Журнал «Вокруг Света» №07 за 1977 год - Вокруг Света

Глядится в зеркало озера снежная вершина гольца. Это железо. Гору, конечно, со временем сроют. Но пощадят ли это озеро с целебным источником?

Медь на Удокане лет тридцать назад обнаружила геолог Елизавета Ивановна Бурова. Трудны были походы по каменистым откосам, где держатся лишь снежные бараны да белые куропатки. В то лето Елизавете Ивановне повезло, баснословно повезло! Началось все с маленького несчастья: в бочажине безымянного ключа, впадающего в речку Намингу, она утопила свой молоток. Пытаясь достать его из глубокой промоины, заметила, что камни на дне ключа имеют странный оттенок. Она пошла вверх по ключу и вскоре увидела на берегу еще несколько камней. Неужели медь? Елизавета Ивановна подумала, что это могут быть принесенные водой камни, но глянула вверх, на россыпь: там, вверху, лежали навалы точно таких камней. Потом отряд Буровой обнаруживал их повсюду. Куда ни ткнутся — медь, медь, медь!

За открытие этого месторождения Елизавете Ивановне Буровой была присуждена Ленинская премия. Посмотреть на медные богатства Удокана ехали рудознатцы из дальних уголков страны, ехали и специалисты из-за границы. Оглядывали медные горы, покачивали в ладонях, пробуя на вес, ярко-зеленые камни. Нечасто такое встречается на планете — мощное рудное тело охватило все отроги гор...

В отроги Удокана мы поднялись на машине. От Чары до Наминги и Западного проложена довольно сносная дорога. В Чаре вовсю благоухало лето, цвел багульник, терпко и густо пахло молодой хвоей лиственниц, а в отрогах Удокана действительно только что отбушевала метель, намела двухметровые сугробы. Под округлым скатом горы горсточкой домиков лежал поселок геологов — Западный. Чернели отвалы штолен. Вблизи эти отвалы выглядели нарядно: серые камни перемежались с зелеными, синими, красноватыми. Уже много лет сквозь медное тело горы били штольни; скопились огромные отвалы руды, которые уже сейчас могли бы дать тысячи тонн прекрасной меди, будь рядом медеплавильный завод.

В штольне день и ночь горит свет, освещая зеленые холодные стены; поблескивают рельсы, стучат вагонетки. Горняки углубились в толщу горы на несколько тысяч метров. Владимир Ефимович Коновалов, бригадир горнопроходческой бригады, показал, как ведут вертикальную проходку: не сверху, как обычно, а изнутри. Пики буров уперлись в «небо» штольни. Буры дрожат — крепки камни Удокана!

Условия жизни на Удокане трудны — совсем не то, что в долине Чары или даже в «отрогах Кодара. Но — странное дело — три раза работы здесь прекращались, три раза возобновлялись, и все три раза будто незримый глас трубы сзывал сюда одних и тех же людей. К ним относится и Владимир Ефимович.

— Я не раздумывал — ехать или не ехать, — говорит Коновалов. — Узнал, что в связи со строительством БАМа работы по изучению залежей меди возобновляются — и за чемодан...

Солнце редко светит над Удоканом. Когда над Кодером ясно — на Удокане тучи. Это уже давно замечено синоптиками. Удокан постоянно кутается в туманы и облака, словно надеясь скрыть от людей свои недра. Но уже не только в Наминге и Западном найдены медные руды, они обнаружены на Чине, Ингамаките, Сюльбане.

Уголь нашли недалеко от Чары — всего в сорока километрах, если ехать по зимнику. Летом же эти километры непроходимы из-за болот. Пласты угля таятся в горах под ложем реки Быйики, которая грохочет и бьется в глубоких ледяных промоинах. По словам геологов, много миллионов лет назад здесь было море. На месте Быйики плескалась теплая тихая лагуна, а на берегу ее буйствовали тропические леса.

Подземные толчки сдвинули толщу окаменевшего ила в горы, пласт угля смяло в «гармошку». На Угольно-Кодарском ключе уголь выходит на поверхность черной скалой, глянцевито мерцающей на свежих изломах.

В тот день, когда вертолет высадил нас на каменный островок, мимо которого неслись грохочущие воды Быйики, главный геолог Удоканской экспедиции Владимир Степанович Чечеткин нашел второй выход угольного пласта: в горах, среди каменной осыпи. Вырисовывалась протяженность месторождения.

Угольно-Кодарский ключ гудит в теснинах. Вода ярится среди отшлифованных диабазовых глыб. Сейчас лед еще не везде растаял, идти нетрудно. Но летом...

