Из материала заказчика - Евгений Лукин

— Знаешь что, Боря?.. — вымолвил я, вновь обретя дар речи. — Иди-ка ты, Боря, на фиг!

Повернулся и пошёл к своей калитке.

Сумасшедший. Хорошее слово. Сразу всё объясняет, не объясняя притом ничего. Ненормальный — словцо поточнее. Вполне можно, согласитесь, сойти с ума, в то же время оставаясь в пределах общепринятой нормы. Тем более если вокруг сплошное сумасшествие.

А вокруг сумасшествие. Фантастика вторглась в быт и обесценилась как литературный приём. Стоит придумать что-либо небывалое, тут же сопрут — и в жизнь! Экстрасенсы воруют, эзотерики воруют, наука нетрадиционной ориентации ворует… И немалые, надо полагать, денежки заколачивают.

Но гастарбайтер, пытающийся нанять работодателя, — это что-то ещё неслыханное в мировой практике. Не знаю, как вы, а я на всякий случай предпочту держаться от таких гастарбайтеров подальше.

Запер калитку изнутри и удалился в дом с твёрдым намерением не показываться наружу в течение часа как минимум, пока этот чокнутый не найдёт себе новую жертву. Отправил снасти в угол, открыл холодильник, налил стопочку, сварганил бутерброд с варёной колбасой, подсел к столу, задумался, хмыкнул.

Воля ваша, а что-то с этим Борей изначально не так. Акцент, например. Какой-то он у него… смешанный, усреднённый. Городской. Примерно так изъяснялись в Ашхабаде, где обитало около сотни национальностей и наречия перемешались, как в Вавилоне.

Но какой же он горожанин? Хлопкороб хлопкоробом.

Я поднёс стопку к губам — и вдруг засмеялся. Сообразил наконец, что именно мне напомнило Борино поползновение всучить деньги. Попытку публикации за свой счёт. Смеялся я долго. Даже стопку отставил, чтобы не расплескать.

Потом приступ веселья прошёл, но настроение улучшилось.

«Ну и чего ты ноешь? — благодушно увещевал я сам себя, зажёвывая водку бутербродом. — Подумаешь, публиковать тебя перестали! Всю жизнь сочинял в своё удовольствие, да ещё и гонорары за это получал… У других вон и того не было».

Так-то оно так, но жить на что? Запасной профессии нет, да и возраст поджимает. Немало лет, а дальше будет больше…

Умей я тачать романы из материала заказчика, жил бы сейчас припеваючи: гнал бы продолжение Мондье или Шванвича. Предлагали ведь, и не раз… Не умею. Могу, простите, живописать лишь то, чему был свидетелем сам, как это ни странно. Даже если действие у меня происходит на другой планете…

Взгляд мой упал на удочку в углу. Да. Когда рыбалка была ремеслом, а не развлечением, о подобной снасти и мечтать не приходилось. Раздвижной хлыст из чего-то там углеродистого, съёмная катушка с неестественно тонкой и прочной леской, стальные крючки… А когда человек шёл на ловлю ради жратвы, он брал дрын и дратву, а крючок выгибал из проволоки.

Интересно, какое ещё из так называемых серьёзных занятий в будущем станет забавой? Сельское хозяйство? Так давно уже вроде… Взять, к примеру, дачников. Та же Лада Егоровна — кто она? Фермер-любитель. Овощеводство… садо-мазоводство… Причём никакой прибыли — одни расходы.

А что на очереди? Политика? Бизнес? Армия? Вот это уже любопытно. Конгрессмен-любитель… Над этим стоит поразмыслить.

Тени за окном переместились, день клонился к вечеру. Надо полагать, ушёл мой Боренька. Другого заказчика побрёл искать.

Покинув дом, я направился по застеленной линолеумом дорожке к штакетнику. Отомкнул калитку, выглянул на всякий случай.

— Хозяин…

— Ну и что ты из этого сможешь построить?

Мы стояли над пыльным курганчиком обломков, оставшихся после уничтожения обвалившейся подсобки. Прежние владельцы участка когда-то хранили в ней дрова. Неповреждённых кирпичей в общей груде не наблюдалось.

Он поднял на меня тёмные, радостно вспыхнувшие глаза.

— Всё могу. Чего надо?

Я не выдержал и ухмыльнулся.

— Да мало ли чего мне надо! Ворота вон надо…

Он встревожился, огляделся.

— Железо есть?

— Ржавое.

— Покажи.

И двинулись мы с ним к сваленному неподалёку дачному металлолому, изрядно, как я и предупреждал, поглоданному коррозией. Там имелось всё: от дырявого ночного горшка до велосипедной рамы.

Восторгу Бори не было предела.

Разумеется, я совершил непростительную глупость, позволив этому этническому психу войти в калитку. Ну вот как его теперь выставишь такого!

