Улитка - Эльга Мира

– Дорогая, ты едешь со мной, и точка!

Стоит ли срываться навстречу новым приключениям? Безусловно да! Туда, где нет места скуке, туда, где уже изнемогает от ожидания фортуна, где в один прекрасный день портнихи пошьют подвенечное платье…

– О чем задумалась? – рука Сиси легла мне на колено.

Музыка в машине стала громче. Бушующие децибелы быстро вернули к жизни.

– Размышляю, как много понадобится сил, чтобы вытравить универ из памяти, – соврала я.

– Самую малость, поверь! – засмеялась она в ответ.

На самом деле замужество для меня всегда было скорее эстетической картинкой, эффектным кадром из мелодрамы, нежели предметом страстного желания и ближайшей целью. Нет, конечно, мечты раскрашивали будущее в радужные тона, но слишком много еще хотелось натворить до момента судьбоносной встречи – иначе в чем потом смиренно каяться? А если ты еще и тщеславна, хороша собой, грезишь бурными страстями, если обладаешь в придачу запасом времени и сил – пиши-пропало, накуролесить удастся намного больше, чем позволят замолить… Так что семейная жизнь подождет – вперед к авантюрам! Совершать глупости, гулять ночи напролет, притягивать самое чумовое: случайные знакомства, невероятные истории, серьезные неприятности. Не стану скрывать: последних в моей жизни хватило бы на десяток мыльных опер, а всему виной чертова инфантильность, неспособность в нужный момент принять ответственность за свои поступки. Забегая вперед, скажу: потакание прихотям толкнет меня однажды к отношениям, довольно странным для девушки, имеющей совершенно нормальные виды на нормальных парней. Сердце без сожаления пойдет наперекор здравому смыслу, будет обманываться раз за разом, лишь бы подольше остаться рядом с тем, чье призрачное присутствие ощущаю до сих пор. Убежденная, что зудящее стремление окружающих навешивать ярлыки на происходящее исходит только из их скудного житейского аппетита, я пренебрегу моралью и устоями, разорву связи с семьей и друзьями.

Говорят, учатся на собственных ошибках. В отношении меня это правило регулярно давало сбой.

Хотелось бы мне, вернувшись в прошлое, изменить долгий и порой не самый достойный путь взросления с банальными, но не становящимися менее драматичными ошибками? Не уверена. Ведь совершает их человек, по сути, подчиняясь единственной жажде – быть счастливым. К тому же не существует правильного выбора, существует один из возможных. Мне остается лишь, пеняя на саму себя, с холодной четкостью наблюдателя пересказать историю маленькой драмы, приведшей к необратимым последствиям.

ГЛАВА 2

Первые пару лет венской эпопеи мои амбиции подкреплялись довольно серьезным материальным подспорьем с родительской стороны, что позволяло с безрассудным шиком тратить деньги на любые прихоти. Моя натура не отличалась необузданным мотовством, но столица располагала к жизни на широкую ногу. Посему окна шикарной меблиражки, снятой мною сразу по приезду, конечно же, выходили на Ратушу! Теплые тона интерьера, просторная и все же уютная гостиная в стиле бидермейер: стены, украшенные фотографиями и акварелями в красивых деревянных рамах, изящный антикварный стол в центре зала, рояль, камин и клетка с канарейкой – все стремилось к сентиментальной винтажной пышности, но смотрелось по-венски и умиляло до слез.

По утрам, после бурной ночи, я любила, растянувшись в шезлонге на просторном балконе, с наушниками в ушах наблюдать за потоком человеческой реки, проплывающей мимо. Он то расширял свое русло на огромных площадях, то сужался на маленьких улочках. Люди торопились поймать удачу за хвост. Мое же тело праздно млело на солнце от удовольствия. Оно имело все, что только пожелаешь!

А потом, однажды, эта река, обхитрив лихо, подхватила и понесла меня. Перекочевывая из одной квартиры в другую, меняя истории, мужчин, подъезды, этажи, я очутилась в скромной комнатушке с большим семейством по соседству. В двадцатиметровой каменной шкатулке с окнами во двор начался жизненный отсчет без особых средств для существования, но с полной уверенностью, что счастье в чем-то большем. С тех пор пробежало почти десятилетие. Так быстро пробежало! Но, стоит закрыть глаза, снова вижу наш переулок. Вот он, сонный, безмятежный, лишенный привычного пафоса. Пожалуй, такая картина придется по сердцу тем, кто не любит подсматривать за бурлящей жизнью эпохи. Я и сама с неких пор перестала принадлежать к числу алчных обжор, питающихся гулом переполненных проспектов. Тем не менее, по началу, не стану скрывать, оглядывая свое немудренное царство, я кляла гордыню, не позволяющую попросить очередного родительского прощения, а вместе с ним и деньжат для благополучного возвращения в мир достатка.