С нами шел Костя Таракановский. Он из той же крепкой породы таежных скитальцев, что Грудинин, Созинов, Коновалов. Костя — горный мастер. Борода и волосы его в колечках черных кудрей. И кожа лица черна — Костю обожгло жгучими зимними ветрами Быйики.

Рассказывают: когда сковало лютыми холодами Апсат и Быйику, из Чары погнали машины за углем. Однако ущелья оказались настолько узки, что грузовики между утесами не проходили. Тогда за дорогу «взялся» Костя Таракановский. С двумя помощниками он бил шпуры в базальтовых скалах и взрывал их. Грузовики пробились к Угольно-Кодарскому ключу, к тому месту, где куски угля лежали на склоне горы простой осыпью. Это был первый уголь Кодара!

На радостях жители Чары растопили печки в домах этим угольком. А печки, надо сказать, у многих были жестяные. Они раскалялись добела и, раскалившись, сплющивались под тяжестью чайников и кастрюль. Это еще раз доказало — уже не в лабораторных условиях, а так сказать, в домашних, — что качество кодарского угля очень высокое... Газовый, длиннопламенный — так называют его специалисты.

Черную скалу мы увидели издали. Она резко выделялась на склоне среди камней и редких деревьев. Ключ, неся с гольцов талые снега, грохотал среди камней. В воде вперемежку с валунами чернели куски антрацита.

Мы развели костер и вскипятили чай на кодарском угле. Черный смолистый дым сплетался в тугие жгуты. Раскаленные куски антрацита разбухали и долго горели стойким внутренним огнем... На этот огонь смотреть было так же трудно, как на полуденное солнце.

Н. Яньков, наш спец. корр.

Бой на Ривадавии

Это произошло в апреле нынешнего года в Гаване. Я сразу узнал его в толпе делегатов третьего международного подготовительного комитета XI фестиваля молодежи. Крепкое рукопожатие, традиционное «латиноамериканское» похлопывание по плечам. И долгий разговор за полночь в гостинице... — А помнишь? — А ты помнишь?.. Тогда, несколько лет назад, мы провели вместе всего один день. Но оказалось, что прошедшие годы прочно легли «в стаж» родившейся внезапно дружбы. Сейчас Энрике приехал на Кубу как делегат Федерации коммунистической молодежи Аргентины. — Энрике, я написал о тебе... Он смущен: — При чем тут я? Пиши о нас. — Нет, о тебе. Ведь за каждым моментом твоей жизни — твои товарищи. Так? Ну а как вы сейчас там, в Аргентине? Как готовитесь к фестивалю? Энрике говорит о борьбе с фашистами, об убийствах из-за угла, похищениях, провокациях, о том, как молодежь борется за права трудящихся, о мужестве товарищей, их верности делу, которому они отдают свою молодость, силы, жизнь. — ...В Кордове фашисты похитили девять комсомольцев. Их зверски пытали, ничего не добились и поставили ультиматум: «У вас два пути: прийти к нам или умереть за вашу революцию». Ни один не пошел на предательство. Выбор был единым — лучше умереть. Солидарность рабочих, студентов, всех демократических организаций не позволила совершиться этому новому преступлению. Бандиты были вынуждены освободить семерых ребят. — Мы знаем, кто стоит за спиной фашизма. Это монополии, многонациональные корпорации, крайне агрессивная национальная реакция — крупные помещики. Они-то главный союзник империализма. Вот почему, — говорит Энрике, — лозунг фестиваля «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу» так важен и понятен молодежи Аргентины. Солидарность и единство всех антифашистских сил — основная задача момента. Как объединить под этим лозунгом молодежь различных политических тенденций? Это трудно, но осуществимо. Опыт у молодежи есть. Это прежде всего совместная работа по выполнению конкретного дела. Например, не так давно молодые католики провели марш протеста против фашистского террора под лозунгом «Если) хочешь мира — защищай жизнь!». Тысячи молодых радикалов, коммунистов приняли участие в этом марше. Шестьдесят километров от Буэнос-Айреса до Л у хана прошли за двадцать четыре часа... Лозунг фестиваля, разнообразие и широта его программы позволяют привлечь к его подготовке самые широкие массы молодежи. И снова: — А помнишь?..

На первых порах кажется, что привыкнуть к бешеному ритму Буэнос-Айреса невозможно. На улицах шум, гам, бесконечный поток машин и пешеходов... Однако проходит два-три дня, и уже перестаешь удивляться, что в кафе напротив гостиницы, как и во всех кафе по улице, в четыре часа ночи народу не меньше, чем в четыре часа дня. Что огни квартала, так похожего на бесшабашную римскую окраину, не гаснут до утра. И что расположившийся рядом проулок ни днем ни ночью не отличишь от монмартрской многоголосой улочки.