Мои друзья медведи - Валентин Пажетнов

Отдельные встречи с медведем интересны, и из них можно кое-что узнать о его жизни. Но для этого нужны очень длительные наблюдения. Картину жизни медведя можно также представить, наблюдая за следами его жизнедеятельности: отпечатками лап, разрушенными пнями, раскопанными муравейниками, поломанными кустами и деревьями, задранными им животными, поедями растительности, устройством берлог и т. п. Однако некоторые особенности поведения зверя могут быть познаны лишь в условиях тесного контакта с ним. Вот для этих целей и было решено отловить маленьких медвежат и в условиях, приближенных к естественным, проследить за их развитием. Под руководством Леонида Викторовича была разработана предварительная программа действий, и я принялся за ее выполнение. Это было трудное, но очень интересное дело.

Берлога

Январь. Сразу за поселком стеной поднимается дремучий лес. Высокие елки, прикрытые седыми шапками снега, выстроились в строгий, непроницаемый ряд. Чуть в стороне толстая, в три обхвата, осина раскинула в вышине узловатые серо-зеленые ветки. Белокорая береза тянется вверх прозрачной вершиной, а между деревьями-великанами разбежались небольшие, в руку толщиной, рябинки, липы, клены, молодые курчавые елочки. В отдельных местах громоздятся стволы когда-то сваленных ветром деревьев. На молодых деревцах, поднявшихся на старых вырубках, намерзли тяжелые комья снега. Тонкие стволы не выдержали тяжести, согнулись к самой земле. Ветки деревьев переплелись между собой, образовав непроницаемую чащобу. Где-то здесь, в лесных завалах с темными загадочными провалами между стволов или в непролазных молодняках, и выбирает себе «зимнюю квартиру» бурый медведь.

Осенью, в конце ноября, еще до того, как выпадет снег, следы медведей исчезают – звери ложатся в берлоги. Лишь изредка на снегу можно увидеть характерные размашистые их наброды. То ли задержался незадачливый мишка у лоскута нескошенного овсяного поля или у туши убитого лося, то ли спугнул его кто-то у места зимней лежки – и бредет косолапый по лесу, ищет себе новое место для берлоги, оставляя за собой предательский след. Но и захваченный снегом медведь старается делать переходы во время снегопада или накануне пурги. Как и все дикие звери, он хорошо чувствует погоду и ошибается очень редко, так что выйти на его берлогу не просто – снег надежно заметает следы. Охотники всегда пользуются редкой возможностью – обложить по снегу место лежки медведя, а зимой в таком окладе ищут берлогу с собакой. Пользовался этим способом и я с той лишь разницей, что пытался «обложить» медведя еще до выпадения снега, разбираясь в оставляемых зверем следах на размытой осенними дождями податливой земле.

Часто одни и те же медведи, если их не беспокоят, из года в год устраивают берлоги в определенных местах. Мне не приходилось наблюдать, чтобы зверь ложился в старую берлогу, хотя в других местах это бывает. Но нередко новая берлога располагалась почти рядом с прошлогодней, и это помогало в ее розысках.

Берлоги, покинутые медведями весной, мы отыскивали по следам после того, как медведи уходили. Рано утром, когда ночной мороз промораживал подтаявший днем снег и можно было легко ходить на лыжах, мы тропили медведей «в пяту». Шли на лыжах в сторону, обратную от ушедшего медведя, до тех пор, пока не выходили к берлоге. Делалось это с целью изучения устройства берлог, а также для выяснения поведения медведя около берлоги. Занятие это было трудное, так как в отдельные дни приходилось надолго задерживаться в лесу, наступало дневное тепло, снег быстро подтаивал, и хождение на лыжах становилось настоящим испытанием человеческих возможностей. Лыжи проваливались в растаявший, превратившийся в кашу снег, и каждый шаг требовал большого напряжения, а дорога к дому составляла не один километр.

Обычно медведи вылезают из берлог в середине марта, а уходят в конце этого месяца или даже в начале апреля и оставляют около берлоги много следов, которые помогают разобраться в поведении зверей. Со временем мы знали места зимовок многих медведей, что значительно облегчало разыскивание берлог.

