Тайный дневник да Винчи - Давид Сурдо

— Вы не умеете притворяться, брат Леоне. Считаете меня глупцом? — заметил Чезаре насмешливым тоном, способным заморозить кровь в жилах дракона, обращаясь к оцепеневшему аббату, который ничего не ответил и даже потупил взор, не в силах вынести вид Борджиа. — О, разумеется, вы выполняете свой долг. Тогда и я поступлю, как должно… — промолвил Чезаре, приближаясь к старцу.

Из складок одежды он вытащил кинжал и вонзил клинок прямо в горло монаха так же легко, как протыкают ножом кусок жаркого. Струя алой крови фонтаном брызнула из раны, обагрив руки и грудь младшего Борджиа. Кровь праведника добавилась к крови многих несчастных, загубленных жестоким убийцей. Его душе не суждено очиститься от пролитой им крови. Сколько бы он ни отмывал тело, невыводимые пятна скверны навечно испоганили его душу.

Тем временем трое мужчин и молодая женщина, спешившие по подземному ходу в лес, достигли своей цели. Охранник (тот самый, кто разбудил остальных, услышав сигнал тревоги, поданный аббатом) с большими предосторожностями отодвинул щеколду, запиравшую деревянный люк, который закрывал отверстие подземного лаза на поверхности земли, у корней векового дуба; крышка люка была замаскирована ветками и дерном. В конце потайного хода имелась короткая лестница, выводившая наверх. Беглецы поднимались по замшелым каменным ступеням очень осторожно, стараясь не поскользнуться и двигаться бесшумно. Этому их своевременно научили, так как в решающий момент особенно важно соблюдать предельную тишину, лишь бы не привлечь к себе ненароком внимание тех, кто мог угрожать их безопасности.

— Стойте! — прошептал первый охранник, подняв левую руку и одновременно схватившись правой за рукоять меча, легко скользнувшего из ножен. Второй монах также обнажил клинок. Все стояли неподвижно, напряженно вглядываясь в темноту. Неужели из-за деревьев доносился приглушенный лязг металла? Или просто почудилось?

Увы, монах не ошибся. Все предосторожности и старания оказались напрасными. Надежда на спасение обернулась прахом, когда больше десятка наемников Чезаре Борджиа выступили из тени и наставили на беглецов свое оружие. Монахи попытались сражаться, но их убили на месте, как собак. Близнецов вытолкнули на тропу, ведущую к монастырю. Затем их доставили к Чезаре. Он ублаготворенно улыбался, но от его довольной ухмылки становилось жутко. Глаза Борджиа сверкали от радости дьявольским огнем, хотя в глубине грешной души затаился страх. Страх неотступно терзал его сердце и побуждал творить чудовищные вещи. Близнецы не произнесли ни слова. Но их ни о чем и не спрашивали. Казалось, все пропало. Погибло окончательно и бесповоротно. Оставалось надеяться только на Провидение, ведь оно всегда выступает на стороне правых.

Чезаре с отрядом покинул аббатство, увозя молодых людей, посадив их в железную клетку с толстыми прутьями. Поодаль, на вершине холма, стоял человек, прикрывая лицо плащом, и следил за отъездом зловещей процессии, чей путь отмечал слабый колеблющийся свет факелов. Он наблюдал за развитием драматических событий от начала и до конца. И теперь жгучие, горькие слезы наворачивались на глаза, обильно лились по щекам и капали вниз, орошая его ноги и землю, проклятую за грехи человечества. Луна скрылась в облаках. И в мире, окутанном ночною мглой, воцарилась полная темнота. Непроглядная, черная тьма.

2

Жизор, май 1944 года

— Да замолчите же, наконец! — сердито прикрикнул Клод.

После многих месяцев напряженной работы, трудов и хлопот, после стольких разочарований у него не хватило терпения выслушивать бесконечное пустословие этой парочки. Помощники уважительно обращались к нему «профессор», хотя он никогда им о себе ничего не рассказывал. Клода забавляла мысль, что необязательно быть профессором, достаточно походить на него, и к вам будут соответственно относиться. Впрочем, он не сомневался: остальные местные жители, да и те двое тоже, за спиной отзываются о нем куда менее почтительно и скорее всего окрестили «коллаборационистской свиньей».

Резкий окрик Клода подействовал — заливистый хохот его спутников мгновенно смолк, хотя друзей по-прежнему распирало от смеха, и глаза их искрились весельем.

— Простите, профессор, но вы должны послушать анекдот, который Лессенн…

— Я плачу тебе не за шутовство, Ломуа, — сухо оборвал Клод. — Да и тебя не нанимал рассказывать анекдоты, Лессенн, — добавил он и обернулся, не сбавляя шага, чтобы бросить строгий взгляд на второго помощника, тотчас потупившегося. — Довольно шуток. Довольно глупой болтовни. Поберегите силы, поскольку вам они понадобятся.

