Сампо-Лопаренок - Сакариас Топелиус

И тут услыхал, что неподалеку от него скребется копытцами в снегу его маленький олененок.

«А что, если мне немного покататься?» — подумал Сампо.

Сказано — сделано! Сампо привычно запряг олененка в пулку и вихрем вылетел на бескрайнее снежное поле.

«Прокачусь-ка малость в сторону Растекайса, — решил он, — ну самую малость». И понесся вперед по льду замерзшей реки Тана, а потом поднялся наверх, на другой берег. И тогда Сампо очутился уже в пределах королевства Норвегия, поскольку река Тана — это граница между Финляндией и Норвегией. Но этого Сампо не понимал.

— Ты, что читаешь эту сказку о Сампо-Лопаренке, пел ли ты когда-нибудь: «Беги, мой славный олень»? Знакома ли тебе эта великолепная песня, сочиненная дражайшим, добрейшим епископом Франсеном[3], любимцем всей Финляндии? И видел ли ты титульный лист четвертой части его прекрасных песен? Там изображен мальчик, едущий по снегу со своим оленем, — это как раз Сампо-Лопаренок и есть. Именно так он и сидел, напевая самому себе:

День все темней, все короче,А дорога длинней, чем ночь.Уйдем же отсюда прочь —С песней навстречу ночи.Здесь радости нас не ждут —Здесь только волки живут.

И Сампо увидел вдруг, как в темноте, словно серые псы, бегут вокруг саней волки, принюхиваясь к оленю, но не обратил на них внимания. Он, верно, знал, что ни одному волку не даны такие быстрые ноги, как ему.

Ух, ну и летела же вперед пулка! В ушах свистело, но Сампо-Лопаренок, ни на что не обращая внимания, все летел и летел вперед.

Да так, что только снег скрипел под копытцами олененка. Месяц на небе плыл с ним наперегонки, а высокие скалы, казалось, бежали назад.

До чего весело было мчаться вперед!

Но тут случилось так, что пулка внезапно перевернулась. Олененок же ничего не заметил, он решил, как видно, что Сампо по-прежнему сидит в пулке, и продолжал свой путь — все бежал и бежал вперед. А Сампо, словно крыса, остался лежать в снегу темной ночью посреди бескрайней дикой вересковой пустоши, где на много-много миль вокруг не найдешь ни единого человеческого жилья.

Не мудрено, что Сампо вначале был немного ошарашен. Он выбрался из снежного сугроба без малейшей царапины — он ничуть не пострадал, да что толку?! Насколько хватало глаз, при слабом свете месяца он видел кругом лишь сугробы, заснеженные поля да высокие горы. Однако же одна гора возвышалась надо всеми остальными, и Сампо понял, что он возле самой горы Растекайс.

Внезапно ему вспомнилось, что здесь живет свирепый Король гор! Это он съедает за один присест оленя и глотает, словно комаров, маленьких мальчишек! Тут Сампо испугался. Ах, до чего же захотелось ему снова очутиться дома, у отца с матерью, в их теплом чуме! Но как попасть туда? И не случится ли вдруг так, что не успеет он опомниться, как Горный король найдет его в сугробе и проглотит вместе с меховыми штанами и рукавичками, как любого беднягу-комара?

Да, вот так и сидел теперь Сампо-Лопаренок один-одинешенек в снегу и во мраке. А видя пред собой высокую черную тень горы Растекайс, где жил Горный король, он чувствовал себя так ужасно! Не помогало даже то, что он плакал в сугробе: ведь все его слезы мгновенно замерзали, превращаясь в льдинки, и скатывались, как горошинки, вниз на шерстинки его маленькой оленьей парки. Поэтому Сампо решил, что плакать бесполезно, и вылез из сугроба, чтобы побегать и согреться.

«Если я останусь здесь, то замерзну до смерти, сказал он самому себе. - Уж лучше пойти к Горному королю. А коли он меня съест, ну так съест! Пускай! Но я все-таки скажу ему: пусть лучше ест здешних волков. Из них жаркое — жирнее, да и меньше возни с одежкой!»

Сампо начал карабкаться вверх на высокую гору. Но не успел он немного подняться ввысь, как услыхал: кто-то топочет лапами по снегу, и в тот же миг рядом с ним очутился большой косматый волк. Маленькое сердечко лопаренка екнуло, но он решил, будто ни капельки не боится.

— Нечего перебегать мне дорогу! — закричал он волку. — У меня дело к Горному королю, и береги свою шкуру, Серый, если подойдешь ко мне слишком близко!

— Ну-ну, поспешай, не торопясь, — успокоил его волк (ведь на горе Растекайс все животные умеют говорить). — Кто же ты, малыш, что ковыляешь по снегу?