Конечно, послевкусие красивой жизни держалось на языке у памяти еще долго, но признаться семье в том, что моя философия о поиске личного пути – по-прежнему юношеский максимализм, а слова: «В зависимости всегда много злости, напряжения, вины, невыносимости!» – детский лепет, оказалось намного сложнее.

Сейчас, глядя на пачку белых чистых листов на столе, хочу впервые признаться: невзирая на происки судьбы, потрепавшей меня изрядно, я все же признательна ей хотя бы за то, что в водовороте бессмысленных жестокостей и вероломства всегда присутствовала теплота старых стен. Именно в них благодаря близким людям мне удалось обрести и удержать на время странное чувство, знакомое лишь усталому путнику, когда он, уже укутанный в теплый плед, смотрит на языки огня в пылающем камине.

Иногда по утрам, поднявшись на крышу своего дома, я смотрю в лицо просыпающемуся городу, на прохожих, спешащих по своим делам, на водителей, усердно пытающихся припарковать свое авто в неположенном месте, и вспоминаю фразу, сказанную мне однажды:

«Мир настолько плох, насколько и хорош. Все зависит только от того, как ты воспринимаешь его в тот или иной момент…»

ГЛАВА 3

Его звали Джудит.

Да-да! Джудит! Вы не ослышались, именно так, Джудит. Парень с женским именем – нелепость столь вздорная, что даже засмеяться не грех! Это после долгих лет, проведенных бок о бок, оно приобретет иное звучание, станет столь же привычным, как Виктор, Аркадий, Эрик, Роб, и даже намного роднее. Когда образ оказывается востократ глубже формы – абсурд исчезает. «Сильный человек больше своего изъяна»… Объяснение вроде бы удовлетворительное, да только тогда, при первой встрече, я, еще не осознав это, ошеломленно подумала: «Какая глупая кличка!»

Удивительно, но дикость родительской шутки никоим образом не задевала мужское самолюбие Джудит. Напротив, естественность, с которой мой друг носил глупейшее из имен, создавала вокруг кареглазого красавца особую ауру и лишь дополняла его невероятное обаяние и харизму. Остроумный шутник с искрометным взглядом своей энергией притягивал окружающих с первых же минут, становясь желанным в любой компании. Стоило Джу лишь прищуриться и скривиться шаловливо, собеседник сразу же оказывался во власти его чар, восхищенно думая: «Надо же! Какой потрясный кент!» Однако, несмотря на открытую лучезарную улыбку и компанейскую натуру, симпатяга обладал достаточно скрытным нравом и держался со всеми на еле уловимой, но все же – дистанции.

В нашем кругу, среди когорты персонажей, где каждый мог похвастаться оригинальностью поведения, Джудит, пожалуй, останется навсегда самой загадочной и противоречивой фигурой. О его детстве ничего не знали даже самые близкие друзья. По словам Джу, мать умерла, когда мальчику не исполнилось и тринадцати, об отце вообще разговор не заводился. Где провел он свое отрочество перед тем, как поступить в венскую консерваторию на факультет «Компьютерная музыка и электронные СМИ», чьи родственники жили в Граце, куда отправлялся на выходные наш неотразимый сердцеед, мы толком представления не имели. Джудит не очень-то впускал в глубокие воды своего прошлого, тщательно дозируя информацию о себе.

Правда, однажды, уже живя с ним под одной крышей, я случайно наткнулась в старых коробках на фотографию юноши лет семнадцати, чья совершенно андрогинная внешность шокировала необычной красотой. Длинные черные волосы с отливом обрамляли узкое лицо с нежной, без малейшего изъяна кожей. Безупречный изгиб чуть подкрашенных бровей, ровный нос, чувственный рот, легкая улыбка – уголок верхней губы прячется в еле заметной складочке. Голова изящно наклонена, ресницы томно опущены.

И ни малейших признаков пола – не то девчонка, не то мальчик. Захочешь – не разберешь! Крылось в этой идеальной гармонии что-то от сакральной мечты о Сверхчеловеке. Поверить в ангельскую природу создания казалось проще простого, если бы не пронизывающий насквозь взгляд. Взрослый и вызывающий, он резко контрастировал с хрупкой выразительностью, придавая снимку оттенок странной противоестественности. Когда я сумела, наконец, отвести глаза от фотокарточки, то ощутила, как мой мир вывернулся наизнанку. Просто невозможно описать отчаянную боль в груди и томление завороженного сердца. Так же, как и невозможно было в тот момент разогнать мутный ил, поднявшийся из глубин души!