— Да, профессор, — в унисон ответили приятели, уже без тени юмора в глазах.

Клод повернулся и посмотрел вперед. Не далее чем в пятидесяти метрах вздымалась темная громада — замок Жизор, крепость, заложенная в одиннадцатом веке. Ее каменные стены хранили множество тайн. О да, Клод знал наперечет загадки древнего, с виду посредственного укрепления. И при небольшом везении он наконец разгадает одну из них, причем самую главную.

Тыльной стороной руки Клод вытер пот, градом катившийся по лбу и щекам и капавший с подбородка. Днем стояла удушающая, липкая жара, и с приходом ночи она почти не спадала. Вот почему он некоторое время назад принял решение вести раскопки от заката до рассвета. Только в ночную пору условия работы становились сравнительно сносными. Но в те часы, когда последние красноватые лучи солнца угасали на востоке, окрестности заволакивались горячими испарениями; зыбкое марево — жгучее дыхание земли — искажало местность до неузнаваемости. Та же картина наблюдалась и в крепости, чья главная башня возвышалась на искусственном крутом холме.

Помощники Клода совершенно не представляли, зачем он приехал в Жизор и что ему понадобилось во внутреннем, верхнем, дворе замка. Правда, у Ломуа имелась на этот счет теория: он полагал, профессор ищет сокровища тамплиеров, спрятанные, по слухам, где-то в подземных тайниках крепости. Он сам пытался их разыскать, без всякого успеха, и при этом серьезно повредил ногу. Ломуа заблуждался — в определенной степени. Но они с Лессенном служили лишь рабочей силой: копали штольни и шурфы там, где указывал им Клод Пенан. Может, оно и к лучшему, ибо, как утверждал профессор, есть вещи, которых лучше не знать.

Они миновали внешнюю крепостную стену, затем прошли гуськом в арку ворот второго кольца укреплений, окружавшего небольшой внутренний двор с донжоном[1] посередине. Они остановились в центре эспланады, чью большую часть уже скрывали сумерки.

— Зажгите фонарь, — обратился Клод к Ломуа.

Пока парень возился с фонарем, Клод открыл свой потрепанный кожаный портфель. Он теперь всегда запирал его на замок — после непонятного и в то же время унизительного происшествия в деревенской пивной, когда у него похитили старинный манускрипт. К счастью, Клод больше не нуждался в документе, и все-таки это была обидная потеря.

Из портфеля он извлек два больших листа бумаги (обычно такой бумагой прокладывают гравюры), каждый длиною около метра, не меньше. С их помощью Клоду удалось угольным карандашом точно скопировать загадочные изображения, вырезанные в Башне заключенных, одной из башен замка, в древние времена служившей тюрьмой для пленников знатного происхождения.

Рядом с метровыми листами Клод разложил подробную карту крепости, испещренную полу- и четвертьокружностями, перечеркнутыми крест-накрест: эти линии обозначали места, где они уже проводили раскопки в течение последних месяцев. Ломуа светил ему фонариком, терпеливо дожидаясь вместе с Лессенном, когда профессор закончит перепроверять данные, достаточно освежив память, так как именно этим он и занимался. Как истинно деловой человек, Клод все расчеты делал накануне, не собираясь терять на месте драгоценное время, имевшееся в его распоряжении. Он все всегда готовил заранее, о чем бы ни шла речь.

— Должно быть, здесь, — послышалось невнятное бормотание Клода.

Каждый раз он заявлял одно и то же, но оптимизм его пока не оправдывался. Конечно, парни и не думали ему об этом напоминать, а тем более спорить.

— Идемте туда, — сказал Клод взволнованно. — Время не ждет! — Верно, время никогда не ждет.

Сложив и вновь спрятав в портфель свои бумаги, Клод поспешно зашагал ко входу донжона. Помощники следовали за ним по пятам. Давешний выговор профессора расшевелил Ломуа: в ту ночь Клоду не пришлось дважды просить у него колышки и деревянную кувалду: он сам торопливо достал необходимые инструменты из полотняного мешка.

— Ты знаешь, что надо делать, — сказал ему Клод.

Быстрыми и точными движениями Ломуа забил один из колышков в центре основания дверного проема башни. Заостренный конец деревяшки без труда вошел в землю: на многострадальном пятачке они уже вбили немало таких кольев. Далее рабочий направился к воротам внутреннего крепостного ограждения: бежать не бежал, но шел уверенно и проворно. Оказавшись на месте, он вбил в землю другой кол, и тоже прямо посередине арки ворот. Потом парень водрузил фонарь на колышек.