Метис. Ангел-хранитель. Эта история не только о необыкновенной собаке. Эта история о любви и преданности. Эта история о нас с вами - Георгий Запалов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петрович набрал полные легкие воздуха и, удерживая в себе скупую мужскую слезу, произнес одно слово. Это была кличка собаки, услышав которую высокий полковник выронил красную жесткую папку из рук и лицо его стало белым, как мел.
– Кто ты сказал? – Прошептал полковник. – Петрович повтори. Кто?
И под сводами старой царской тюрьмы, заглушая грохот дождя по крыше, как пистолетный выстрел прозвучало:
– Метис.
Эхом по каменным коридорам повторилось это слово несколько раз, и воцарилась пугающая своей тишиной пауза.
– Тот самый? – Прошептал полковник. – Неужели тот самый? Этого не может быть.
Он подошел к Петровичу, который стоял сгорбившись и иступлено смотрел в одну точку, наклонился к самому уху капитана и тихо прошептал:
– Уводи его отсюда, слышишь? Александр Петрович, я приказываю тебе, уводи его отсюда. Завтра в семь утра придет доктор усыплять списанных собак. У тебя есть целая ночь. Он должен жить. Я приказываю тебе. Он должен жить.
Петрович встрепенулся, как человек получивший последний шанс, выхватил у полковника из рук связку ключей и, громыхая сапогами побежал к выходу, на бегу подбирая нужные ключи.
Полковник подошел к вольеру и, через почерневшую от времени решетку, которая закрывала проем небольшого окна, заглянул внутрь. Было очень темно. В самом дальнем углу, свернувшись калачиком, казалось бездыханно, лежал внушительных размеров пес.
– Ну, здравствуй, дружище! Вот он ты какой, долгие годы, я мечтал увидеть тебя, за сына сказать спасибо, а, вот видишь, как получается. Выходит, я за твоей жизнью пришел, а ты мою жизнь мне подарил. Несправедливо как-то, не по-людски, – задумчиво произнес полковник и ничего не услышал в ответ, ни шороха, ни звука.
Он подошел к старой и вытертой табличке, рукавом белоснежной рубашки стер с нее пыль и прочитал еле видимую надпись «МЕТИС, ответственный Сергиенко С. Н.»
Полковник постоял еще минуту задумчиво глядя на табличку, после чего резко повернулся и, не говоря ни слова, зашагал по коридору в сторону выхода.
За три месяца до этих событий, произошло то с чего все и началось.
Группа спецназа проводила задержание опасного рецидивиста. Бандит укрылся в квартире и удерживал в заложниках женщину с ребенком. В тот момент, когда оперативники ворвалась в помещение, преступник выбросил руку вперед и наугад произвел несколько выстрелов. Одна из пуль попала лейтенанту Сергиенко прямо в сердце. Он умер мгновенно, шансов выжить у него не было никаких.
Метису каждую ночь снились эти последние мгновения жизни Сергея, человека, которого старый верный пес любил больше всего на свете, любил больше жизни.
Как в замедленной киноленте, прокручивал Метис в своей памяти эти события. Ему становилось горько и обидно от того, что, даже бросившись на дуло пистолета, и закрыв собой своего хозяина, ему не удалось его спасти. Пуля, по одной ей ведомой траектории прошла мимо его сердца в каких-то нескольких сантиметрах и попала в сердце самого дорогого для него человека. Память вновь и вновь возвращала одинокого пса в эту залитую кровью квартиру. Он помнил все до мельчайших подробностей. Единственное, чего он не мог вспомнить, как вцепился в горло этому уголовнику, который в одно мгновение сделал его сиротой, и одним рывком острых клыков, приговорил бандита своим личным судом, судом боевого товарища, мстившего за друга к высшей мере наказания.
Потом его посадили в клетку. Она находилась в задней части служебной машины. Через ржавые решетки Метис видел, как Сергея положили на носилки и накрыли белой простыней. Сквозь туман помутненного рассудка слышал он слова офицеров, которые что-то бурно обсуждали и качали головами. Лица их были угрюмы и печальны.
– Жалко Серегу, Метиса понять можно, но перегнул, ох перегнул, – доносились до него обрывки фраз.
– Да у него же никого не было, детдомовский он, ни родителей, ни семьи, вон только пес и больше никого.
– Метис не сможет больше работать, психика испорчена навсегда, хоть он и лучший, но кто теперь его сможет заменить? Пожалуй, никто.
Метис слышал и понимал эти слова, но ему было все равно. Он не хотел жить. Ему хотелось растянуться возле носилок с простыней, через которую начали проступать капельки крови, положить голову на плечо своего хозяина, и вот так вот умереть.
За свою долгую собачью жизнь, Метис видел много смертей. Он даже привык к мысли о том, что каждый день кто-то умирает или в перестрелке при задержании, или от шального выстрела. Но эту смерть он пережить не мог.
