Голые циники - Алексей Семенов

— Так вот, тема сочинения, — продолжил он, — «Современная литература в моем восприятии». Вперед, имбициллы.

Варвара вывела на титульном листе:

«Ненормативная лексика в современной литературе,

И почему я считаю, что Анна Каренина ебнутая дура».

В кармане приятно завибрировал пейджер.

Голый Ричард в лифчике смотрел на себя в зеркале.

— Пиздец, я в лифчике, — потом поймал себя на странной мысли, что «может надеть другой, более к лицу».

Вспомнил сцену из «Молчания ягнят», где психопат зажимает себе член ногами и становится похожим на женщину, но экспериментировать не стал, отложил до прихода Варвары…

— Але-о! — Телефон наконец-то услышал Рич. — Алле, ты чего не подходишь к телефону долго, дрочишь, что ли?! — Голос Генерального директора Второго канала был недобрым.

— Послезавтра в пять утра летишь из Домодедово в Таиланд и Камбоджу, сценарий проекта я тебе по «электронке» скинул уже. Документальный сериал называется «Всемирная проституция». В каждой стране будешь исследовать на себе, как история и культура страны отложили отпечаток на порноиндустрию.

Если плохо сделаешь — порву тебя, а пока, — удачи тебе, Рич, это новый проект нашего ночного эфира. Если все будет правильно, то станешь первым среди этих бездарных журналистов, мнящих себя охуезными, блядь. Плохо сработаешь — меня подставишь, слышишь, сын?

— Что значит «исследовать на себе», отец?

— Будешь «лирическим героем», на себе будешь исследовать…

— Не понимаю… ну, интервью… герои…

— Нет, блядь, ты что — тупой? Ты будешь «лирическим героем», который будет спать со всеми проститутками на самом деле. Но не радуйся, по сценарию они не должны быть самыми красивыми, они должны быть… странными.

— Горбатыми, что ли?

— Подожди секунду… — Ричард услышал, как отец закрыл трубку рукой и сказал кому-то, — запиши, Сереж, в Амстердаме пускай редакторы найдут горбатую проститутку.

— Отец, ты что, издеваешься?!

— А ты что?! Не хочешь славы, популярности?! Только так сейчас можно стать первым. Ты уж не обосрался ли там, сын?!

— Нет, пап, я думаю, что будет с Варварой… — Рич посмотрел на лифчик, надетый на тело, попытался его расстегнуть одной, не занятой от трубки рукой, но не получилось…

— Ты ебанулся, что ли, — уже орал в телефоне отец, — ты же не думаешь свою карьеру менять на такую, каких тысячи… Да самые лучшие бабы с худыми жопами оближут тебя, если станешь телезвездой! Варя поймет, не поймет — хуй с ней!

— Хорошо, пап, я почитаю сценарий. Пока, маму целуй, — и повесил трубку.

Уже выходя из квартиры, Ричард увидел на диване лифчик, вернулся, надел его и сбросил Варваре сообщение на пейджер: «Я выбрал красный — он вкусно пахнет тобой. Очень люблю тебя, девочка».

— Че ты вылупился? — не удержалась Варвара, глядя на охранника в огромном новоотстроенном супермаркете. — Че ты на меня смотришь, как будто я че-то украла тут у тебя?

— Не волнуйтесь, все нормально… Я просто так смотрю… вы красивая…

— Варька, ну чего ты орешь? — Слава гладила Варю по руке и успокаивала.

— Че ты меня лапаешь? А ты… Сергей, — она пристально посмотрела на бейдж охранника, — тебе показать сумку?! На, смотри! — Варвара вывалила все содержимое на пол магазина перед кассой. Над кучей тетрадей и косметики гордо лежала пачка презервативов. — Все?! Нормально?! Можно идти?

Она оплатила йогурт, вернулась к охраннику, взяла его руку и, улыбаясь, что-то в нее шмякнула:

— На, пользуйся, Пинкертон.

Слава Барон догнала ее на улице:

— Ты с ума сошла сегодня?!

— Да заткнись ты, Славка, дура ты у меня такая, хоть и еврейская. — Варвара обняла обезумевшую от сегодняшних событий подружку. — Через день, когда этот же охранник выйдет на смену, я влегкую вынесу из магазина две бутылки дорогущего коньяка, да вдобавок предложу ему меня обыскать.

И нарочито пошло, облизнув свои губы, она ущипнула Славу за целлюлитную попу. В этот момент охранник Сергей отпросился у продавщиц в туалет и только там разжал успевшую вспотеть руку.

По телевизору ведущий Максим Галкин пытал какого-то недоумка в шоу-игре.

— Ты мне скажи, — Варвара с синим от черничного варенья языком плюхнулась в кровать, — скажи, они специально дебилов подбирают для таких игр, чтобы те не выигрывали много денег. Тестируют их, чтоб I.Q. был ниже 80, и только тогда берут в программу?

— Не знаю.

