Стражи миров - Ильина Наталья Леонидовна

Обратный путь был лёгким. Чара зашагала вдоль городской стены к неприметной тропке, по которой до деревни идти было ближе. Охваченная радостным предвкушением, она ничего не замечала.

— Куда спешишь, чокнутая? — Порция яда в голосе за спиной была так велика, что Чара замерла на месте, вместо того чтобы немедленно броситься бежать. Это был Колдей, бывший ухажёр матери, пьяница и дебошир, которого она однажды огрела по голове тяжёлым валком для белья за то, что распускал руки.

Он дёрнул её сзади за пустую корзину, и Чара попятилась, едва устояв на ногах. Оказавшись лицом к лицу с невысоким, немногим выше её самой, щуплым, но жилистым мужчиной, она медленно повела плечами, сбрасывая лямки корзины, готовая обороняться. В щёлочках мутноватых серых глаз Колдея тлел огонёк мстительной ярости: мало того, что девчонка чуть не искалечила его прошлой осенью сама, так и её верзила-дружок добавил позже, ещё и угрожая при этом… Сцепиться с козопасом в открытую деревенский задира не решился — Тинкин вздорный папашка не спустил бы ему такого с рук, но Колдей поклялся отомстить. Обоим. И сегодня пришла очередь «дрянной недотроги» Чары. Он нехорошо усмехнулся: «Девчонка с ума сходит по Крылатым коням? Отлично. Она их не увидит!»

Колдей двинулся ей навстречу, дыша перегаром, слегка расставив руки. Чара сбросила корзину и, схватив её за обе лямки, размахнулась изо всех сил. Корзина описала широкую дугу, но противник увернулся с хриплым смешком.

«Не надо было уходить с дороги! Срезала, называется!» — проскочило запоздалым раскаянием. На узкой тропинке, петляющей в густом кустарнике многолиста, они были одни. «Он следил за мной», — холодея от страха, сообразила наконец Чара и присела, потянувшись за увесистым булыжником, как раз тогда, когда Колдей ринулся на неё. Он схватил руками воздух, запнулся о девчонку, и они оба, потеряв равновесие, кубарем покатились вниз по тропинке и слетели в замаскированный кустарником овражек. Чару немного предохранила куртка, а затасканная рубаха Колдея оказалась разодранной. В прорехах краснели свежие ссадины.

Он зарычал диким зверем. Из налившихся кровью глаз исчезло всё человеческое. Первоначальная идея запереть девчонку на время праздника, чтобы погоревала вволю, а после, подломив её непонятную гордыню, добиться наконец желаемого, растворилось в приступе безумной ярости. Колдей схватил Чару за горло.

Кашляя и задыхаясь, она отчаянно рванулась. Тщетно. Рискуя сломать себе шею, девочка упёрлась рукой в чужой колкий подбородок и, немыслимо извернувшись, приподнялась. Её пальцы находились в опасной близости от оскаленных зубов и пены, выступившей из вонючего рта. Она закричала, но из сдавленного горла смог вырваться только едва слышный хрип. В глазах уже совсем потемнело, когда под ладонь другой руки попал камень. Неожиданно ясная, спокойная мысль: «Сил не хватит», — проскользнула в угасающем сознании. Тьма подступила вплотную.

Она очнулась от боли. Стояли глубокие сумерки, но ещё можно было разглядеть неподвижное тело, лежащее совсем рядом. Правый висок Колдея провалился от удара острым камнем, на лице его застыла гримаса неподдельного изумления. Причём правая бровь изумлялась больше левой… Он был мёртв. Чара отшатнулась и застонала от ужаса. Горло свело резкой болью, будто насильник всё ещё сжимал его. Но нет, она ясно видела огромные, такие страшные и неумолимые прежде, а теперь безвольные, совсем безопасные руки Колдея. Такие же безопасные, как и он сам сейчас.

Над верхушками кустов показалась Жёлтая луна, и Чара забыла о боли. Она крепко зажмурилась и заставила себя не думать об остывающем теле, оставшемся лежать в овражке. Выбравшись на тропинку, она подхватила корзину и что было сил побежала в деревню. Горло раздирало каждым вдохом пряного ночного воздуха. Быстро темнело. Девочка торопилась как могла, всё ещё на что-то надеясь. Пустая корзина колотила по спине и пояснице, в груди горело огнём, но Чара едва замечала боль. Показалась третья луна и начала приближаться к своим небесным сёстрам, заливая окрестности голубым светом. Далеко внизу, на Лугу, уже собрался весь город.

