Преступления инженера Зоркина - Виталий Акимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рашид в тот раз спросил Игоря:
— А если бы ты был один, поступил так же?
Игорь, помолчав секунду, ответил:
— Да! Здесь нужно было драться.
Рассудительностью друг Рашида удался в отца. Петр Степанович Мезенцев был начальником отдела уголовного розыска городского управления охраны общественного порядка. Живой, общительный и веселый человек, он в те редкие часы, когда бывал дома, рассказывал ребятам увлекательные истории о трудной и опасной работе сотрудников милиции. Он был отличным психологом, этот пожилой, видавший виды, седой, скуластый подполковник. Он умело, исподволь раскрывал перед юношами гнилую мораль преступного мира, его хищническую, паразитическую сущность. Говоря о рецидивистах, убийцах, он говорил с гневом, а описывая пострадавших, их родных и близких, подполковник вспоминал о выражении ужаса в их глазах, о горестных слезах, о проклятиях в адрес тех, кто мешает людям жить счастливо и радостно.
Экспансивный Рашид возмущался и прямо заявлял, что будь его воля, он приказал бы применять смертную казнь даже за самые мелкие преступления. Игорь молча сидел в углу или же ходил, задумавшись, по комнате. Однажды, остановившись против отца, он сказал звонким голосом:
— Папа, помоги мне после окончания десятилетки поступить в школу милиции!
Отец, не выразив ни удивления, ни одобрения столь неожиданному решению сына, произнес в ответ:
— В этом деле я тебе не помощник. Сдавай приемные экзамены и поступай... Если, конечно, пройдешь по конкурсу.
Школа закончена. В руках у друзей голубые хрустящие листы — аттестаты зрелости. Куда пойти учиться? Такого вопроса не возникало. Рашид Камилов решил еще зимой: только в педагогический, на факультет русского языка и литературы. «Буду учителем, — сказал он себе. — Что может быть благороднее этой профессии?»
Игорь Мезенцев остался верен своему желанию. Он поступил в школу милиции, сдав приемные экзамены на отлично. Отец его в это время был уже на пенсии, и когда сын пришел домой с радостной вестью, Петр Степанович сказал со вздохом печали за свою старость, но с гордостью за уже взрослого сына:
— Вот ты и сменил меня, сынок. Будь всегда смелым и справедливым!
Через два года Игорь закончил школу милиции, получил звание лейтенанта и стал оперуполномоченным уголовного розыска города. А Рашид, сдав экзамены за второй курс института, решил в каникулы работать, чтобы хоть немного помочь матери. И что греха таить, хотелось Рашиду иметь и карманные деньги. Ведь случалось девушку в кино пригласить, поесть мороженое, пойти на танцы или в театр. Он поступил на работу в спасательный отряд городского парка-озера. Плавал юноша как дельфин, был ловким и сильным. Начальник отряда — старый матрос Капитоныч, постояв на берегу и попыхтев трубкой, искоса понаблюдав за тем, как умело подныривает Рашид и достает со дна крупные камни, сказал, наконец: «Добро!.. Завтра выходи на работу, твоя лодка под пятым номером».
Платили здесь не ахти как много, но зато работа, как шутя говорил Рашид: «Не пыльная: катайся себе день-деньской в лодке и следи за тем, чтобы купающиеся не заплывали далеко от пляжа».
Рашид был доволен. Целый день на воздухе — ну разве может быть что-либо приятнее. Правда, за долгие «перекуры с дремотой» и за прочее «пустое» времяпровождение строго карал бдительный Капитоныч, как себя всегда называл он. И это очень шло к нему: продубленному, просоленному, с густой проседью в длинных усах, с большой головой, остриженной под ежика. Капитоныч был одновременно строг и добр, справедлив и громкоголосен. Он очень любил читать «лекции», собирая после окончания работы своих «башибузуков» на 10—15 минут и делясь с ними огромным опытом по спасению утопающих и предупреждению несчастных случаев. Заканчивал он всегда одной и той же громовой фразой: «Промедление для спасателя смерти подобно!», а затем, пыхнув несколько раз насквозь прокуренной трубкой, произносил решительно: «Отдать концы!»
Рашид рассказывал об этом Игорю, тот смеялся от души и мечтал первое свободное воскресенье провести вместе с другом.
В последнее время юноши стали встречаться намного реже. Служба в уголовном розыске не позволяла Игорю быть полновластным хозяином своего времени. Случалось дни и ночи проводить на работе, недосыпать и недоедать, но Игорь Мезенцев полюбил свою трудную службу всей душой. Действительность выглядела куда проще и суровее прежних рассказов отца о работе уголовного розыска, хотя подполковник всегда предупреждал юношей, что в деятельности оперативного работника и следователя во много раз больше прозы, чем поэзии... «И все же, — говаривал бывало Рашиду Игорь, имея за плечами коротенький двухмесячный стаж оперативной работы, но и самый трудный, так как именно в это время проверялись выдержка, уменье и пригодность новичка к опасной службе. — И все же, — делал ударение Игорь, — нет лучше и интереснее дела, чем быть «опером». Пусть это проза, зато увлекательная как нескончаемый роман о человеческих судьбах».