Воздух за домом был накрест простёган мошкой. Отмахиваясь от мелкой летучей пакости сигаретой, я хмуро следил за тем, как нарастает идиотизм ситуации. Мой мигрант, не обращая внимания на кровососущих, суетился вокруг ржавых останков и с умным видом прикладывал инструмент то к замшелому ротору бывшего электромотора, то к половинке гигантской дверной петли. Измерял, что ли…

Кстати, об инструменте. Во-первых, понятия не имею, что это за штука. Во-вторых, мне казалось, будто сначала, когда мы сегодня с Борей встретились впервые, в руках у него было нечто иное: курбастенькое,{Курбастый — толстый, крепкий} отдалённо схожее со слесарными тисочками. А то, чем он в данный момент тыкал в мою ржавь, скорее напоминало цельнометаллический молоток, по короткой рукоятке которого за каким-то дьяволом шла крупная резьба.

Готов допустить, что это два разных устройства. Тогда где он таил второе? И куда дел первое?

На моё счастье, за штакетником послышалось фырчание автомобильного мотора. Кажется, кто-то притормозил напротив калитки.

— Ну ты пока здесь смотри давай… — барственно, как и подобает владельцу имения, распорядился я. — Там ко мне вроде прибыли…

И тронулся на звук, искренне надеясь, что, пока буду идти до забора и обратно, авось соображу, как мне поступить с неодолимым Борей.

Неужели всё-таки жулик? Тогда в чём смысл жульничества?

Вышел на улицу — и чуть не присвистнул от изумления. Ай-яй-яй-яй-яй! Ну кто же так делает? Даже дети малые знают: нельзя возвращаться на место преступления.

Возле штакетника стояла обшарпанная «семёрка» с прицепом, из которой высаживались те самые башибузуки, что всего за девятнадцать тысяч возвели уникальный забор, мимо которого я теперь прохожу стиснув зубы, чтобы не заржать. Впрочем, в их оправдание следует сказать, что остановились они, осмотрительно не доехав до участка Лады Егоровны метров этак тридцати.

— Хозяин, строиться будем? Из нашего матерьяла…

— Ну-ка, поди сюда, — сказал я.

Старший басурман (лет двадцати на вид) почуял неладное и на всякий случай отступил к открытой дверце «семёрки».

— Да ладно тебе! — пристыдил я его. — Подойди. Дело есть.

Поколебавшись, подошёл.

— Ваш? — спросил я, указывая в сторону дома, из-за которого очень кстати показался Боря, сосредоточенно высматривающий что-то под ногами.

Голый по пояс заборостроитель остолбенел. Смуглые щёки его стали пепельно-серыми.

— Нет! — хрипло выдохнул он. — Не наш. — Порывисто повернулся ко мне.

— Прогони его, хозяин!

— Почему?

— Плохой человек!

— Ты его знаешь?

Но тот уже метнулся за руль. Взволнованно каркнул что-то по-своему, дверцы захлопнулись — и «семёрка» рванула с места. Вот это да!

В дачной улочке оседала белёсая пыль, а я всё смотрел вослед бултыхающемуся по ухабам прицепу и пытался собраться с мыслями, Собственно, что мне удалось выяснить? Они с ним знакомы, и они его боятся. Тихого тронутого втирушу Борю… И ведь не просто боятся! Я вспомнил их искажённые лица за пыльными стёклами — и что-то стало мне зябко.

Плохой человек… Хотелось бы знать, что это означает в понимании проходимца, ободравшего на девятнадцать тысяч Ладу Егоровну!

— Хозяин…

Я вздрогнул. Настолько был весь в себе, что даже не заметил, как он подошёл.

— Пойду я, хозяин… — смиренно доложился Боря.

— Ты ж вроде строить собирался! — вырвалось у меня.

— Нет, — вздохнул он. — Сейчас — нет. Ночью.

— Почему не днём?

— Днём заметят.

— Кто заметит?

— Заметят, — уклончиво повторил он.

— И что будет?

— Накажут.

— За что?

— За то, что строю…

Да-а, с ним точно не соскучишься.

— Так тебя уж заметили!

Удивился слегка. Но, кажется, не испугался. — Кто?

Я объяснил. Боря наморщил низкий закоптело-коричневый лоб.

— Забор это они строили? — несколько отрывисто уточнил он.

— А то кто же! Они…

Сокрушённо покачал головой.

— Наказывать надо… — с упрёком молвил он.

В памяти немедленно всплыли искажённые смуглые лица в салоне «семёрки».

— Так ты их уже наказывал?

— Нет, — сказал он. — Других один раз наказывал.

Ни слова больше не прибавил — и пошёл.

— Постой! — ошеломленно окликнул я его. — Ты куда? Мы ж с тобой ещё ни о чём не договорились!

Обернулся с детской обидой в глазах.

— Как не договорились? Договорились! Ты мне не платишь — я тебе не плачу. Ты мне разрешаешь строить ворота — я тебе строю ворота… Как не договорились?