Постель - Януш Вишневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кончил играть. Повернулся.
Ничуть не удивился тому, что я в его комнате. Как будто знал, что я здесь стою. Подошел ко мне так близко, что я увидела у него на лице капельки пота. Был как будто в трансе. Плакал.
— Только моя мать прикасалась к моему шраму, как вы тогда, в трамвае, — сказал он, глядя мне в глаза.
Через две недели он перешел на «ты». А месяц спустя я уже не могла вспомнить свою жизнь «до него». Через полгода я просто шалела, когда он уезжал на гастроли со своим оркестром и его мобильник по нескольку часов был отключен.
28 июня, в субботу, он раздел меня в первый раз. И долго смотрел на меня. А я смотрела на свое отражение в его глазах. Как принцесса в зеркало. Меня тогда нисколько не смущало, что он смотрит на меня как бы через линейки нотного стана…
В ту ночь я не испытала оргазма. Но и без того прекрасно знала, до каких восторгов он может довести меня. Я помнила эти свои восторги так, как помнят свой первый большой детский стыд…
В полночь 30 апреля он стоял, запыхавшийся, у моей двери. Начинался мой день рождения. Он даже не спросил, хочу ли я с ним ехать.
Такси ждало внизу. Он велел водителю остановиться около маленького костела на Мокотове.[3] Скрипка была с ним. Мы вошли через боковой неф в совершенно темный костел. Я испугалась, когда он оставил меня одну на лавке напротив алтаря. Зажег свечи на мраморной плите. Прислонил ноты к одному из подсвечников. Достал скрипку и встал под распятием. Зазвучала музыка. Это было нечто большее, чем прикосновение. Значительно более проникновенное. Я ощущала физическое возбуждение. С каждым тактом все более явственно. Вдруг я почувствовала теплую влагу между бедрами. В темном зале холодного пустого костела. 1 Прежде чем кончил он, я кончила три раза.
Во время процедуры абляции легочной вены катетер с абляционным электродом находится в сердце несколько часов и его движение в кровеносных сосудах, как и в сердце, видно на рентгеновском мониторе. Во избежание тромбозно-эмболических осложнений за несколько дней до процедуры пациенту дают препараты, понижающие свертываемость крови. При направленной на легочную вену абляции в сердце редко ищут другие источники аритмии и коагулируют преимущественно лишь ткань легочной вены.[4] Во время процедуры пациент находится в лежачем положении и все время в сознании. Поскольку есть вероятность предсердно-желудочковой (атриовентрикулярной) блокады, в течение всей процедуры в сердце располагается электрод для временной кардиостимуляции. При нарушении дыхания используются аппараты для подачи кислорода и механической вентиляции легких.
Часто, когда мы лежали рядом, я клала голову ему на грудь. Он нежно гладил мои волосы, а я слушала, как бьется его сердце. Я никогда не замечала никакой аритмии. Когда он засыпал, я часами наблюдала, как он дышит, ровно и спокойно. Иногда его дыхание вдруг учащалось и губы слегка раскрывались. И тогда я хотела быть в его голове. Больше всего именно тогда…
Абляция — высокоэффективная лечебная процедура, но и после нее бывают нарушения ритма. Если фармакологическое лечение не дает результатов, процедура абляции может быть повторена. Исключением является абляция устья легочной вены.
У него было больное сердце.
Он скрывал это ото всех. И от меня тоже. Он стыдился этого так же, как взрослеющие мальчики стыдятся ломающегося голоса или прыщей на лице. Я узнала, что он болен, случайно. Он уехал на несколько дней с оркестром в Ганновер. Незадолго до сочельника.
Нашего первого общего сочельника. Его отец с мачехой и его сводной сестрой уехали на праздники в Швейцарию.
Я купила елку. Мы должны были провести сочельник вдвоем в его квартире и на следующий день поехать к моим родителям в Торунь. Я наводила порядок в его комнате. Собрала с полу написанные его рукой партитуры и хотела убрать в ящик стола. Ящик был забит розовыми распечатками электрокардиограмм. Общим числом 360! Сделанных в больницах большинства польских городов. Но также в Германии, Италии, Чехии, Франции, Испании и США. Кроме того, там были выписки из нескольких больниц, счета за лечение на нескольких языках, два стетоскопа, неиспользованные рецепты, направления в клиники, диагнозы психотерапевтов и психиатров, копии заявлений о его согласии на процедуры восстановления сердечного ритма электрошоком, иглы для акупунктуры, надорванные упаковки с таблетками, распечатки интернет-страниц с текстами об аритмии и тахикардии.
С двенадцати лет у него были приступы мерцательной аритмии.
Только за то время, что мы были знакомы, он прошел через восемь проведенных под общим наркозом процедур кардиоверсии, или восстановления сердечного ритма электрошоком. Последнюю кардиоверсию ему делали в Гейдельберге, за две недели перед тем, как я обнаружила этот забитый распечатками ЭКГ ящик. Его оркестр участвовал там в каком-то фестивале. Двенадцать часов ни он не звонил, ни я не могла дозвониться до него. Потом сказал, что оставил мобильник в отеле. На самом деле все было иначе. В палатах интенсивной терапии пациентам не разрешается пользоваться мобильниками, потому что они мешают работе аппаратуры. Из даты и часа электрокардиограммы следовало, что приступ аритмии случился во время концерта.
В первый момент я хотела позвонить ему и спросить. Прокричать свой панический страх. Я чувствовала себя жестоко обманутой и преданной. Он знал обо мне больше, чем мой отец, который пеленал меня, а между тем какието засранцы-врачи по всей Европе знали о нем больше, чем я! Хорош, ничего не скажешь! Я знаю вкус его спермы, но ничего не знаю о том, что пропускают ему через сердце примерно раз в шесть недель! Он молчал бы. Я кричала бы в трубку, а он бы в это время молчал. И только когда я начала бы плакать, он сказал бы: «Дорогая…
Все не так. Просто я не хотел огорчать тебя. Это пройдет… Вот увидишь».
Я хотела, чтобы ему не казалось, что он успокоил меня своим «это пройдет». Потому и не позвонила. Я решила, что спрошу его только тогда, когда смогу выложить перед ним эту пачку в триста шестьдесят электрокардиограмм.
И сказала себе, что не стану при этом плакать.
После ужина он расставил по всей комнате зажженные свечи, надел свой концертный фрак и играл для меня колядки. Только в детстве на Рождество я чувствовала себя такой беззаботной и счастливой, как с ним в тот вечер.
Ночью он встал с постели и пошел на кухню. Со стаканом воды подошел к письменному столу и выдвинул ящик. Я не спала и зажгла свет как раз в тот момент, как он принял таблетку.
— Расскажешь мне о своем сердце? — спросила я, дотрагиваясь до его шрама.