Друзья вошли в ворота парка. Прямая и широкая аллея, окаймленная декоративными деревьями, среди которых уютно запрятались беседки, сплошь увитые виноградником, оканчивалась сверкающей на солнце гладью озера. Озеро со всех сторон окружал огромный парк, густой и тенистый. Отдыхающих в это раннее утро было мало. Редкие одиночки бродили по парку, а на двух больших пляжах на прибрежном песке виднелось не больше десятка коричневых пятен. Зато Капитоныч, стоя у причала на лодочной станции, взирал с огромнейшим вниманием на водяное пространство и, казалось, в любую минуту был готов гаркнуть во всю мощь своего громового голоса:
— Шлюпки на воду! Идем на спасение тысячи человек!
Эта мысль мелькнула у Игоря, едва он увидел строгого матроса, и он поспешил поделиться ею с Рашидом. Друзья рассмеялись, но, подойдя к Капитонычу, постарались сохранить серьезное выражение лица.
Рашид объяснил, что Игорь Мезенцев, его друг, тоже студент (по просьбе товарища, он никогда и никому не говорил, что тот работает в уголовном розыске), хочет подежурить сегодня вместе с ним. Капитоныч не изрек ни слова, лишь внимательно, с головы до ног, оглядел статного и высокого парня, потом, вынув изо рта дымящую трубку, указал ею на воду.
Рашид за его спиной показал Игорю знаками: «Раздевайся и ныряй». Игорь и сам догадался, что означает красноречивый жест начальника спасательного отряда. Быстро скинув рубашку, брюки, сандалеты, он нырнул с высокого причала в зеленоватую спокойную воду. Пробыл он под водой, наверное, с минуту и, выскочив как пробка, поднял сжатую в кулак руку, полную донного коричневато-черного ила. К причалу Мезенцев подплыл брассом, аккуратно и ловко загребая роду ладонями и очень экономно, но сильно работая ногами.
Капитоныч, не дождавшись, пока экзаменующийся поднимется на берег, расправил усы, сказал Рашиду: «Добро!» и зашагал по причалу, проверяя, все ли спасатели на местах, готовы ли они к дежурству.
Почти полчаса после этого ушло у друзей на веселый разговор о характере Капитоныча. В заключение Игорь веско произнес: «Колоритная фигура!» И тут же предложил Рашиду испытать силы в гребле, то есть в «баловстве», как обычно называл подобное Капитоныч. К счастью для спасателей, у старого моряка по утрам бывали неотложные дела в дирекции парка, и они ухитрялись в это недолгое время скрасить свою несколько скучноватую службу импровизированными играми на воде.
Друзья наметили ориентиры: от островка до водного стадиона «Динамо». Первым за весла сел Рашид, Игорь засек время. Назад греб Игорь, а Рашид, глядя на часы, комментировал греблю в духе спортивного репортажа. Парни раззадорились, пот с обоих лил градом. Игорь чувствовал, что проигрывает; бросив весла на финише, он сказал, прерывисто дыша:
— Твоя взяла, Рашид. Тренировка у тебя побогаче, чувствуется, что ты времени зря не терял...
Он хотел еще что-то добавить, но в это время за спиной послышался оглушительный стрекот. Мимо пронесся Капитоныч на большой синей моторной лодке. Погрозив друзьями трубкой, он прокричал: «Прекращай баловство, рули на второй пляж!»
Вдали колыхались третья и седьмая спасательные лодки. Пришвартовавшись друг к другу, Генка Смородинцев-большой и Генка Локтев-маленький, прозванные так один за чрезмерно высокий рост, другой за то, что был коротышкой, вдохновенно распевали: «Сердце красавицы склонно к измене...» Распушив усы и приставив ко рту жестяной рупор, Капитоныч проревел на весь парк: «Эй, песенники, прекратить самодеятельность! Начинай работу: третья следует к первому пляжу, седьмая — к водному стадиону «Динамо» В ответ Генки разом подпрыгнули на сиденьях и, погрузив весла в воду, стрелами понеслись в разные стороны.
Все это развеселило друзей еще больше, они копировали в лицах Капитоныча и Генок, хохотали до слез.
Но как бы там ни было, а Капитоныч оказался прав. Пляжи незаметно заполнялись, теперь уже коричневые пятна перемежались с розовыми и белыми. Последние выглядели просто неестественно в этом царстве солнца, воды, зелени и горячего песка. За красные шары-бакены, редкой линией огораживающие дозволенное для купания место, заплыло несколько любителей острых ощущений. Среди них добрый десяток мальчишек, трое мужчин и две женщины, одна из которых — в резиновой красной шапочке и темно-зеленом купальнике.