Ели халву, да горько во рту - Елена Семёнова

– Позволю себе сделать вам комплимент, княгиня: вы прекрасно выглядите, – заметил Жигамонт.

Княгиня вздохнула и, потянув вожжи, остановила лошадь. Ещё при встрече Георгия Павловича удивило, что знатная дама ездит одна, без кучера, сама правит изящной, сделанной, по всей видимости, на заказ искусным мастером, коляской, запряжённой серым в яблоках жеребцом, слегка погоняя его время от времени кнутом, сжимаемым изящной рукой, затянутой в тёмно-зелёную перчатку.

– Скажите, Елизавета Борисовна, вы не боитесь ездить одна? – спросил доктор. – Лошадь может понести, да и мало ли…

– Лошадь понести не может, – уверенно ответила Олицкая. – Мой отец держал множество лошадей. То была его страсть. С малых ногтей я привыкла к ним, я ездила верхом, как заправский гусар. И ни один конь не сбросил меня, заметьте! Даже самые буйные подчинялись. Теперь уж я, конечно, редко выезжаю верхом: лета не те. Но уж из повозки-то как-нибудь не выпаду. Впрочем, я иногда беру с собой кучера. Знаете, есть у меня один… Глухонемой. Только с ним и езжу, когда устала или дурно чувствую себя. У него великое есть достоинство – его немота и глухота. Как будто бы и нет его вовсе.

Жигамонт улыбнулся краешком губ. Они стояли на дороге, по обеим сторонам которой шумели благоухающие сосны. Пахло смолой и свежестью недавно прошедшего дождя, и лучи солнца пронизывали сплетённый полог ветвей, скользили, разливались радужными красками.

– Как в церкви… – сказала Олицкая, глубоко вздохнув. – Как говорит наш отец Андроник, лес – нерукотворный храм Божий…

– Елизавета Борисовна, для чего вы всё-таки пригласили меня? На больную вы не похожи. Быть может, кто-то из ваших родственников хворает? – вновь спросил Георгий Павлович.

– Милый доктор, если б болела я, так позвала бы нашу знахарку, бабку Степаниду, а мои любимые родственники вполне обошлись бы местными лекарями. Вас я вызвала для себя.

– Чем же местные лекари вам не подошли?

– Во-первых, они все пьяницы и чрезвычайно скучные люди, – рассмеялась княгиня. – Во-вторых, они не играют в шахматы, а вы дока в этом деле. Представьте, я уже долгое время вынуждена играть сама с собою!

– Вы пригласили меня играть в шахматы? – улыбнулся Жигамонт.

Елизавета Борисовна помрачнела:

– К сожалению, нет… – она резко повернула лицо к доктору: – Мне нужна помощь, милый Жорж.

– Вы только что сказали, что здоровы…

– Здорова, да. Но мне нужна помощь иного рода. Я хочу понять, что происходит в моём доме.

– То есть?

– Выслушайте меня. Месяц тому назад скоропостижно скончался мой муж.

– Ему, если я не ошибаюсь, было хорошо за восемьдесят…

– Не ошибаетесь. Александр Владимирович часто хворал в последние годы. Накануне смерти он почувствовал недомогание. Врач осмотрел его, но не нашёл никаких причин для беспокойства. На другой день князь чувствовал себя уже лучше, но всё-таки приказал послать за священником, дабы исповедаться. Он всякий раз посылал, когда подступал недуг… Отец Андроник пришёл, муж исповедался… В ту же ночь он вдруг дико закричал. Мы все, кто был в доме, прибежали на крик и нашли князя уже при смерти. Он только хрипел и ничего не смог сказать, но всё время указывал рукой на дверь, и глаза его были полны ужаса… Князь умер почти в тот же момент от удара…

– Простите, Елизавета Борисовна, но здесь я не вижу ничего загадочного. Учитывая возраст вашего мужа и его больное сердце…

– Вы не дослушали меня.

– Да-да, извините…

– Эта смерть мне тогда также не показалась ничуть загадочной. Хотя, по всему было видно, что его что-то сильно напугало. Но вскоре в нашем доме стали происходить другие странности. Что-то произошло с сыновьями мужа. Они стали нервными, подозрительными… Словно боятся чего-то. Старший, Владимир, даже стал запираться в своей комнате на ключ, чего прежде никогда не бывало. А однажды я вошла в комнату Антона, младшего, и увидела у него на столе записку странного содержания: «Помнишь ли ты меня? Я скоро приду за тобой, как за твоим отцом. А.К.»

– А.К.? Кто это?

– Если бы я знала! – сплеснула руками княгиня.

– А вы не спрашивали своего пасынка?

– Милый доктор, вы знаете, какие у меня отношения с сыновьями мужа! – поморщилась Олицкая. – Ещё не хватало, чтобы они решили, что я рылась в их бумагах. Они всё равно ничего мне не скажут. Но и это ещё не всё, милый Жорж! Самое главное, что в моём доме завёлся призрак!

– Кто? – поразился Жигамонт.

– Призрак белой дамы! Она появляется по ночам.

– Вы сами видели?

– Бог миловал. Но видел Антон, видел Каверзин, приятель Владимира, который живёт у нас, видела Катя, видела Машенька…

– Машенька?

– Да… Это незаконная дочь покойного сына дяди Алексея. Очень славная девочка. Дядюшка полюбил её, как родную. Она буквально освещает его последние дни. Бедняжка жутко перепугалась, когда увидела этот проклятый призрак.

