Мой брат, убивший меня. Прощай реальность! - Родион Кормановский

Отработанным движением снимаю ствол с предохранителя и готовлюсь пустить его в дело.

Ага, вот и они!

Трое чуваков в черных костюмах с одинаково короткой стрижкой появляются из-за угла. В руках у них пушки.

Привет, ребятишки, а я вас ждал, вот ведь сюрприз!

Я издаю легкий свист и одновременно приседаю, вытягивая руку со стволом перед собой. И, как только первая пуля дробит штукатурку над моей головой, начинаю стрелять.

Зачем я это делаю, зачем жду?

Надо же мне убедиться, что они пришли за мной, всех подряд я не убиваю.

Пуля за пулей, все в яблочко. Мои враги лежат штабелями. Раньше я не умел стрелять, этому пришлось научиться отдельно, в целях повышения уровня самообороны.

Врагов я не добиваю. Если они остались живы, значит, им повезло, и пусть подумают, стоит ли приходить за мной еще раз! И даже если они в бронниках, то в себя придут не сразу. А это дает мне фору.

Однако пора отсюда уходить, выстрелы наделали шуму во дворе, значит, скоро здесь будут те, с кем мне тоже встречаться не хочется.

Уже через минуту я покидаю двор с другой стороны, а через пять – поднимаю сто грамм за свое здоровье в том самом баре, в который и направлялся.

Ко мне подсаживается Барби, местная проститутка, миловидная блондиночка лет двадцати пяти и ласково улыбается.

– Нет клиентов? – я ей подмигиваю.

Она молча мотает головой, отчего ее волосы взлетают, и я ловлю себя на мысли, что, если бы она была не на панели, то, возможно, мы бы могли…

Впрочем, эту мысль тут же сменяет другая. Я вспоминаю о своих врагах. Нет, мне нельзя ни с кем себя связывать!

Но мне не мешает расслабиться, тем более что я, вроде как, только с поля боя.

А что лучше всего расслабляет, как не водка и секс?

Поэтому я делаю ей неприличное предложение. Но для нее это предложение – вполне пристойное и, к тому же, стоящее. И она в восторге, тем более что занять себя ей больше нечем.

– Пошли, котик, – мурлычет она, и мы отправляемся в ее квартирку.

Да-да, именно в ее квартирку, потому что в свою я уже больше не вернусь – наступает новый этап моей жизни.

Мы проводим этот час, занимаясь тем, что уже мной оплачено. Но, как говорят, всему приходит конец.

Час кончился.

– Мне было очень хорошо, котик, – мурлычет Барби, – не продлишь, дорогой?

– Пожалуй, нет, куколка, – отвечаю я, к которому, вместе с опустошением, пришло умиротворение, – у меня еще есть одно дельце на сегодня.

– Жаль, – вздохнув, Барби поднимается и шлепает в душ.

Я же, разглядывая ее задний фасад, задумчиво зеваю.

Надо еще найти сегодня новую квартиру. С этой вялой мыслью, я прикрываю глаза и отрубаюсь…

Кто-то трясет меня за плечо.

Я открываю один глаз, ожидая увидеть Барби, но передо мной стоит пожилой невысокий мужичок, кажущийся мне смутно знакомым.

В голове включается сирена, и я сую руку под подушку, где всегда у меня лежит ствол.

– Ты это ищешь, Макс? – интересуется мужичок, подмигивает мне, и показывает пистолет, который небрежно держит в руке, как человек знающий.

И, что самое странное, его голос мне тоже кажется знакомым.

– Что же ты медлишь? – спокойно спрашиваю я, а у самого в голове вертится дурацкая мысль, что-то наподобие:

«Он кончил, а потом его кончили!»

– Я не они, Макс, – отвечает он и сует пистолет в карман, – только не надо вскакивать, реакция за тридцать лет у меня выработалась лучше, чем у тебя за десять.

– Ты знаешь?! – сказать, что я удивлен – это ничего не сказать!

– Да, Макс.

– Что тебе нужно?

– Вопрос неправильный. Это я тебе нужен.

– Почему?

– Потому что я знаю ответы!

– Да? – я просто в шоке, – тогда откуда тебе известно мое имя?

– Потому что я – это ты! – он смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, почему его внешность и голос кажутся мне знакомыми.

Да, я всю жизнь наблюдал свое, хотя и не постаревшее, отражение в зеркале и слышал свой собственный голос! Да! Но этого не может быть!

– Я в своем уме? – зачем-то спрашиваю я у него (или у себя).

– Да, – отвечает он, – одевайся. Нам надо идти. Отпустишь девочку, и я тебе все расскажу.

Мы исчезаем из квартиры Барби так же, как и появился он, то есть незаметно. Быстрым шагом минуем два квартала. Он молчит. Я тоже.

И вот перед нами двор, который мне тоже кажется смутно знакомым.

– Знаешь, – говорит он, направляясь к крайнему подъезду ближайшего дома, – в прошлый раз ты меня убил. А сейчас я вовремя изъял у тебя ствол, значит, у нас есть шанс.

– Я тебя убил? – ошарашенно спрашиваю я.

– Вернее сказать, я, тот на месте которого сейчас ты, убил того себя, который пришел из будущего.

– Ага! – нервно хмыкаю я, – час от часу все интереснее!

Он дергает за ручку неприметную дверь, рядом со входом в подъезд, и мы оказываемся в дворницкой.

– Да! – вдруг восклицаю я, – вспомнил!

– Да, дорогой Макс, это та самая хибара, – кивает он и усаживается на табуретку.

В этой самой каморке я жил десять лет назад, когда приехал в Москву и подметал дворы.

– Ты и это знаешь, – я уселся на топчан, на котором когда-то спал.

– Я знаю о тебе все.

– Тогда рассказывай, если хочешь, чтобы я тебе поверил! – требую я.

Он глядит на часы и произносит:

– У нас всего два часа, потом придут они.

– Может тогда уйти в другое место? – интересуюсь я.

– Тогда они придут туда же. Неизменно только время, пока не убрать первопричину, – задумчиво говорит он и приглаживает свои редеющие волосы, – я тебе расскажу основное…

Он целый час рассказывал мне такие подробности из моей жизни, которых не мог знать никто, даже любой близкий мне человек, каковых, естественно, у меня не было последние десять лет. Даже сыщик, следивший за мной двадцать лет, не мог бы знать этого!

– О’кей, будем считать, что я поверил тебе, – я тяжело вздыхаю, – тогда когда это кончится, когда они исчезнут?

– А вот это зависит только от тебя. Я знаю, какими будут ближайшие двадцать лет твоей жизни, если ты их не изменишь, – он пристально смотрит мне в глаза.

– Какими? – все, происшедшее со мной за вечер, оглушило меня, и я говорю, завороженный его (то есть своим) взглядом на себя, будто пронзившим время.

– Такими же, как и сейчас. Ни друзей, ни семьи, ни привязанностей, ни дома, и постоянное бегство от них, – он говорит, и каждое его слово молотком ударяет мне по мозгам.

Конец ознакомительного фрагмента.