— Не знаешь или не хочешь разговаривать со мной? Да убери ты книгу.

Ричард отложил том Большой советской энциклопедии на букву «Т». Ему нравилась БСЭ. Он сделал ее своей настольной книгой.

— Рич, ну давай поиграем тоже.

— Давай, во что?

— Я буду задавать тебе вопросы, ты — мне. Только отвечать можно «да» или «нет». Согласен?

— Ну.

— Не «ну», а «да».

— Начинай.

— Рич, Галкин — педик?

— Не знаю, не спал… Это тебя волнует?

— Нет, шучу, ладно, вопрос: когда ты нюхаешь свои подмышки, тебе нравится запах?

— Да. Теперь мой вопрос. Когда я тебя… тогда в Новый год… изнасиловал в ванной. Тебе было все равно, кто это делает?

— Нет, конечно, нет, дурак. Фу, урод. Ты два года про меня так думал?!

— Это вопрос игры?

— Нет, это вопрос моей жизни и твоей, сука, смерти, — Варвара попыталась схватить его за горло, но Рич легко увернулся и звонко чмокнул ее в ухо. Варвара оглохла и сползла на пол. — Рич, нет, ты скажи, у вас у всех мужиков этот ебанутый прикол в уши чмокать девушек, чтоб они глохли. Это манечка у вас такая, что ли? Вас что, в яслях этому специально обучают?!

— Ну не сердись, сейчас пройдет, — Рич ненавидел себя сейчас.

— Давай я тебе сейчас по яйцам тресну — тоже пройдет.

— Ну все-все… Давай вопрос.

— Не хочу больше.

— Ну, Варька, ну, давай, ну, пожалуйста…

— Ну, ладно… Смог бы с шестидесятилетней трахнуться за тысячу долларов?

— Нет.

— А ты?

— С шестидесятилетней?

— Нет, не с бабкой… со стариком. — Рич улегся поудобнее. Игра начинала ему явно нравиться.

— Седым или лысым?

— Ах ты, сука! То есть уже выбираешь, а в принципе смогла бы, да?!

— Нет, я просто подъебываю тебя и мщу за ухо. Ну, чш-ш-ш, — и она погладила его по голове. Рич ненавидел, когда Варвара гладила его по голове.

Почему-то в такие моменты он казался себе провинившимся сиротой в руках свирепой воспитательницы, которая сначала спокойно погладит по голове, а потом, внезапно обезумев, исхлещет грязной половой тряпкой по лицу. Почему-то именно по лицу. Рич вообще не понимал, откуда у него возник этот образ и страх. В детсаду он был любимчиком, и родители его любили. Его никогда не хлестали грязной половой тряпкой, его вообще никогда не пороли. Странно.

— Ричард, а когда ты в туалете читаешь, даже если не ходишь в туалет, а просто сидишь и читаешь, то все равно снимаешь с себя трусы?

— Да.

— А зачем?

— Не знаю, на всякий случай. Варь, а ты после того, как мы потрахались, в ванной пускаешь себе на клитор тонкую струйку воды?

— Иногда, когда мне тебя не хватило.

— Договорились же, только «да» или «нет».

— Да.

— Рич, а ты подсматривал за мамой в ванной?

— Все, с меня хватит, я тебя ненавижу сейчас. Откуда в тебе столько говна?

— Я бы назвала это интеллектом, выпирающим из рамок банального, и не прикрывающимся нравственными извращениями пустоголовых самцов, забитых только семяизвержениями, и самок, которые оргазмируют только после тридцатой смены партнера. Я хочу быть только с тобой, с одним тобой и не делить тебя ни с кем. И себя не разрушать. Я бы назвала это… сексуальным интеллектом. Не находишь? В общем, я правильно поняла… сдаешься?

— Нет, просто ненавижу.

— Тогда продолжай. Ведь сам предложил такую игру… Шучу-шучу…

— Ты, когда смотришь на какого-нибудь мужика на улице, представляешь, какой у него член?

— Если старый, то — нет. Если молодой, то почему-то представляю его с твоим членом.

— Скажи, только ты шлюха или все бабы такие?

— Спокойствие, только спокойствие, сейчас моя очередь говорить. Я не шлюха, — в самое ухо продолжила Варвара, — я только учусь. — И, хохоча, стала стягивать с пылающего гневом Ричарда расклешенные джинсы.

Они кончили вместе. Весь мокрый, Ричард повалился на Варвару.

— Ты меня раздавишь, потс.

— Как ты меня назвала? — встрепенулся Ричард, и постсексуальной усталости и сонливости как не бывало. — Ты че, оборзела совсем?!

— Я просто так назвала, потому что ты весь вспотевший такой, вот и сказала «потс».

— Я вспотел потому, что старался тебе сделать приятно. Я, если хочешь знать, работал сейчас для тебя, а ты просто лежала и наслаждалась. Ноги раздвинуть — много ума не надо.