И прости нам грехи наши - Александр Войнов

– Уезжаю от вас. Благословите на дорогу, пан отче, – обратился к нему Стеф.

– Ежай с Господом, – перекрестил реставратора святой отец, – но не забывай – нельзя служить и Богу и мамоне. Роскошные одежды твои будут изъедены молью, а золото и серебро изоржавеет и ржавчина их будет свидетельствовать против тебя, и съест твою плоть, как огонь...

– Доверь дела твои Господу и все предприятия твои свершаться. Верую в Бога отца, Господа нашего Иисуса Христа и Святого духа, – перебил святого отца художник и перекрестился.

– Раздувальный мех обгорел, свинец истлел от огня, плавильщик плавил напрасно, – чуть слышно прошептал священник. – Злые не отделились. Отверженным серебром назовут их, ибо Господь отверг их.

Когда путешественники вышли из церкви, Левша, придержав Стефана за рукав, и, глядя ему в глаза, недоверчиво произнес:

– Поляки, следуя католической вере, крестятся с лева на право. А, ты крестился с права налево.Как православный. Что- то не сходится.

– Господь один для всех нас, кто в него верит, – ответил художник, – и не важно, как креститься. Но, ты подметил правильно. Я ведь по матери украинец.

Во дворе дома, где Стеф снимал комнату, вдоль кирпичного забора густо росли розовые кусты, и Левше вдруг показалось, что он спутал времена года. Последний куст, прижатый сородичами к забору, несмотря на начало декабря и выпавший первый снег, пламенел бутонами едва распустившихся алых роз.

«Большое чувство способно творить чудеса, – подумал Левша,– я, кажется, начинаю верить во всепобеждающую силу любви Стефана, от которой, вопреки законам природы, круглый год цветут розы».

Когда они подошли ближе, все оказалось не так романтично. Последний куст, с непостижимой достоверностью, был нарисован на тщательно отштукатуренной части забора.

– Всё стало на свои места.Чудес не бывает, – с сожалением вздохнул Левша, – и, как обычно, торжествует земное притяжение.

Но, всматриваясь внимательнее в необычное произведение, он на какую-то долю мгновения потерял нить, связывающую его с реальностью и, ощутил головокружение и режущую боль в глазах. Краски начали смешиваться, растворяться, таять и исчезать, уступая место яркому сиянию. Только один красный цветок на правой стороне куста оставался нетронутым и Левша, по необъяснимой причине, не мог оторвать от него взгляд.

– Не задерживайся. Жду тебя в мастерской, – услышал он, звучащий как будто из другого измерения, голос Стефа.

Левша в последний раз прощальным взглядом окинул так поразивший его настенный рисунок, стараясь сохранить в памяти каждую деталь.

Во флигеле, который Стеф арендовал под мастерскую, царил Его Величество беспорядок, который иногда, в счастливую минуту, успешно сочетаясь с творческой идеей, являл на свет Божий нечто непостижимое.

Крохотная мастерская, вперемешку с карандашными набросками, этюдами и гипсовыми слепками, была завалена странными предметами, непонятного происхождения и предназначения, и Левше показалось, что он попал в лабораторию средневекового алхимика. И только в дальнем углу было чисто, светло и тихо, как в раю.

– Посторонись, ты заслоняешь свет, – художник тронул за плечо замершего у подрамника гостя.

На холсте высотой в человеческий рост было изображено распятие Христа.

– Не могу понять почему, но у меня такое предчувствие, что это моя последняя работа, – произнес Стефан и, немного помолчав, тихо добавил:

– Прежде всего, нам надо научиться у Него переносить страдания без жалоб, и прощать. От Него трижды отрекся апостол Петр, апостол Павел преследовал первых христиан, а Фома не поверил в Его воскресенье. Но Иисус смог все понять и простить. Нужно только покаяться. Для Него один раскаявшийся грешник был дороже девяносто девяти праведников. И прости нам грехи наши...

Всматриваясь в полотно, Левша обратил внимание, что некоторые детали картины выполнены только схематично, одним движением кисти.

– Но эта работа еще не закончена, – заметил он художнику.

– Это рабочий вариант. Оригинал в другом месте, – ответил Стеф. – Придет время, и ты сможешь его увидеть. Трудно сказать, когда это произойдет, но я почему-то в этом почти уверен. Если сможешь, помяни тогда меня в своих молитвах. Попроси, чтобы Он простил мне мои грехи. И сам, если что будет не так, не держи на меня зла и строго не суди. Мне кажется, что я здесь долго не задержусь. Но, надеюсь, что без меня этот мир будет лучше.

