернут в зал. - Специфика английского языка позволяет перевести это не только как "безопасные спички", но и как "спички безопасности"!
Перед ним встал распорядитель, заслонил кафедру, потом поворотился и схватил микрофон. Винц обогнул его, спрыгнул в партер и там задумчиво продолжил:
- Сомнительными здесь, конечно, остаются неупакованные детские и юношеские годы. Удались ли они? Я их не помню. Я утешаюсь тем, что, коли удались последующие, то и эти как-то устроились.
Поклонники, не споря насчет прожитых лет, посчитали неудачным именно это сегодняшнее выступление и разбрелись кто куда.
Винц провожал их печальным взглядом. "Мыслей мало, людей много, то есть мысль - одна, о смерти, и каждый повторяет ее на свой манер. В этом процессе никак не избегнуть сходства... скотства", - ежился он при отзвуке непрошеной аналогии.
В тот день он распрощался не только с письмом, но и с чтением, боясь неизбежно наткнуться на подобие собственных прошлых мыслей. Сожженную вечером спичку Винц рассматривал с особенным вниманием и грустью, а после бережно, стряхнув с нее гарь, положил в коробок и спрятал под половицу в специально выкопанное углубление. Половицу он прикрыл дешевым литфондовским ковриком, коврик припечатал креслом, в кресло уселся сам.
Шпал прибавилось. Они лежали ровненько, одна к одной, и ноша казалась им легкой и радостной. Сверкающие рельсы бежали из одного ничто в другое; кармические пути величественно растворялись в железнодорожных далях.
Винц прищурился, сосредоточившись на пройденном отрезке. Полотно казалось идеально ровным. Он растроганно вздохнул, благодаря высокое транспортное начальство, которое великодушно простило распоясавшегося путейца и выражало свою милость в деликатном неприсутствии. И Винц понимал, что ничто не вечно, и его мирная служебная деятельность может быть прервана в любую секунду. Почетная обязанность ляжет на плечи следующего избранника может быть, бабочки, эскимоса, землеройки или минерального вещества. Он попытался представить себе плечи минеральных веществ и сдался перед непостижимой мудростью мирового устройства. Возможно и другое; возможно, что он достраивает ветку, которая задумана как тупиковая, запасная или, наоборот, выводящая к оживленному столичному вокзалу. Стоит ли гадать?
И он, как случается с любым коллекционером, сорвался вдруг с кресла, оттолкнул его, сдернул коврик, отковырял половицу, выхватил коробок. Высыпал горелые спички, разложил их в ряд и принялся любовно пересчитывать. За этим занятием он превращался во всех скупердяев мира; позади возвышался Скупой Рыцарь, на время превратившийся в Каменного Гостя - возвышался и доброжелательно следил за действиями писателя. Винц погладил спички дрожащей ладонью и поборол искушение добавить к ним новую, завтрашнюю.
Он с беспокойством подумал, что завтрашней может и не быть. С самой последней шпалой получалась беда. Как рассчитать, предугадать заключительные сутки, чтобы они удались на ять? Винц много размышлял над этим, пока не понял, что лучше все устроить самому. Этим устроением он, конечно, подсократит свою любимую коллекцию, которая в противном случае могла бы и дальше пополняться новыми спичками. Из-за этого необходимость лично обрубить все концы становилась особенно мучительной. Но превыше всего оставалась безупречность коллекции, а главное, соблюдался сам акт закладки последней спички, который Винц не хотел доверять посторонним людям. Он сам уложит шпалу, отсалютует невидимому поезду и прыгнет с моста. Или примет какие-нибудь сильные таблетки. Или уляжется под настоящий локомотив, что пугало, но в то же время притягивало очевидным символизмом.
Вскорости вышло так, что ему пришлось много переживать. Винц опоздал, проволынил, и дело грозило превратиться в прах, а он рисковал умереть в неблагополучии.
Виной всему была его ребяческая болтливость. Он где-то, где не нужно, проговорился, и злые люди, неверно истолковав его бахвальство, стали знать о его сокровище.
Винц жил один, и налетчикам ничего не стоило с ним справиться. Притворившись телеграммой, они вошли, ударили Винца в зубы и усадили в то самое кресло. Один присел на корточки напротив, а его товарищ отправился искать утюг.
От удара вогнутое лицо Винца еще больше вмялось, так что яростный кулак едва не застрял.
- Писатель, а книжек мало, - процедил первый, оглядевшись. - Ты нам наврал, да? Наврал?
- Я вас вижу впервые в жизни, - взволнованно возразил ему Винц.
Вернулся второй, с известием.
- У него утюг не электрический, - сказал он потрясенно и с отвращением.
- А какие еще бывают? - не понял его подельник.
- Такие, - бритоголовый и правильный пацан, не найдя слов, еще раз сходил на кухню и принес оттуда чугунного урода.
- Мы его без утюга загрызем, - оскалился гость и гусиным шагом приблизился к Винцу. - Показывай, падло, где брюлики держишь. И бабки неси.
- Откуда же мне взять? - Винц искренне прижал руки к сердцу.
- Мы тебя за язык не тянули, - вздохнул тот и полез в карман.
- Постойте, - быстро попросил Винц. - Я сейчас все отдам. Закурить-то можно?
- Ну, покури, - громила умиленно разглядывал его с пола.
Винц медленно сунул в рот папиросу, взял коробок, моля Главного Железнодорожника, чтобы спички не подвели. В писателе клокотала злоба, и он ничего не боялся. Он думал лишь о том, что первобытные мерзавцы посмели испортить ему финал.
"Но это еще не финал, - так сказал себе Винц. - И пока ничего не испорчено".
Он вынул спичку. Его пальцы, закаленные в долгих играх со шпалами, стали ловкими, как у шулера. Винц выщелкнул спичку, и та, остервенело шипя, поразила фальшиво участливый зрачок. Конкретный человек вскрикнул и упал навзничь, прикрывая лицо.
Винц прыгнул из кресла, вырвал из рук второго утюг и нанес отчаянный удар в переносицу. Обернувшись к первому, который уже начал подниматься с пола, он ударил и его, а после связал обоих электрическим шнуром и, весь сотрясаясь, позвонил в милицию.
Когда через полчаса приехали ленивые автоматчики, он пил девятый стакан воды. Под ногами ворчало и харкало, потом захрустело.
- Вы прямо герой, - покачал головой старший и пожал Винцу руку.
В отделении ему снова жали руку и хлопали по плечу.
Как по заказу, объявился оператор. Он снимал документальный фильм о работе милиции, и Винцу повезло очутиться в кадре.
- Ну до чего же в жилу, - режиссер, не веря в удачу, метался и брызгал слюной.
- Ваш звездный час! - дежурный майор подмигнул Винцу. - На всю страну прогремите. А я и не знал, что у нас есть такие отважные писатели.
- Да, разумеется, - Винц рассеянно улыбался, отвечал невпопад и хотел одного: домой. Но его продолжали нахваливать и славить.
Потом он, проклиная про себя прессу, давал интервью.
- Этот день запомнится мне навсегда. В жизни каждого человека наступает миг, оправдывающий его перед Богом, - пробубнил Винц, изо всех сил стараясь придать голосу назидательность и благородную небрежность. Именно так, в представлении режиссера, должен был изъясняться героический писатель.