Ему казалось, что вот сейчас откинется белая ткань, Сергей поднимется, подойдет к нему, как всегда ущипнет его за мокрый нос и скажет:
– Привет, Акелла! Как поживаешь, старина? – И обязательно улыбнется своей неподражаемой улыбкой.
Но простыня не откидывалась, Сергей не вставал, чуда не произошло.
Потом приехала белая машина с красным крестом, и тело Сергея увезли в одном направлении, а уазик, в котором лежал закрытый на замок Метис, уехал в другом.
Петрович вбежал в дежурку как ошпаренный и, сжимая в руке заветный ключ, сразу ринулся к большому, старом сейфу. Нервным рывком он распахнул скрипучую дверцу и тяжело дыша начал судорожно перебирать папки, аккуратно сложенные в алфавитном порядке.
За всеми этими странными манипуляциями наблюдал молодой дежурный офицер с красной повязкой на руке, и соответствующей надписью на ней.
– Что с тобой Петрович? – Спросил дежурный, опустив трубку телефона, и с неподдельным интересом заглянул в сейф, через плечо своего взволнованного сослуживца.
– Молчи, Иван, просто молчи, – прошептал Петрович и вытащил из глубины толстую потертую папку.
– А, понятно, – вздохнул молодой офицер и открыл исчерканный журнал с кроссвордами.
– Петрович, и дался тебе этот Метис? Старый, хромой, списанный и никому уже не нужный пес.
Петрович резко развернулся и схватил лейтенанта двумя руками за воротник.
– Это не просто пес! Это наш боевой товарищ, это боевая единица. Ты понял меня, сынок?
Дежурный равнодушно покачал головой, поправил воротник, вытащил из кармана ручку и принялся за кроссворд. Делал это он с таким видом, как будто спасение земли зависело только от него одного.
Не мешкая ни секунды, Петрович открыл папку и направил свет настольной лампы на ее содержимое. В этой папке было все, что касалось Метиса и его жизни в мельчайших подробностях. Это было его Личное Дело.
Петрович начал читать бегло. Собака Специальной подготовки, кличка Метис. Ответственный, Сергиенко Сергей Николаевич (погиб при исполнении служебных обязанностей).
Петрович вырвал несколько листов из Личного Дела и аккуратно сложил их стопочкой на краю стола. После этого, он взял ручку и размашистым некрасивым почерком написал в правом углу папки, финальную фразу: «Усыплен согласно приказа МО №243. Факт усыпления констатировал гвардии капитан Александр Петрович Еременко».
Петрович достал печать и громко шлепнул ее прямо на свою фамилию. Теперь уже архивный документ, лежал перед ним на столе и становился историей.
– Ну, вот и все! – Спокойно сказал Петрович. – Метиса больше нет, усыпил доктор боевого товарища. И, повернув голову в сторону удивленного дежурного офицера, громко и неумело театрально сказал:
– Пойду уберу труп собаки, а то завтра пополнение привезут, расселять-то куда-то надо всю эту свору новобранцев, вольеры сейчас в большом дефиците.
С этими словами, Петрович схватил со стола ключи, сунул в карман вырванные листы из личного дела Метиса, громко хлопнул дверью, и выбежав из дежурки, направился по длинному коридору к вольеру, где лежал и ждал своей участи одинокий пёс.
Дежурный устало посмотрел на входную дверь, перевел взгляд на сейф, вздохнул и покачал головой. Прислушиваясь к удаляющимся шагам Петровича, он сделал отметку в журнале и снова принялся за кроссворд.
Петрович шел по коридору быстрой и уверенной походкой, память разрывала его мозг на мелкие кусочки и перелистывая страницы прошлого не оставляла шансов на счастливое будущее. Для гвардии капитана Александра Петровича Еременко жизнь разделилась на две половины в тот день, когда погиб его лучший друг Сергей. Петрович любил его как родного сына, больше чем родного сына.
Впервые они встретились в военном училище, когда Петровича пригласили, как воина-интернационалиста рассказать курсантам про службу в Афганистане. Он не любил говорить об этом и стеснялся своих боевых наград. Но тут было другое дело. Будущим офицерам он отказать не мог, не имел права.
Петрович вошел в актовый зал, который был переполнен молодыми ребятами в военной форме. Воцарилась полная тишина. Офицер поздоровался и начал говорить. Он рассказывал про своих боевых товарищей, про интересные моменты из своей службы, про горы, душманов и вертушки… Ему было что рассказать, и ребята слушали его, открыв рот. В этот момент он понял самое главное, он нужен им, нужен его опыт, и его навыки. Именно тогда ему пришла в голову мысль, о том, чтобы остаться в училище навсегда, и тесно связать свою одинокую жизнь, с воспитанием будущих офицеров.