Такой поворот событий заставил Левшу, в какой-то мере, изменить свое отношение к художнику. Несмотря ни на что, он и сам был глубоко и искренне верующим человеком.

– Если когда-нибудь захочешь сделать мне подарок, – обратился Левша к художнику, – нарисуй мне икону Христа, нашего Спасителя, и я буду твоим должником.

– Я не пишу по дереву. Если Бог даст, то это будет работа на холсте. Но я ничего не обещаю…

Дома никого не оказалось, и Стеф, достав из-под крыльца связку ключей, наскоро собрал свои пожитки и решительно зашагал к сельской больнице.

– Чекай здесь, – остановил он Левшу на скрипучем больничном крыльце, – дело идет о моей чести и я сам должен во всем разобраться.

Художник приосанился, застегнул верхнюю пуговицу пальто и исчез в глубине больничного коридора. Прошло более получаса томительного ожидания и, когда, решив вмешаться в ход событий, Левша потянул на себя больничную дверь, то столкнулся с реставратором, и краем глаза заметил удалявшуюся женскую фигуру в белом халате.

– Не получилось разговора с коновалом. Он, холера ясная, спрятался в кабинете и закрылся на ключ, – промолвил Стеф, стирая со щеки губную помаду.

Когда они покидали больничный двор, Левша обернулся и заметил, что из окна за ними внимательно наблюдает черноволосый упитанный медицинский работник.

Поезд Москва-Варшава прибыл около полуночи. Ночная столица горела огнями, как ад, в котором Стеф знал все входы и выходы. Сдав в камеру хранения новенький кожаный чемодан, в котором, под двойным дном были аккуратно уложены десять кляссеров с их филателическим богатством и, обменяв на злотые, оставшиеся после дорожных расходов доллары, дипломатические представители оказались на привокзальной площади.

– Холера ясная, – дальше Стеф уверенно перешел на польский, категорически отвергая предложение двух квартирных хозяек, сильно смахивающих на проституток, которые приглашали на постой.

Он расправил плечи, придирчиво осматривая старенький, видавший виды «Мерседес», долго, и скорее всего, небезуспешно торговался с заспанным таксистом и, добившись значительной скидки, важно уселся на переднее сидение.

– На окраине города, рядом с аэропортом есть бывшая гостиница Аэрофлота, – пояснил он компаньону, – номера там не «Люкс», да и далековато. Но не очень дорого, долларов по тридцать на человека в сутки. И каждое утро бесплатный «Шведский стол».

Преимущество бесплатного «Шведского стола» Левша в полной мере оценил только через неделю, когда у них закончились деньги, а Стеф не продал ни одной марки.

Оказалось, что покупатель, на которого он рассчитывал, умер за неделю до их приезда, а другие филателисты, как сговорившись, давали смехотворно низкую цену. Левша уже перестал сопровождать предприимчивого авантюриста Стефа в его ежедневных поисках потенциального покупателя. Во-первых, он разуверился в благоприятном исходе дела, а во-вторых, у него не было денег на автобусный билет.

Он до неприличия долго засиживался на «Шведском столе» и, отягощенный перееденной пищей, возвращался к себе в номер и, как удав, целый день валялся на диване, переваривая съеденное, с тоской вспоминая «Магистраль» и «Экспресс».

– И чего мне не сиделось дома? – корил он себя, переваливаясь с боку на бок. – Надо же быть таким дураком, что бы связаться с этим влюбленным неудачником.

В тот день художник вернулся раньше обычного. Владелец частного филателистического магазина выгодно купил у него несколько экземпляров и дал адрес своего компаньона в Венгрии. Окрыленный успехом, Стеф обложился газетами и до поздней ночи делал заметки в записной книжке.

– Завтра переезжаем в Будапешт, – уверенно сообщил он Левше, – там, наверняка, расторгуемся. А если нет, то я нашел несколько адресов в Австралии.

– Может в Австрии, – с надеждой переспросил Левша, подумав, что ослышался.

– Нет, в Австралии. Я по газете нашел покупателя в Мельбурне, – безумно блеснул стеклами очков Стеф.

– А как мы туда доберемся, – уныло поинтересовался собеседник. У нас не хватит денег заплатить за билеты на пароход.

Это замечание Стефа не обескуражило.

– Что-нибудь придумаем. Можно будет устроиться кочегарами на пароплав. Или, в крайнем случае, продадим твое кольцо с диамантом. Я знаю тут одного очень порядочного ювелира. Уверен, что он даст настоящую цену, и мы опять будем на коне. До речи, давно збираюсь запытать, откуда у тебя кольцо с таким коштовным камнем старой огранки?