— Меня зовут Сампо-Лопаренок. А ты кто?

— Я верховный волк его Величества Горного короля, его приближенный, — ответил зверь, — и я бегаю в горах, сзывая подвластный ему народец на великий праздник Солнца. А раз тебе со мной по пути, можешь сесть ко мне на спину — и въедешь на гору верхом.

Сампо, не долго думая, взобрался на мохнатую волчью спину, и волк помчался галопом, перепрыгивая через расселины и пропасти.

— А что такое праздник Солнца? — спросил Сампо.

— Неужто ты не знаешь? — в свою очередь спросил волк. — После того как всю долгую зимнюю пору в Лапландии бывает темно, Солнце впервые всходит на небе, и мы празднуем день торжества Солнца. Тогда все животные, все тролли и прочая нечисть со всего севера собираются на Растекайсе, и никто из них не смеет наносить вред другому. Твое счастье, Сампо-Лопаренок, что ты попался мне на глаза в такой день, не то я бы тебя давным-давно съел.

— А для Горного короля этот закон тоже писан? — спросил Сампо.

— Само собой, — ответил волк. — Целый час до восхода Солнца и час после его захода даже сам Горный король не посмеет тронуть и волосок у тебя на голове. Но когда это время истечет, берегись! Если ты еще задержишься в горах, то сто тысяч волков и тысяча медведей ринутся на тебя, а Горный король схватит того, кто первым попадется ему под руку. И тут-то Сампо-Лопаренку конец!

— А когда грянет опасность, ты не поможешь мне выбраться с Растекайса? Будь добр, помоги, с бьющимся сердцем попросил Сампо.

Волк как расхохочется! (Потому что на горе Растекайс волки умеют не только говорить, но и хохотать.)

— И не мечтай об этом, милый Сампо! — заявил он. — Наоборот, я буду первым, кто схватит тебя! Ты — мальчишка пухленький да ладный, на оленьем молоке да на оленьем сыре вскормленный. Ну и вкусный же завтрак ожидает меня на рассвете!

Сампо подумал, не лучше ли тут же спрыгнуть с волчьей спины! Но было слишком поздно. Они уже взобрались на вершину горы, и диковинное зрелище представилось их глазам. На троне из высоких до небес скал сидел великий Горный король в шапке из белой снежной тучи.

Глаза его были словно две полные луны, если бы они взошли над лесом, нос, как горная вершина, рот, словно горная расселина, борода, как кисточка из длинных ледяных сосулек, а руки толстые, как горная сосна, кисти, словно еловые ветви, ноги и ступни, как меловые утесы зимой, а белая широкая шуба, словно снежная гора. Но если ты спросишь, как Сампо посреди ночи разглядел Горного короля и его народец, знай, что кругом блестел и сверкал снег, а на небе полыхало ярчайшее Северное сияние.

Вокруг Горного короля сидели миллионы горных троллей и серых старичков-домовичков, таких маленьких, что когда они семенили по заснеженному ледяному насту, следы их ножек были ничуть не больше беличьих. Они собрались здесь с самых дальних концов света, с Новой Земли и Шпицбергена, из Гренландии и Исландии, даже с самого Северного полюса, чтобы поклониться Солнцу. Но сделали это только из страха. Вообще-то тролли терпеть не могут Солнце и желали бы, чтоб оно, однажды опустившись за пустынными горами, вовсе никогда не всходило. Чуть подальше длинными плотными рядами стояли все крупные и мелкие животные Лапландии, начиная от медведей, волков и росомахи вплоть до кротких оленей, маленькой крысы и шустрой оленьей блохи. Но комары так сюда и не попали. Они попросту замерзли.

Все это с величайшим удивлением наблюдал Сампо-Лопаренок. Он незаметно слез с волчьей спины и спрятался за огромным валуном, желая посмотреть, что будет дальше. Горный король поднял свою громадную голову, так что снег вихрем закружился вокруг него, а Северное сияние, словно ореол, засветилось над его лбом, и захлопал в ледяные ладоши с такой силой, что эхо, будто гром, отозвалось в горах. Тролли завопили от радости, а стоявшие вокруг животные закричали от страха. Это позабавило Горного короля, и он громко на всю вересковую пустошь возвестил:

— Да будет так! Да будет так! Вечная зима и вечная ночь! Вот это мне по нраву!

— Да-да, да будет так! — во всю глотку заорали тролли, так как ночь и зима были им куда больше по нраву, нежели лето и солнечный свет. Все хищные звери думали точно так же, как тролли, однако олени ничуть не возражали бы против лета, если б только не вспоминали лапландских комаров. Только маленькая оленья блоха безоговорочно жаждала лета, и поэтому запищала как можно громче:

— Ваше Величество, господин король, ведь мы явились сюда, чтобы дождаться Солнца!