Берег скелетов - Дженкинс Джеффри

– Ну хорошо, ты обманул меня. Что ж из того? Составление карты побережья вовсе не преступление.

Я рассмеялся.

– Сразу видно, что ты никогда не читал «Закона о порядке добычи алмазов». Это, пожалуй, самый свирепый закон из всех, известных мне. Вон там, – я по казал вправо, – богатейшие в мире алмазные прииски. За одно лишь появление тут нас могут оштрафовать на тысячу фунтов каждого или упрятать в тюрьму на пять лет, а возможно, и оштрафовать и посадить. В этом самом законе что ни параграф, то либо штраф, либо тюрьма.

– Ну и что? Мы же в международных водах и не занимаемся воровской добычей чьих-то там алмазов.

– А трехмильная полоса территориальных вод? – улыбнулся я, хотя мне было вовсе не весело. – Недавно к тому же введены еще более строгие законы. Каких там только оговорок нет! Высшая точка прилива, нижняя точка отлива, граница территориальных вод и так далее и тому подобное...

– Ни один проклятый корабль южно-африканских военно-морских сил никогда не найдет тебя тут. – Джон впервые улыбнулся. – Ты же был самым находчивым из командиров-подводников. Помнишь, как ты ловко обманул вражеские эсминцы? Ни за что не поверю, что ты растерял свою находчивость. А потом, ты посмотри, обстановка-то какая! Густой туман, район прибрежных вод, где только тебе одному известно твое местонахождение и где при необходимости можно найти десятки укромных мест.

– Спасибо за добрые слова, Джон, но вряд ли ты знаешь о новом порядке патрулирования границ самолетами «Шэклтон» южно-африканских военно-воздушных сил? Они могут летать в любых условиях. На фюзеляжах этих самолетов изображен огромный пеликан на земном шаре, поднимающемся из океана. Должен сказать, я отнюдь не жажду оказаться в клюве этой милой птички. Тут, в море, меня никто и ничто не остановит. Но эти «Шэклтоны»... С них нас легко сфотографировать и определить, что мы находимся внутри трехмильной зоны.

– Но все же зачем ты затеял все это, Джеффри? – тихо спросил Джон.

– Помнишь, в каком положении я оказался, когда меня выгнали с флота?! Видишь ли, у ме ня есть особые причины интересоваться этим побережьем. Возможно, что и при обычных обстоятельствах мною вдруг овладело бы непреодолимое желание побывать здесь хотя бы для того, что бы доказать самому себе, что я все-таки на что-то гожусь как моряк. К тому же я заканчиваю дело, которое начал мой дед. Есть и еще одно обстоятельство, но об этом потом... А сейчас нам нужно решить главное: согласен ли ты действовать заодно со мной? Ли бо да, либо нет.

Джон ничего не ответил и взял со стола судовой журнал «Гиены».

– Гм... – пробормотал он, переводя взгляд на фотокопии. – Ты встретился с какой-то навигационной трудностью?

– Вот тут находится отмель, на которую, как отмечается в журнале, сел «Клан Альпайн», – отозвался я, решив не настаивать на ответе, пока Джон уклоняется от него. – В этих старых судовых журналах местонахождение отмели отмечается по-разному, хотя это самая каверзная отмель на всем побережье. Если бы можно было миновать ее, пройти между нею и берегом, дальнейшее плавание, хотя и по мелководью, оказалось бы безопасным...

– Боже мой, Джеффри, да это же просто превосходно! – неожиданно перебил Джон, внимательно рассматривая карту с моими по метками. С заблестевшими глазами он схватил циркуль и параллельную линейку, потом судовой журнал «Гиены».

– Все это я уже проделывал, – холодно заметил я. – Бесполезно.

– Двести восемьдесят два градуса! – снова воскликнул Джон с нотками торжества в голосе.

– Но это же явная чушь, – возразил я. – Не может быть такого пеленга. – Согласен, – охотно согласился Джон. – А что, если не принимать во внимание первую цифру?

Я тут же сообразил, что он имеет в виду. – Ты хочешь сказать – восемьдесят два градуса? Но в таком случае курс германского военного корабля окажется...

– Вот здесь! – ткнул в карту Джон. – Внутри безопасного канала в двух милях от берега. Командир «Гиены» нашел проход, хотя и сам не знал этого, а позже какой-то кретин изменил пеленг с восьмидесяти двух градусов на двести восемьдесят два. Идем дальше!

– Не так быстро. Ты еще не дал ответа на мой вопрос.

– Это и есть мой ответ, будь ты неладен! – рассмеялся Джон. – Надеюсь, в компании с другим моряком тебе будет не так скучно провести в кутузке целых пять лет...

Он вдруг замолчал и насторожился. В ту же минуту я почувствовал, что корма судна как-то странно подрагивает. Еще мгновение спустя раздался звук, напоминающий взрыв, – впечатление было такое, словно на корму траулера откуда-то свалилась и вдребезги разлетелась пустая железная бочка. В несколько прыжков мы взбежали на мостик.

– Лево пятнадцать! – крикнул я рулевому.

Стоя рядом со мной, Джон напряженно всматривался в пелену тумана. Крупная капля скатилась с его русой бородки, на лбу высыпали бисеринки пота.

