Дорога оружия (сборник) - Виктор Ночкин

– А, Ржавый! – окликнул Агир. – Ты, эт-самое, совсем не изменился.

Мажуга пожал плечами. Он-то считал, что изменился очень даже сильно. Хотя на внешности это не слишком отразилось – он по-прежнему одевался во все красное и коричневое. Куртка из свиной кожи с вшитыми пластинами панцирного волка, брюки из толстой ткани и покрытые рыжей глиной сапоги, да к тому же красная кепка на рыжей шевелюре – вместе получается такое красное пятно. Мажуга знал, что заметно выделяется в сером городе. Раньше он даже гордился этим и прозвище «Ржавый» ему нравилось. Теперь все иначе.

– Здорово, Агир.

– Надолго к нам?

– Сам пока не знаю. Может, нынче и уеду. Но ты держи за три дня. – Мажуга протянул горсть медяков. – Может, когда буду возвращаться, загляну поболтать, а сейчас пойду.

– Вечно ты так – движешься. То туда, то, эт-самое, сюда. А нет бы посидел, рассказал, какая житуха там, снаружи, что нового слыхать.

– Ну так сам понимаешь, дела. А что новости? Ты их прежде меня узнаёшь, ты ж у дороги сидишь, все новости к тебе сами сходятся.

– Это верно. Ну тогда заглядывай, как обратно соберешься. Не ты мне, так я тебе, эт-самое, новости расскажу. Когда еще с правильным человеком, эт-самое, посидеть случиться?.. Эй, ты, урод! Куда прешь?! Туды, туды свертай со своей тарахтелкой! – Агир углядел непорядок на стоянке и бросился распоряжаться, кинув напоследок через плечо: – Ты зайди, эт-самое, зайди, Ржавый, до меня непременно! Посидим как следует, я ради такого случая все дела к некрозу пошлю!.. Эй, олух, а ну стой! Тормози, эт-самое, тормози, чтоб тебя! Куда поперся?!

Мажуга кивнул в спину Агиру и побрел к спуску. На самом деле Харьков начинался не у заставы и даже не в проеме задымленного тоннеля. Он начинался ниже. От парковки Агира в город уводил десяток проходов – и широкие, мощенные бетонными плитами аппарели, и пологие лестницы, и просто дыры в стенах, за которыми в полумраке угадывались уходящие вниз тропинки. Одну из таких тропинок Мажуга и выбрал. Под сапогами хрустел утоптанный щебень, где-то неподалеку мерно гудел вентилятор, над головой глухо гремели пушечные выстрелы – на поверхности, может, как раз над парковкой, пушкари испытывали новую продукцию. Своды едва заметно подрагивали.

Темным коридором Игнаш вышел на широкую улицу, с обеих сторон заставленную лотками и прилавками. По улице в обе стороны медленно тащился людской поток. Вот это и есть настоящий Харьков, торговый город, город, поставляющий Пустоши оружие, а заодно сотни всевозможных безделушек, которые выпускают мелкие мастерские при цехах. Этажи громоздились друг на друга, уходили к сводам, под ними клубилась вездесущая серая пыль. Пыль собиралась длинными извилистыми лентами и плыла под фонарями – в конце улицы работал вентилятор. Эркеры и зарешеченные балконы выдавались над первыми этажами, кое-где сходились совсем близко, едва не смыкались над головой. Каждый клочок пространства в этом подземном мирке являлся ценностью, всякому местечку находилось применение.

И люди, и стены, и выставленные на прилавках товары – все здесь было серым, словно прокопченным. В окнах, на карнизах и над лавчонками горели разнообразные фонари, свет просеивался сквозь пропитавшую воздух копоть и тоже становился серым… В потоке прохожих мелькали дети и подростки в лохмотьях, угрюмые, сосредоточенные, похожие на уменьшенные копии взрослых. Наверняка какая-то банда, до которой почему-то еще не добрались призренцы. Движение мелкоты подчинялось странному порядку, будто крошечные фигурки были частями головоломки. Мажуга сдержал шаг, заинтересовавшись перемещениями мальцов – вокруг чего это они круги выписывают?

Его внимание привлекла сценка у лотка, где толстая тетка, укутанная в платок, продавала слизневые грибы. Мужчина, который остановился купить миску грибов, изо всех сил корчил из себя тертого малого, но манеры выдавали в нем приезжего. Мажуга видел это отчетливо. И жесты, и речь – все в покупателе было не харьковским, местные ведут себя совсем иначе и разговаривают по-другому.

К лотку подкрался один из маленьких оборванцев. Тетка в платке, увлеченная разговором с приезжим, не заметила, как грязная ручонка подцепила куль с грибами, лежавший у самого края прилавка, но воришку застукал покупатель.

– Эй, гляди! – заорал он, тыча пальцем в пацаненка. – Гляди, украл!

