Гром и молния - Геннадий Мельников

Я пошел какой-то странной походкой, как марионетка, стуча пятками о пол, как будто бы ноги у меня стали в полтора раза длиннее, и я еще не научился ими передвигать. Пошел в ту сторону, где была дверь и выключатель, но уперся в какой-то… сервант. Значит, я не в спальной, а в зале, и выключатель не у двери, а между книжными полками. Повернул направо и сразу же рассмотрел серое пятно дверного проема. В нем кто-то стоял… «Кто ты?» — тихо спросил я. Протянул руку и… ударился о поверхность зеркала. И снова рычание…

И тут я понял, что нахожусь в чужой квартире: такого большого зеркала и того, кто рычит в темноте, у нас не было. Минуту я стоял на месте, привыкая к новой мысли. Припомнил я аналогичный случай, когда лет десять назад мы с женой встречали Новый год у знакомых и остались у них ночевать — я так же стоял в темноте, соображая, как пройти на кухню попить из крана воды.

Теперь выключатель найти посложнее. Сопровождаемый негромкими рычаниями, на которые я уже перестал обращать внимание, так как понял, что тот, который рычит, боится меня больше, чем я его, стал ощупывать стены. Натолкнулся на стул, кресло, телевизор, еще один стул, свалил на пол что-то со стены, скорее всего — фоторепродукцию, и когда перешел ко второй стене, догадался, что нахожусь в двухкомнатной квартире.

Остальное, как говорится, дело техники: вспомнил планировку и ориентацию комнат — такая квартира у наших соседей — но в комнате не стал искать то, что искал, а, дотрагиваясь до стены, вышел в коридор. Чтобы лишний раз убедиться, что я прав, протянул правую руку в сторону: так и есть — дверь в спальную. Вот и вешалка для одежды, вот и выключатель…

Щелчок — и я зажмурил глаза от света, а когда открыл их, то уставился на свою руку, которой я опирался о стену возле выключателя. Я смотрел на нее и чувствовал, как отвисает моя челюсть, а в голове что-то начало крениться вбок: рука была не моя…

Перевел взгляд с руки на рядом висевшее овальное зеркало и прислонился спиною к противоположной стене узкого коридора… На меня смотрело чужое лицо.

Наконец-то эти три кошмарных дня закончились. Теперь я знаю многое. Я знаю дату своей смерти и даже номер могилы на новом кладбище, а это, я вам скажу, не такой уж и ординарный факт. Я знаю, что у меня теперь другая фамилия, имя и отчество, что я стал на восемь лет моложе, выше ростом, что у меня двухкомнатная квартира на пятом этаже и штамп о разводе двухгодичной давности в паспорте, что я стал хозяином симпатичного щенка, которого необходимо утром и вечером выводить на прогулки, после которых он стоит в коридоре, оглядываясь на меня, пока не закрою дверь и не вымою ему над ванной лапы, но который все же чует, что с его хозяином что-то произошло.

Но многого я не знаю. Я не знаю, каким образом плазма шаровой молнии перенесла мои мысли, мое «я», из одной оболочки в другую. Я не знаю, что стало с мыслями, личностью моего соседа по подъезду, с которым я за десять лет не обменялся и парой фраз, но судя по развороченному телевизору, в котором очевидно взорвалась шаровая молния, мне повезло больше, чем ему. Я не знаю, где и кем он работал, и куда мне идти завтра. Я не знаю, как на все это прореагируют моя жена и дочь, когда узнают…

Но это будет только завтра утром, а до утра еще целая ночь, и мы обязательно за это время что-нибудь придумаем… Не правда ли, Рем?

Наутро у меня уже был разработан план действия, вернее, даже не план, а только первый его пункт — то, с чего я должен был начать, что казалось первоочередным, неотложным. Я не собирался сразу открываться жене и дочери — это было бы неразумно, да и не безопасно, особенно для психики жены. Я даже и близко не представлял себе, как все это произойдет и когда, но твердо был уверен, что на этот шаг я не осмелюсь один, что нужен будет чей-то совет, поддержка.

А на первый этап я наметил, казалось бы, совсем незначительное мероприятие, но если вдуматься, то не такое уж оно и незначительное — вопрос касался моей работы. Не той работы, на которой работал бывший хозяин моего теперешнего тела (для краткости будем называть его: Хозяин моего тела, или просто — Хозяин), а той, на которой работал я сам, в проектной конторе «Агропромтехпроект». Там у меня была (почему была, когда есть?) должность главного инженера проекта — не такая уж рядовая даже для такого большого города, как наш. Я, конечно, менее всего волновался, что лишусь места работы, более того, был уверен, что когда все прояснится с моей личностью, ни у кого даже не возникнет вопроса о моем праве. Мне просто не хотелось, чтобы тот товарищ, которого примут на мое место, имел после неприятности.

