Жена пРезидента - Ева Ланска

Недавно Саша видела картину, на которой красивая молодая женщина держит нож, целясь себе в живот. На ней был строгий чёрный наряд, выдающий своей стилистикой жительницу Востока. Ее глаза горели, очертания ее тела были прекрасны, черные распущенные волосы обнимали её за плечи, словно пытаясь отвести нож от нежной кожи. Ей было совершенно не понятно, как эта воплощенная в жизнь красота может производить такие действия?

Точка на потолке, с которой она не могла сдвинуть взгляд, втолковывала Саше, что заставило ту женщину захотеть умереть. Сегодняшним неподъемным утром, с его бодрым солнцем и голубым небом, настоящая любовь к мужчине для нее выражалась только одним словом – смерть. Смерть ее как личности, как женщины, как человека, способного жить… Счастье, эйфория, восторг – не настоящие чувства. Настоящие – боль, растворение, уничтожение. Это ощущение было ясным, четким и холодным с первой секунды, как только она увидела глаза своего будущего мужа.

Ошибиться было нельзя. От первого взгляда она почувствовала первую боль и с этого дня начала умирать. Умирать не в физическом смысле слова, а растворяться, стираться, исчезать, переводя на язык её души – любить… Ничто другое, что с ней происходило раньше, не могло называться словом «лю-БО-вь», таким увесистым, объемным, выражающим самую суть и вмещающим столько БО-ли…

Саше было тридцать, когда она встретила ЕГО. Она уже внутренне съеживалась, слыша порой в свой адрес безвозрастное, шипящее «женщина». Ее жизнь меняла свои картины медлительно, как кинофильм казахского режиссера о жизни соплеменников.

Сначала действие развивалось в тесной двухкомнатной квартирке в отдаленном московском районе, бывшей деревне, проспавшей назначение «городом». Потом в институте на экономическом факультете, где девчонки-провинциалки мечтали скорее выйти замуж, потом в отделе статистики торговой конторы с желтыми стенами и женским коллективом, разочаровавшимся в замужестве…

Саша ни с кем не сближалась. Бесконечные разговоры о сериалах, о способах приготовления еды и похудении проплывали мимо нее. Мимо проплывали и переживания по поводу того, что годы идут, а она все ждет неизвестно чего. Как-то ей попала в руки папка с личными делами сотрудников. И она прочла в своей: «Пронина Александра Анатольевна. Специалист отдела договоров и статистики… Не замужем…»

Прочла безучастно, словно не о себе, а о какой-то незнакомой девушке. Она жила в своем мире ожиданием любви, верила в скорое счастье. День за днем, все выше и выше, как по канату на уроке физкультуры, она карабкалась вверх, к этой вершине. Она не боялась смотреть вниз, потому что знала – на вершине ее ждет любовь. Это придавало силы, заставляло продвигаться выше и выше… Но как только это счастье случилось в ее жизни, как только ее зрачки отразились в его зрачках, начался отсчет жизни в обратную сторону. Она так явственно почувствовала это…

В его глазах было что-то, заставившее цифры на счетчике побежать вспять: 3, 2, 1, 0, словно запуская ежеминутную, ежесекундную борьбу с собой. День за днем она все больше растворялась в человеке, не имея на это никакого права, никакого приглашения… Она сама губила их отношения, и ничего не могла изменить. Любовь убивала ее. Убивала сладко, изощренно и нестерпимо больно…

Саша была ведущей в их отношениях. Она взяла своего Александра за руку и повела, порой заводя в болота растерянности или проводя горным ущельем выбора, заставляла его смотреть вниз и вокруг и никогда не отпускала его руку. Она оказалась первой женщиной, с которой он стал жить вместе. В двадцать шесть лет. До нее он воспринимал подруг, как и его друг Давид, лишь по цвету волос: «беленькую и серенькую я возьму, а рыжую сплавь куда-нибудь».

Саша была старше мужа на четыре года. Всего на четыре. Но стала первой женщиной, рассказавшей ему о вещах, с которыми он никогда не сталкивался. Оказалось, до своей встречи они обитали в двух разных Вселенных, но их слияние не было случайным, они могли думать и дышать как одно существо. Снова она пришла к этой мысли… Они – одно существо…

Это и было самым страшным. Каждодневно сливаясь, отдаваясь, погружаясь в этого человека, она, наполняя его, теряла себя. В ее сутках не осталось и часа, в котором не присутствовали бы мысли о нем. При этом она ничем не должна была выдать свое чувство к нему. Иначе – любви конец, ведь так устроены мужчины. И это было непосильной, немыслимой для любящей женщины задачей. Откуда она это знала, не смогла бы объяснить. Из материнских слез, из женских разговоров, из книг о несчастной любви, из воздуха – просто знала и все, чувствовала безошибочно. Не нужно дразнить волка, чтобы он напал, достаточно просто испугаться. И волк почувствует, что рядом – жертва. С мужчиной так же.