Толстая продавщица завозилась среди корзин и коробок, пытаясь развернуться. Тем временем малец ухватил куль, сунул подмышку и уже наладился бежать. Покупатель прыгнул наперерез, цапнул воришку за плечо, тот рванулся, выронил добычу и помчался прочь, оставив клок ветхой дерюги в руках мужчины. Толстая торговка подобрала куль и стала громко ругать нахальных мальцов:

– Распоясались, паразиты! Мутафагово отродье! Призренцев на вас нет, крысята!

Мажуга уже миновал лоток с грибами и, чтобы не стоять столбом без причины, начал перебирать товары на соседнем прилавке. Там седоусый дядька предлагал железные изделия – от ножей до витых из стальной проволоки тросов. Увидев, что Мажуга заинтересовался, он подошел поближе и остановился напротив. Не стал нахваливать товар, соваться с объяснениями, но и держался наготове, ежели что прохожему приглянется. Солидное поведение седоусого Мажуге понравилось, да и товар был неплохой. Если бы не идти сейчас к Самохе, купил бы кое-чего для хозяйства. Тем временем толстуха уговаривала приезжего, который уберег ее от покражи, чтобы купил кулек грибов – обещала за услугу вполцены уступить. Мужчина, слушая ее похвалы, самодовольно заулыбался и принялся ворчать, что, дескать, не тот нынче народ в Харькове, что прежде.

– Разве теперь воровать умеют? Никак не умеют! Раньше-то разве можно было воришку вот этак запросто за шиворот ухватить? Ни в жисть! Вот в нашенское время-то! В нашенское – разве такой вор был? И верткий раньше был, и прыткий… А нука вон тот куль покажь, хозяйка. Не-не, вон энтот, споднизу! Да не, споднизу, говорю!

Тетка никак не могла уразуметь, о каком свертке толкует покупатель, и пока тот, перегнувшись через прилавок, тыкал пальцем, к нему пристроилась девчонка – такая же оборванка, как и давешний грабитель, но постарше. Игнаш едва сдержал ухмылку, когда узкая грязная ладонь скользнула в карман покупателя и тут же показалась обратно – уже с кошелем. Мошна приезжего была полнехонька, но девчонка сработала ловко, ни единая монетка не звякнула. Воровка сунула добычу под лохмотья и скользнула в толпу. Мажуга проследил взглядом за черной, неровно обстриженной головой, мелькающей среди спин и плеч все дальше, потом обернулся к седоусому продавцу:

– Хороший товар. Мне теперь не с руки, по делам иду, но как обратно соберусь – непременно зайду, куплю кой-чего.

Торговец степенно кивнул и разгладил белые усы. Мажуга тоже кивнул в ответ и пошел к центру. Он направлялся к пушкарской управе. Когда он удалился шагов на двадцать, позади заорал обокраденный приезжий – обнаружил пропажу, значит. Теперь Мажуга позволил себе улыбнуться. Зря мужик бранил харьковское ворье, местные мало что хватку не утратили, но еще и придумали, как ловко, в два приема работать. Сперва внимание отвлекли жалким кульком слизневиков, а потом кошель увели у простофили, да еще тетка торговка с ними в сговоре – отвела мужику глаза. Мажуга вспомнил старые времена – вот на таких, как этот приезжий, они с напарником и зарабатывали. Сейчас кошель вернуть было – что? Да плевое дело, вот что. Но теперь Мажуга не сыскарь, хватит с него этой мороки. Вот разве по заказу Самохи что-то провернуть придется, но тут уж дело такое, Мажуге сейчас помощь правления цеха пушкарей очень нужна.

Ближе к цеховой управе ветерок стал заметней, потому что отверстия воздуховода находились в здании. Этих мест Мажуга вовсе не узнавал, здесь всё перестроили совсем недавно – уже после того как он покинул Харьков. Новая управа перегораживала проход, занимая всю ширину подземной галереи, вдоль которой вытянулась улица. Стены и перекрытия еще не вполне пропитались вездесущей копотью и имели более светлый оттенок, чем многоэтажные ячеистые сооружения по сторонам улицы. У входа, под скрещенными пушками, выбитыми на камне, скучали охранники в черных кожаных жилетах, перетянутых скрипящими ремнями. На ремнях – кобуры, из них торчат рукояти пистолетов, все свеженькое, блестящее. И парни молодые – эти, конечно, Мажугу в лицо не могли знать, его время миновало прежде, чем они вошли в возраст. Слегка влажный ветерок дул из открытых окон, Мажуга ощущал, как поток из воздуховодов обдувает кожу лица и даже различал сквозь шум улицы, как рокочет вентилятор внутри управы.

– Кто таков? По какому делу?

– Игнаш Мажуга, к Самохе.

Парни переглянулись. Мажуга слышал, как скрипят их ремни, а чудилось – это мозги пушкарей скрипят, переваривая сказанные им слова. Потом один вроде припомнил:

– Мажуга… это я слыхал… Точно, Самоха ждет когось… Погоди-ка, я схожу старшого спрошу.