Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна - Юрий Лубченков

Российские подданные, которых насчитывалось уже семьдесят пять миллионов, жили в середине XIX века в своем подавляющем большинстве, как и сто, и двести и триста лет назад. Лишь несколько десятков тысяч русских людей, именовавших себя дворянами, над которыми не тяготело бремя прокормить себя и государство, кое в чем изменились за последнее полвека. Это, прежде всего, относится к их отличительной европейской одежде, подвластной капризам парижской моды. Кроме того, вместо Вольтера стали читать Диккенса и доморощенных сочинителей, ругали уже не столько грязь на дорогах и ухабы, сколько чугунку и неотесанность народа, выучились, кроме французского, с грехом пополам русскому языку.

Европа уже покрылась сетью железных дорог, паровая машина стала идолом, народ требовал равенства сословий и нередко добивался желаемого. А Россия, которую никто и в мыслях не держал назвать частью Европы – только Востоком, бурлила лишь в малочисленных клубах и кружках, то ли не умея, то ли побаиваясь окунуться в эпоху коренных перемен. Тоска, да и только! Ни тебе сознательного пролетариата, как в Англии, ни революционно настроенного среднего сословия, как во Франции, ни буржуазии, страстно занятой техническим прогрессом, как в Америке.

Для России 1878–1881 годы были чрезвычайно тяжелыми из-за последствий русско-турецкой войны, обошедшейся казне более чем в миллиард рублей. Блестящие реформы начала царствования Александра II стремительно шли на убыль (за исключением судебной реформы и закона о всеобщей воинской повинности), многочисленные циркуляры превратили их в насмешку над народными ожиданиями.

«Царю-реформатору, – писал историк В.О. Ключевский, – грозила роль самодержавного провокатора».

Был нанесен и первый ощутимый удар по единству царской семьи. Александр II еще в 1875 году завел себе любовницу княгиню Е.М. Долгорукую и прижил с нею трех детей. Привезенная в январе 1880 года из Канн больная императрица Мария Александровна тихо умирала в печальном уединении в Зимнем дворце, когда муж развлекался с любовницей в Царском Селе. Наследник престола цесаревич Александр Александрович не мог простить отцу подобного предательства и затаил обиду. И уж полный разлад в царской семье наступил, когда б июля 1880 года, через полтора месяца после смерти жены, Александр II тайно вступил в морганатический брак с любовницей, получившей титул княгини Юрьевской, и поселил ее рядом с собой в Зимнем дворце. Престарелый император, по словам военного министра Д.А. Милютина, «был совершенно в руках княгини Юрьевской».

На жизнь Александра II в 1870-х годах было совершено четыре покушения. И государь, и наследник теперь ездили по Петербургу окруженные казаками (два впереди, два по бокам, два сзади) в блиндированной карете. Многие великие князья и министры добились выделения и себе конвоя. Пятое покушение на государя было совершено 5 февраля 1880 года – в Зимнем дворце прогремел сильный взрыв.

Террор был на виду и на устах у всех лиц, приближенных к царю, но, увы, почти никто не замечал более страшное явление, с которым не в силах были справиться самые совершенные полицейские и фискальные службы – общественное озлобление. Даже лояльный к самодержавию крупный чиновник К.П. Победоносцев жалуется в письме от 2 января 1881 года Е.Ф. Тютчевой: «Как тянет это роковое царствование – тянет роковым падением в какую-то бездну. Прости, Боже, этому человеку – он не ведает, что творит, и теперь еще менее ведает. Теперь ничего и не отличишь в нем, кроме Сарданапала. Судьбы Божий послали нам его на беду России. Даже все здравые инстинкты самосохранения иссякли в нем: остались инстинкты тупого властолюбия и чувственности».

Утром 1 марта 1881 года перед разводом Александр II, улыбаясь, заявил, что давно так хорошо себя не чувствовал. Несколькими часами позже на набережной Екатерининского канала брошенная террористом бомба раздробила ему обе ноги, и осколки впились в грудь. Императора отвезли в Зимний дворец, где он спустя несколько часов, не приходя в сознание, умер.

На следующий день после похорон Александра II, 8 марта, собрался Совет Министров, чтобы решить вопрос о конституции, которую, по словам одного из ее составителей графа Лорис-Меликова, Александр II должен был подписать в день убийства. Она была детищем и великого князя Константина Николаевича, давно убеждавшего старшего брата о необходимости привлечь общественные силы к рассмотрению важнейших законодательных дел. Великий князь попытался верховодить и сегодня, тем более, что среди министров было много его сторонников. Но пришло время других людей, и новый государь внял лишь словам К.П. Победоносцева.

– В России хотят ввести конституцию, – возмущался обер-прокурор Святейшего Синода, – и если не сразу, то, по крайней мере, сделать к ней первый шаг. И эту фальшь по иноземному образцу, для нас непригодную, хотят, к нашему несчастью, к нашей погибели, ввести у нас. Что дало освобождение крестьян? Кабаки и лень. Открытие земств? Говорильни негодных людей. Новые судебные учреждения? Наплодили адвокатов, которые оправдывают злодеяния. Свобода печати? Только хулу на власть разносят…

Под ярким впечатлением недавнего цареубийства, эксплуатируя страшную беду, к управлению государства пришли новые люди, неся рутинное мироощущение, основанное на борьбе с инакомыслием и любым недовольством российскими порядками. Зачем лечить государство, ставить точный диагноз болезни, когда можно действовать проще – сделать обезболивающий укол, то есть загнать хворь внутрь, чтобы она не была на виду.

Правление императора Александра III (1 марта 1881 г. – 20 октября 1894 г.) часто называют самыми спокойными годами в России, а сурового и могучего с виду монарха – царем-миротворцем.

Как хочется верить, что Россия в конце XIX века процветала, цари заботились о счастье своих подданных, министры о просвещении и прокормлении народа, великие князья и прочее дворянство – о духовном и телесном здоровье нации, полиция об охранении чести и безопасности каждого гражданина! Но где в великой и честной русской литературе, изображающей русскую жизнь в 1880-е – 1890-е годы, отыскать эти идеалистические картины?.. Роман Льва Толстого «Воскресение» – протест против равнодушия чиновничьей России к судьбам населяющих ее людей. «Гарденины» Александра Эртеля рисуют безрадостную картину русского захолустья. Очерки Глеба Успенского «Власть земли» и «Живые цифры» – это мучительный стон писателя, наглядевшегося на крестьянскую и фабричную жизнь. Безумием было бы утверждать, что землепашец процветает, сравнив его избу с дворянской усадьбой, его зипун с шубой волостного писаря, его похлебку с обедом гвардейского поручика.