Стоит только сказать, даже подумать: «Ты для меня всё», «Меня нет без тебя», чтобы повеяло холодком равнодушия. А она так боялась этого… Она не знала, что делать. Когда ты не можешь без него ни есть, ни пить, ни смотреть кино, ни читать книгу, не можешь получать ни одно удовольствие в жизни, потому что без него все кажется пресным, пустым и бессмысленным. Ты не можешь жить и дышать без него, но вынуждена играть в равнодушие, чтобы его не потерять. Когда для того, чтобы быть с ним, нужно скрывать свои чувства, потому что нельзя человека пугать таким объемом эмоций. Она знала это точно… Но чье сердце выдержит такое?

В своем обратном отсчете она дошла до «точки невозврата». И сейчас окончательно осознала это. Она казалась себе формой, залитой холодным цементом, который твердел и тяжелел с каждым ударом останавливающегося сердца. И лишь жилка на виске билась в такт слабеющим ударам…

Глава 2

Звонок телефона словно обозначил окончание технологического процесса застывания цемента в форме Сашиного тела. «Было бы весло, могла бы получиться “баба с веслом”, а так – только “баба с телефоном”», – подумала Саша, но не смогла пошевелить ни уголками губ, чтобы улыбнуться, ни рукой, чтобы взять трубку.

Телефон не унимался. Надо брать. Вдруг что-то важное. Она удивилась тяжести трубки. В ней было, наверное, килограмм сто…

Звонила Ирина, новая личная помощница мужа.

– Александра Анатольевна! Доброе утро! Извините, ради бога, что беспокою. Но у нас чрезвычайные обстоятельства!

– Да, Ирина. Что случилось?

– Мы не можем найти Александра Алексеевича! Его нигде нет! Я даже Алексею Олеговичу звонила, но он не стал со мной разговаривать, сказал, что занят… У нас же сегодня встреча с представителями общественных организаций и СМИ в «Рэдиссон Славянская»! В пятнадцать часов в конференц-зале. Как же без Александра Алексеевича? Я не знаю, как быть. Отменять, наверное, надо встречу? Вы не могли бы помочь, Александра Анатольевна?

Голос помощницы от волнения срывался на хлюпанье. Она очень переживала за порученное ей дело. Боялась ударить в грязь молодым лицом. Саше сразу стало легче. В голове зашевелились застывшие мозги. «Давно пора размять», – подумала она и спокойно ответила:

– Успокойтесь, Ирина. Ничего не отменяйте. Я буду на месте. И проведу встречу как пресс-секретарь партии, если Александр Алексеевич не появится до этого времени.

– Спасибо вам огромное, Александра Анатольевна! Вы меня так выручили! – хлюпнула помощница.

– Скажите ребятам, пусть усилители лишний раз проверят, чтобы работали. Я не могу громко говорить, у меня проблемы с голосом.

– Да, да, конечно! Обязательно проверим!

Саша села на кровати и откашлялась. Ну, всё… Слава богу, день начался. От кашля саднило горло. Но она привыкла, так происходило каждое утро. Чтобы вернуть голос, необходимо было заставлять горло работать вот таким искусственным образом.

С голосом у нее действительно были проблемы. Она не могла напрягать связки, и поэтому не могла ни повысить голос, ни говорить шепотом. Шепот – такое же напряжение для связок, как крик. Врачи сказали – результат психологического потрясения в детстве. «Как правило, голос пропадает из-за пережитого стресса или сильного испуга. Происходит спазм и паралич голосовых связок. Но если вы можете смеяться, кашлять или плакать, то не все потеряно – голос может восстановиться», – объяснил доктор.

Саша даже удивилась, впервые услышав этот вердикт. О каком потрясении или пережитом стрессе идет речь? Отчим, искавший повод, чтобы придраться к ней? Мать, готовая предать ее в любой момент из-за любви к вечно нетрезвому мужу? Но так было почти каждый день на протяжении всего ее детства.

Об отце у Саши остались лишь смутные воспоминания. Она помнила, как он брал ее за руку. Его рука была огромной и очень теплой, зимой можно было не надевать варежку. И было не холодно. А пьяный отчим – разве это потрясение? Это самое обычное дело. Миф о сказочном детстве всего лишь миф. Она очень рано это поняла. И все же, Сашины связки перестали ей подчиняться после одного случая…