— Где тебя носило? — гневно поинтересовалась принарядившаяся для праздника мать.

Она аккуратно пересчитала монеты, которые девочка, сипло дыша, ссыпала на стол.

— И что это ты на себя нацепила? — В голосе зазвучало подозрение, но тут на крыльце послышался нетрезвый голос её очередного ухажёра, и гнев сменился на привычное равнодушие: — Пошли, что ли?

У первых ярмарочных палаток Чара улизнула, прокладывая себе путь поближе к ритуальному кругу. Огромный, словно отделённый от собравшихся невидимой стеной, он был пуст. Трава, зелёная при свете дня, сейчас отливала синевой. Лица собравшихся плыли белыми пятнами в лунном свете. Кандидаты, а их было много в эту ночь, выстроились полукругом по дальнему краю свободного пространства. Прямо за их спинами высился помост для господ из замка и высоких гостей, он был заполнен зрителями и окружён охраной. Где-то там напрасно дожидался Тинка.

Чара безнадёжно опоздала… Сердце девочки сдавило от горя и ярости на нелепую, несправедливую случайность. Она вспомнила огонёк безумия в глазах Колдея, снова ощутила его руки на своей шее и судорожно вздохнула. Горло обожгло резкой болью, отчаянные слёзы навернулись на глаза, мешая разглядеть кандидатов.

Голоса толпы, окружившей ритуальный круг, сливались в невнятный монотонный гул, от которого у Чары закружилась голова. Но внезапно всё смолкло. Тишина, прокатившаяся по Лугу почти осязаемой волной, поглотила все звуки. Это вышел вперёд Городской голова с медным колоколом в руке. Он, как и все, смотрел теперь в небо. Луны — маленькая Белая, Жёлтая щербатая и ослепительная Голубая — выстроились над Лугом, и тогда он ударил в колокол. Чистый звук поплыл над замершей толпой, над деревней и городом, над всеми землями Лугового замка. И они появились: десять, одиннадцать… — двенадцать! — крылатых силуэтов на фоне разноцветных лун. Чара замерла, забыв, что нужно дышать. Все за годы накопленные возражения самой себе бесследно исчезли — одно присутствие этих удивительных существ наполнило её жизнь глубоким, загадочным смыслом.

Огромные кони, складывая крылья, опускались в центр Луга. Фыркая, шумно дыша, взрывая копытами траву вместе с дёрном. Деревенские лошадки и даже господские породистые скакуны показались бы неуклюжими стригунками перед этими грациозными великанами. Но на Лугу и близко не было обычных лошадей: Крылатых коней они боялись панически.

Городской голова снова выступил вперёд, сзади к нему подоспели два крепких мужика с объёмными бадьями. Чара знала, что в них зерно и вода — часть ритуала. Крылатые кони есть и пить не станут.

Табун привёл огромный вороной жеребец. Волнистая грива целиком укрывала его мощную шею, а кончик густой чёлки касался носа. Последней приземлилась тоненькая серая кобылка, совсем молодая. Она всхрапывала, бочила, нервно переступая ногами, диковато косили угольками её глаза, да чернели по краям концы сложенных крыльев.

Три луны освещали Луг. Кони разошлись по широкой дуге и остановились напротив кандидатов. Юноши и девушки выходили к ним по одному. Захватив пригоршню зерна из одной бадьи и подчерпнув лодочкой ладони воды из другой, они по очереди подходили к каждому из Крылатых коней. Кто-то оставался, другие возвращались обратно. Никто не знает, как именно делают свой выбор Крылатые кони. Может быть, только Стражи? Но, насколько было известно Чаре по обрывкам рассказов и сплетен, Стражи, сами по себе — загадка, никогда этого не обсуждали.

Сердце девочки неистово колотилось в груди, в ушах шумело. Всем своим существом она была сейчас там, на другом краю ритуального круга, среди кандидатов…

Вороной жеребец покинул площадку, где шла церемония. Он медленно обходил Луг, совсем близко к притихшим людям. Крылатый приблизился достаточно, чтобы девочка поняла, насколько он огромен. Неукротимая сила, пугающая и восхищающая одновременно, сквозила в каждом движении, каждом перекате мышц под блестящей шкурой. Чара изо всех сил проталкивалась в передний ряд, но не успела… Мимо её лица проплыла тень сложенного крыла, в подошвы ударила земля под его удаляющимися шагами. Жеребец завершал свой обход.