– Где мы находимся? – озабоченно спросил он.

Я махнул рукой вправо:

– Гоматом вон там, милях в шести от нас.

– Что еще за Гоматом?

– Так я назвал гору с остроконечной вершиной.

Джим смотрел на нас выпученными глазами.

– Где произошел этот взрыв? – спросил я у негра, но он только беспомощно покачал головой.

– А ты как думаешь, Джон? Мне показалось, слева на траверзе.

– По-моему, ближе в сторону кормы. Ничего подобного я раньше не слыхал.

– Я тоже.

Взрыв и в самом деле не походил ни на взорвавшийся снаряд, ни на разорвавшуюся мину или торпеду, хотя это было очень похоже на взрыв.

И тут что-то тяжелое и мокрое снова шлепнулось на палубу. «Около фок-мачты», – механически отметил я, всматриваясь в туман.

– Кальмар, – доложил рулевой.

– Следи за компасом! – рявкнул Джон. – Поменьше болтовни!

– Впередсмотрящий! – крикнул я. – Что там на баке? Ответ сигнальщика был еле слышен, но все же я уловил в нем какие-то беспокойные нотки. И тут снова прогремел взрыв, и снова можно было подумать, что на судно упала огромная железная бочка. Этот взрыв произошел чуть подальше первого, но, несомненно, где-то с левого траверза.

– Капитан, наш компас врет! – закричал рулевой.

Мы с Джоном подбежали к нактоузу. У меня на глазах за несколько мгновений стрелка компаса успела отклониться на семь градусов, хотя судно совсем не уклонилось от курса.

– Прямо чертовщина какая-то! – бросил я Джону, который, замерев от удивления, молча смотрел на метавшуюся стрелку. – Все это мне не нравится. Пожалуй, я остановлю двигатели. Если впереди прибой, мы услышим его.

Я повернул ручку машинного телеграфа в положение «стоп».

– Я поднимусь, может, разгляжу что-нибудь сверху. Кстати, ты разобрал, что ответил сигнальщик?

– Странно, мне показалось, он крикнул «Грязь!».

– Грязь?!

– Возможно, мне показалось.

На рулевой рубке была дополнительная площадка с ограждением, где находился аварийный штурвал и стоял небольшой дальномер – он придавал судну какой-то комично-воинственный вид, а вообще-то оказал мне неоценимую помощь при составлении карты побережья. Поднимаясь на эту площадку, я заметил, что по правому борту сквозь туман просвечивается какое-то зарево. Пожар?.. Солнце?.. Теперь уже не оставалось сомнений, что мы сбились с курса. В обступившей меня тишине я слышал только собственные шаги и поскрипывание блока на кормовой мачте. Вцепившись в поручни, я пытался рассмотреть что-нибудь в тумане, но тщетно. Если бы где-то впереди был прибой, я бы наверняка его услышал; у этих берегов почти круглый год грохочут волны, вздымаемые юго-за падным ветром, – казалось, не ветер, а весь гнев гигантских ледяных полей приносится сюда из-за Южной Георгии через просторы океана и, доведенный до неистовой ярости сопротивлением ка менной громады Тристан-да-Кунья, где никогда не стихают штормы, обрушивается на этот пустынный берег с его блуждаю щими дюнами и отмелями. Немало моряков, начиная с арабских каботажников, огибавших мыс Доброй Надежды лет пятьсот назад, до измученных матросов парусных клиперов, в первый и последний раз видели этот берег лишь после того, как буруны вскипали у них под бушпритом. Останки погибших судов до сих пор видны тут среди текучих песков...

Внезапно температура резко подскочила, будто кто-то включил мощную печь. Я почувствовал удушающую жару и хотел расстегнуть воротник дождевика, но пальцы мои так и застыли на пуговицах: порыв горячего воздуха разогнал туман, и я замер, пора женный открывшейся взгляду картиной.

За кормой море яростно кипело. Вдали тянулась цепь островков, переживавших бурю рождения. Со дна океана вздымались фонтаны черной грязи, воздух вибрировал и трепетал, а над всеми только что возникшими кусками тверди бушевало пламя никогда не виданного мною цвета – ослепительно белое, с коричневыми и пурпурными пятнами и прожилками.

Онемев от ужаса, я наблюдал это грандиозное зрелище, но все же по выработавшейся морской привычке заметил, что не более чем в миле от нас виднелся серовато-желтый угрюмый берег, скудно покрытый кустарником и какими-то ползучими растениями. Предоставленная воле течения, «Этоша» сама прошла в канал, когда-то использованный «Гиеной»! Справа поднимался небольшой унылый холм с плоской вершиной. Меня удивило отсутствие прибоя, хотя мы находились уже чуть ли не у самого берега: лишь минутой позже я сообразил, что его тут вообще не бывает – этот предательский берег едва не погубил и «Этошу», и если бы я во время не остановил двигатели, сидеть бы нам на песке. Поднявшийся ко мне по трапу Джон даже изменился в лице, когда увидел, в каком положении мы оказались. Я попытался определить нашу позицию и лихорадоч но вспоминал ориентиры – Гоматом, угрюмые холмы, грязные пятна на дюнах...