Пользуясь тем, что медведи приходили в такие места задолго до выпадения снега, я еще с осени старался определить занятость некоторых участков, осторожно пробираясь по звериным тропам и изучая медвежьи следы. Несколько дней кропотливой работы с бесконечными обходами подозрительных мест, осмотром троп, дорог, намытых дождями песчаных кос по овражкам и ручьям позволяли предположить место возможной зимовки медведя. Если такой работе сопутствовала удача и в один из очередных обходов зверь не обнаруживал за собой слежки, то зимой, внимательно проверяя с собакой несколько осенних окладов, мы находили берлогу. Лайка – верный помощник человека в лесу. Но если в охоте на медведя особо ценятся лайки-медвежатницы, делающие крепкие хватки по зверю и останавливающие его, то для отыскания берлоги нужна иная, более мягкая, но «вязкая» и настойчивая собака – берложница. Обнаружив берлогу, такая собака не нападает на зверя, а ровно и ритмично лает и хорошо отзывается на команду. Под такой собакой медведь лежит крепко и, если осторожно отозвать лайку, не сходит с берлоги.

Был у нас западносибирский кобель по кличке Умка, с густой шерстью палевого цвета и черными, удивительно выразительными глазами. Пес этот оказался на редкость послушным в лесу, что вовсе не характерно для лаек, и был типичным берложником. Я ни разу не видел, чтобы он вскинул на медведя шерсть или сделал хватку. Зла на зверя у него не было. Обнаружив медведя, он начинал звонко лаять, но ближе пяти-шести метров к берлоге не подходил. Стоило подать команду – и пес послушно шел на поводок. Много берлог нашла эта собака, оказывая нам неоценимую помощь в работе.

Берлоги в здешних местах верховые. Они бывают устроены либо в зарослях молодых елочек, либо под комлем сваленного ветром дерева. В начале зимы такая берлога во многих местах остается открытой. Если удается подойти к берлоге близко, то можно увидеть, как из какой-нибудь щели торчит клок медвежьей шерсти. Пока не завалит берлогу снегом, лежит медведь в ней слабо и при малейшей опасности сразу убегает. В глубокую зиму, да еще и в мороз, лежит медведь в надежно укрытой снегом берлоге плотно и наружу лезет неохотно. Сильно потревоженный собакой мишка иногда выскакивает из берлоги и делает бросок в сторону незваного гостя, но потом опять залезает обратно. Но если увидит вблизи человека, уходит прочь за многие километры. Нас, конечно, не устраивало, чтобы медведи уходили, поэтому у обнаруженной берлоги соблюдался целый ритуал особых предосторожностей. К берлоге я подходил с северной стороны, так как чело – вход в берлогу – чаще располагается с юга. Не приближался к берлоге на расстояние ближе 30 метров и при подходе пользовался различными укрытиями. При этом учитывались также сила и направление ветра и еще многие другие мелочи, которые могли бы повредить делу. В первый год работы мне удалось отыскать пять берлог. Однако две из них сразу опустели, потому что медведи меня увидели и, конечно, удрали, зато в трех остальных они остались лежать. Весной я имел возможность осмотреть их следы и «квартиры», а одного медведя даже видел лежащим у самой берлоги.

Искать берлоги я начинал глубокой зимой, когда зверь облежится, и выбирал для этого морозные дни – в мороз зверь менее чуток. По заранее намеченному плану мы с собакой много раз пересекали один и тот же участок в надежде отыскать берлогу. Отработав в одном окладе, принимались за другой. Пробираться по завалам трудно. Иногда и камасные, подбитые лосиной шкурой лыжи не спасают – скользят по надувам вбок, и тогда, проваливаясь в очередной раз в пустоту между нагромождением стволов, вздрагиваешь от изрядной порции колючего снега, попадающего за воротник. Через заваленные сугробами молодняки, кажется, вообще нельзя пролезть, но коль лежит через них маршрут и где-то теплится надежда на удачу, лезешь в это хитросплетение ветвей, а выбравшись с другой стороны и оглянувшись на пройденный путь, только удивляешься человеческим возможностям.

Уже неделю держался немалый для этих мест мороз 20–25 градусов. Я шел старой лыжней в далекий квартал охранной зоны заповедника. Глубокий снег не позволял собаке рыскать по сторонам, и она плелась сзади, часто проваливаясь в снег по самое брюхо то одной, то другой лапой. Выбравшись из снега, пес широко расставлял лапы, стараясь удержаться наверху. Далеко высунув красный язык, Умка шумно и часто дышал, хватал широко открытой пастью морозный воздух. Умный пес видел, что я двигаюсь по снегу без особого напряжения, и по простоте своей думал, что впереди меня дорога должна быть полегче. Несколько раз он порывался выйти вперед и наступал мне на задние концы лыж. Лыжи тормозили, я спотыкался, оборачивался и с укором смотрел на разгорячившуюся собаку. Умка конфузился, виновато вилял хвостом, моргал глазами, всем своим видом показывая, что сделал это нечаянно.