– Елизавета Борисовна, это же какая-то фантасмагория…

– Ах, милый Жорж, я сама не склонна верить всяким глупостям о приведениях. Я могу не верить Антону: он часто бывает пьян, а пьяному чего не помстится! Могу не верить Кате: у неё расстроены нервы. Но Каверзину и Маше я не верить не могу. Когда четыре человека утверждают одно и то же, то как не поверить? Быть может, и мой несчастный муж увидел эту белую даму, и именно она так напугала его. В общем, милый доктор, я хочу разобраться в этом деле и рассчитываю в этом на вашу помощь.

Жигамонт закурил трубку и, выпустив несколько клубов дыма, ответил:

– Разумеется, я готов оказать вам любое содействие. Но, мне кажется, вам лучше бы помог в подобном деле сыщик, а не врач.

– Да где же я возьму сыщика? Дорогой мой Жорж, я обратилась к вам, потому что могу вам доверять в столь щекотливом вопросе. А какому же сыщику я могу довериться? У меня таких знакомых нет, – пожала плечами княгиня.

– Я мог бы рекомендовать вам одного в высшей степени порядочного и искусного человека.

– Кто же он таков?

– Сын моего покойного друга, ещё в юные годы весьма выручивший меня, когда моя репутация оказалась под угрозой из-за неоправданных подозрений в мой адрес. Он теперь служит следователем и обнаруживает большой талант на своём поприще.

– Как его зовут?

– Его фамилия Вигель. Пётр Андреевич. Он начинал свою службу под руководством господина Немировского. Может быть, вы слышали? В Москве это человек известный. Гроза преступного мира. Искуснейшие дела распутывал. Газеты не раз писали о нём.

– Здесь не Москва, милый доктор, – вздохнула Олицкая. – Впрочем, фамилию Немировского я где-то встречала.

– Я мог бы отписать моему молодому другу. Правда, не уверен, сможет ли он приехать… Ведь у него служба.

– Я подумаю над вашим предложением. Но прежде я хотела бы, чтобы вы побывали в моём доме, познакомились с моими домашними и составили своё мнение. К слову, учтите, никто из них не должен знать о настоящей цели вашего приезда. Я всем сказала, что меня беспокоят боли в области груди, и я пригласила вас, как своего давнего друга.

– Я надеюсь, что боли – это часть легенды? – уточнил доктор.

– Совершенно верно. Сегодня вечером я приказала устроить ужин в вашу честь, милый Жорж. На нём соберутся все домашние. Посмотрите на нас незамутнённым оком и составите первоначальное мнение. А там уж видно станет, стоит ли беспокоить вашего сыщика, – княгиня причмокнула губами и тронула поводья. – Мы, однако же, засиделись. Пора!

Конь рысцой застучал копытами по дороге, легко катя маленький экипаж. Георгий Павлович задумчиво смотрел перед собой, несколько удивлённый неожиданным поворотом событий. Никогда прежде доктору Жигамонту не доводилось выступать в роли сыщика. Всю свою жизнь он занимался исключительно врачебной практикой: вначале работал в московской Мариинской больнице, где несколькими годами прежде служил Михаил Достоевский, и жива была память, как о нём, так и о его сыновьях, один из которых, Фёдор, только делал первые свои шаги на литературном поприще. Предки Георгия Павловича были французскими гугенотами, осевшими в России. Позднее они перешли в православие, занимались медициной. Дед Жигамонта спас немало жизней русских солдат в войну 1812-го года, за что был награждён по Высочайшему повелению. Впрочем, его подвиги и труд других членов семьи мало поправили материальное положение Жигамонтов, и на заре своей практики Георгий Павлович буквально бедствовал. Жил он в стенах всё той же Мариинской больницы, не имея денег, чтобы нанять квартиру. Однако талант и трудолюбие молодого врача всё же способствовали его карьерному и материальному росту. К сорока годам Георгий Павлович занимался уже исключительно частной практикой, приносившей вначале умеренный, а потом и весьма приличный доход. Теперь же доктор Жигамонт стал в Москве довольно известен. Он пользовал весьма состоятельные и знатные семьи, его услуги стоили дорого, Георгия Павловича приглашали в лучшие дома первопрестольной. Он давно забыл вкус нищеты, живя в просторной квартире на Волхонке, выезжая всякое лето в Европу, поигрывая на рулетке в Баден-Бадене (впрочем, всегда зная меру и не поддаваясь страсти), обедая в лучших ресторациях Москвы и одеваясь у модных портных. Доктор Жигамонт отличался тонким вкусом, аристократизмом, безупречностью манер, глубоким умом и умением легко и остроумно поддержать любую беседу: это, безусловно, нравилось его состоятельным пациентам, а, в особенности, пациенткам, подчас выдумывающим себе разные болезни, чтобы только лишний раз иметь удовольствие увидеть всё ещё привлекательного, несмотря на лета, и столь приятного в общении доктора. Беря за свои услуги весьма большие деньги, Георгий Павлович нередко оказывал помощь и малоимущим, принимая их у себя и наведываясь в бедняцкие кварталы. С них доктор вовсе не брал денег. «Долг врача – лечить больных, – говорил он. – Лечу я всегда бесплатно. Иное дело, что некоторые мои пациенты вполне здравы и лечатся лишь от скуки. Лечение для развлечения. А развлечение – штука, само собою, платная… Вот, за него-то и беру я полным рублём!»