Около семи часов вывел щенка на прогулку. Ходил до половины восьмого, не выпуская из поля зрения свой подъезд, откуда должна была выйти на работу моя жена. Но она не вышла, и кухонная дверь на балкон на третьем этаже так и не открылась, как всегда по утрам…

На работу решил идти часам к одиннадцати, когда там закончится планерка, после которой главного инженера конторы можно было застать одного в кабинете.

Закончив прогулку и поднявшись в квартиру, я мелко нарезал кружок колбасы из холодильника, дал щенку, сменил ему воду в чашке и решил хотя бы слегка навести порядок, особенно в зале, где все оставалось на своих местах с того вечера и куда я за эти дни ни разу не заходил.

На журнальном столике, придвинутому к дивану, стояла бутылка водки, из которой успели налить только две стопки, вторая пустая бутылка лежала на полу в стороне: опрокинул, вероятно, ее я, блуждая в темноте. На двух тарелках вперемежку лежали заветренные куски колбасы, вяленая рыба, хлеб. Здесь же стояла пепельница с окурками. Не требовалось обладать особой интуицией, чтобы представить себе, как разворачивались события в этой комнате в прошедший четверг. Не совсем было ясно, почему тот второй, когда увидел, что молния поразила его приятеля, ушел и не вызвал «скорую помощь»? Может быть, он почему-то ушел раньше?..

Убрав мусор в ведро и вылив в раковину из стопок водку, я поставил начатую бутылку в холодильник, пропылесосил палас, и если бы не развороченный телевизор, то комната приобрела бы вполне приличный вид.

Осмотр квартиры ничего определенного не подсказал о личности Хозяина моего тела. Настораживало отсутствие каких-либо книг. В платяном шкафу я нашел стопку выглаженного постельного белья с нашитыми метками прачечной, сменил простыни и наволочку на кровати в спальной комнате (но как оказалось, напрасно: ночевать мне в этой квартире больше не пришлось). А когда застилал постель, испытал какое-то странное чувство: ведь я уже менял простыни три дня назад и вот сейчас — не часто ли? — и не испытываю ли я брезгливости к чужому телу? Но ведь теперь оно мое… Чтобы покончить с этим парадоксом, я принял душ, сменил нательное белье, носки, рубашку. Теперь замена постельного белья была логически обоснована.

Вот теперь пора и на работу. И в этот момент зазвонил телефон. Я машинально снял трубку, поздно спохватившись, что делать это мне совершенно было не нужно, но не нажимать же теперь на рычаг…

— Ты? — раздался в трубке тихий женский голос.

— Да, — подтвердил я, а сам мысленно перестраиваюсь и сосредоточиваюсь.

— Что все это значит? — повышая голос, спросила женщина.

— Что именно?

— Ты еще спрашиваешь, — чувствовалось, что она сдерживает слезы. — Ты еще спрашиваешь!

Я решил, что лучше помалкивать.

— Ты же обещал! Ты же говорил, что больше этого не будет! — женщина разрыдалась.

— Нельзя ли поспокойнее?

Женщина взорвалась:

— Поспокойнее?! Какой же ты подлец! Подлец! Подлец!.. Ненавижу!!.

И бросила трубку. Я стоял, как оплеванный. Да… с этим делом нужно кончать и как можно быстрее.

Около одиннадцати я был на установке. Обычно на работу я ездил троллейбусом кружным путем через центр города, более короткий путь на двадцать первом автобусе в утренние часы был труднодоступен, но сейчас основной наплыв пассажиров сошел, и я свободно поехал по этому основному маршруту Второй продольной магистрали.

Вот и кинотеатр «Родина», рядом наше новое светло-желтое восьмиэтажное здание, стеклянные двери вестибюля, мигающие огоньки лифтов.

Поднимаясь на седьмой этаж и снова сосредотачиваюсь, как при разговоре по телефону. Щелкают контакты, открываются двери кабины, выхожу.

Прямо на меня с доски объявлений глядит мой увеличенный портрет в траурной рамке. Фотокарточку, вероятно, откопали в сейфе местного комитета: на ней я еще совсем молод и очень серьезен (как и подобает покойнику).

Главного инженера нет, директора — тоже. Глянул на часы: скоро перерыв. Зашел в кабинет гипов и главных специалистов, поздоровался с теми, кто был в помещении, с которыми я столько лет сидел рядом. Меня, очевидно, приняли за заказчика, предложили стул — мой стул за моим столом. Я молчал, и меня никто не спрашивал, по какому я вопросу, каждый был занят своим делом. Меня это устраивало.