Хребтовые ныряльщики - Рэй Олдридж

Я очень устал, возможно в этом и состояла трудность. Я решил больше не растрачивать ни одного из чудес Хребта в этот день.

«Это хорошее место для стоянки?» — спросил я главного носильщика, который называл себя Тиг.

«Нет, пришелец», — сказал Тиг, не поворачивая головы. «Кожекрылые охотятся на этих высотах после наступления темноты. Мы должны спуститься в Долину Осколков или эти твари унесут в свои гнёзда… тент, глупые механизмы, мягкого белого человека и всё остальное. В Долине есть убежище и горячий источник для комфорта твоих старых костей». Он говорил, не поворачивая голову, и я снова заподозрил, что агентство подсунуло мне мехов вместо людей. Было что-то в их дерзости, тщательно отмеренной… достаточно неприятной, чтобы заставить меня думать, что я уж точно среди варваров, но недостаточно злобной, чтобы глубоко оскорбить меня. Мои исторические источники описывали настоящих северных Хребтовиков как мастеров ругательства — изобретательных, усердных и злобных. Но, возможно, именно эти Хребтовики просто приспособились к туристическому ремеслу и закидывали удочку на чаевые. Или, может быть, мой ускоренно-выученный свободный Хребтианский язык, был недостаточно совершенен, так что я был не способен оценить глубину презрения Тига.

Я вздохнул и предпринял ещё одну попытку отложить в сторону мои опасения. Здесь было прекрасное место для того, чтобы сделать запись вступительного рассказа. «Ещё раз», — сказал я.

… пока мой взгляд охватывает панораму дикого скалистого ландшафта и двух океанов, пока моё сердце наполняется красотой этой сцены с ожиданиями чудес, которые я увижу во время своего путешествия по Хребту, звучный мысле-поток поясняет сцену: «Хребет — это высокая узкая цепь гор, сформировавшихся во время катаклизмического разрыва основной планетарной коры. Извергающаяся магма подняла фантастическое разнообразие древних скал на вершину Хребта, так что здесь можно обнаружить любую форму рельефа, которую только можно вообразить. Хребет, хотя во многих местах и менее километра в ширину, полностью разделяет два океана, изгибаясь на юг на 4500 километров. Его южная конечная точка — это ледяная пустыня полярной шапки, его северная конечная точка — это маленький, заросший джунглями, континент Череп и город с таким же названием. Но главное чудо Хребта — это не необычная геология. Более удивительными являются несколько культур, которые возникли на Хребте, изолированном отсутствием дорог, дороговизной воздушных перевозок и невозможностью использования океанского транспорта».

И здесь, я осознал, было бы превосходное место для наблюдения морского чудовища, поэтому я сделал себе пометку… а затем предпринял искреннюю попытку почувствовать всё то, что я должен чувствовать.

Тиг и его приятели мехи умело разбили лагерь. У меня не получалось думать о них как о людях, несмотря на мои самые лучшие усилия поверить в них.

Тёплый источник находился в гроте, инкрустированном белыми вставками минерала, очень приятными. Тиг подвесил к потолку несколько маленьких масляных ламп, так что грот светился мягким жёлтым светом, отражённым и умноженным кристаллическим цветением.

Когда я осторожно влез в источник, который действительно, как я и ожидал, успокоил мои боли, заговорил Тиг. «Впитывай в содержимое своего сердца, пришелец. Мы едим в темноте, но избавим тебя от скрежета наших тарелок».

Я вежливо кивнул. Это, казалось, вывело Тига из себя, или это я мог так подумать, приняв его за человека. «Наслаждайся своим барахтаньем», — огрызнулся он. «Однажды этот источник был посвящен Богине Отмельных Моллюсков и никто не ступал по его святому дну. А сейчас мягкотелые пришельцы резвятся в его чистых водах, счастливые как возбужденные самцы иглобрюха». Он ушёл прочь.

Утром мы снова двинулись в путь. Мы разбивали лагерь ещё четыре раза, прежде чем достигли посёлка Хребтовых ныряльщиков. По пути мы не встретили ни одного путешественника; агентства в Черепе организовывали всё так, чтобы сохранить иллюзию того, что Хребет был незаселённым местом — переходы пеших групп были тщательно спланированы, чтобы избежать совпадений, а всё обратное движение осуществлялось на флайерах. Это было мне на руку. Волшебство путешествия среди чудес снова снизошло на меня, возможно не так сильно, как в прошлом, но достаточно, чтобы я смог начать свою работу всерьёз.

Этот посёлок, у которого не было названия, располагался на открытом участке разбитой скалы, в нескольких сотнях метров над Штормоприносящем Морем. Мои носильщики остановились на вершине тропы, которая спускалась в посёлок, мои записывающие огоньки помигивали.

Дома коркой покрывали утёсы как морские уточки — белые неуклюжести кирпичной кладки с каменными крышами. Никто не двигался на узких аллеях и лестницах, которые разделяли дома — ныряльщики преимущественно ночные люди. Кроме того, многое из жизни посёлка происходило в пещерах внизу.

Я ощутил большую волну предчувствия, комплекс эмоций, который даже мои самые жестокие критики признали бы, что я почувствовал хорошо. Конечно же, большим компонентом было любопытство. Я желал узнать о народе этого посёлка — какие у них специальные характерные черты… их мечты, их страхи, их ожидания? Каким я им покажусь? На что будет похожа местная еда — буду я её есть с удовольствием или по необходимости? Встречу ли я особенного человека, кого-то, с кем смогу создать узы настоящей дружбы, глазами которого смогу, в некоторой степени, увидеть посёлок так, как его видят его обитатели. Найду ли я любовницу во время моего пребывания? Подобные счастливые обстоятельства добавят ценности моему путешествообзору — мои фэны, как и все во вселенной, интересуются сексуальными обычаями далеко живущих людей.

Однако я отказываюсь от посещения борделей в поисках пользующихся спросом воспоминаний — я верю, что мои фэны ценят эту небольшую честность — и, кроме того, сексуальность, которая возникает из дружбы, почти всегда более интересна, чем та, которая происходит из коммерции. Сейчас любовь… это совершенно иная материя; она лежит вне области моей специализации; я с ней не знаком. Я не решился бы попробовать её даже в качестве эксперимента.

В целом я ожидал приключение не слишком опасной или напряжённой природы. Я надеялся на некоторую степень таинственности, которую обещали необычные условия жителей посёлка. Наконец, я чувствовал ту небольшую степень страха, которую любой настоящий путешественник проносит с остальным своим багажом. Я путешествовал в незнакомой земле, где было легко поверить в то, что всё может случиться, и, конечно, смерть была почти домашним промыслом в этом посёлке.