Музыкальная пауза - Сергей Борисович Куликов

Прошлая профессия Кирилла, пусть он и разочаровался во всей этой «цивилизованной» жизни, постоянно лишь с иронией в голосе произнося само слово «цивилизация», побуждала бывшего преподавателя что-то говорить и в чём-то убеждать. Не всегда это было так уж нудно, как, скажем, неделю назад, при разборе понятий «ответственность» и «долг» (Борис тогда украл у приютившей их на время общины пару банок сгущённого молока, и они выслушали пламенную речь от Кирилла, когда кража вскрылась).

Часто рассказы Кирилла, особенно при хорошем его настроении, бывали увлекательны и даже захватывающи. Впрочем, смотря для кого. Рассуждения о смысле военных действий в разграбленном мире могли стать интересны для парней, но совершенно не вдохновляли Анну. Напротив, монологи о стандартах красоты с придыханием воспринимались девушкой.

Кирилл как-то объяснял Анне всю прелесть её нестандартно коротких ног, широких бёдер и в целом крепкого приземистого тела, намекая на то, что природа мудро приспособила тело Анны для успешного деторождения. В мире, в котором осталось так мало людей, ценность женщин, могущих родить максимальное количество здоровых детей, взлетала до небес.

Анна слушала эту речь и даже в некотором плане она её увлекала. Только вот тут же приходили воспоминания о потных насильниках, шумно радовавшихся хоть какой-то поживе и мерзко копошившихся потом над ней в своих неумелых потугах. Эти воспоминания начисто убивали радость от самой идеи деторождения и всего с ней связанного.

Тем не менее хоть какой-то общий язык со своим «семейством» Кирилл искал и порой находил. Максим же не мог или не хотел пойти навстречу и признать отеческие доводы о вреде музыки. Поэтому с ним у Кирилла были проблемы.

Очень странно, что Кирилл вообще не любил музыку. Видимо, так бывает даже у людей, профессионально занимавшихся хотя бы в прошлом гуманитарными вопросами. Слишком увлёк голос абстрактных построений и возвышенных помыслов. Вот и не осталось место воспринять красоту физического воплощения гармонических сочетаний звуков в реальной музыке.

В то же время причиной нелюбви к музыке могла быть и банальная травма, вызванная катастрофой. Слишком тяжело пришлось Кириллу в первые месяцы, учитывая его слабую приспособленность к решению элементарных бытовых задач. Необходимость всё-таки включиться в процесс и изменить подход к миру буквально выбила опору из-под ног Кирилла, показав всю бренность тех знаний, которые он считал «вечными истинами» ещё пару месяцев назад.

Максим сунул своё бесценное устройство за пазуху, открыл дверь чердака и быстро спустился по ветхой лестнице вниз. В стенах дома зияли дыры, оставленные каким-то «весельчаком», выпустившим в них пару обойм из автоматического оружия. В доме гулял ветер, а в щели сочился солнечный свет, причудливо скрещивая тени от разбросанных на полу вещей.

Максим опасливо переступал дыры, зиявшие ещё и в полу. Их, видимо, наделали в поисках несметных здешних сокровищ. Перепрыгивая через особенно широкие пробоины, юноша миновал сорванную с петель дверь и вышел на улицу.

— Где ты застрял? — привычно присвистнул при речи Борис. — Чуть не полчаса тебя жду! Пошли уже.

Максим взглянул на брата исподлобья и ничего ему не ответил. Побрели через дорогу к ожидавшему их Кириллу, который был по пояс раздет и сурово поглядывал на них, держа в руках топор для рубки дров.

— Ты там музыку слушаешь, молишься или ещё чего делаешь, на этом своём чердаке? — с весёлой усмешкой поинтересовался Кирилл у Максима. — Хватит уже, чем бы ты там ни занимался. Идите к Анне, она покажет, где набрать воды. Будете ей помогать готовить ужин. Вперёд, шагом — марш!

Братья миновали Кирилла, который уже вернулся к начатому ранее делу. Анна ждала их во дворе за домом, держа в руках громадную кастрюлю.

— Вот вам, — сказала она. — Вёдер нет, есть только эта ёмкость. Берите кастрюлю, в соседнем дворе я видела колодец. Цепь оборвана, но уж как-нибудь постарайтесь, удивите меня!

Максим снова ничего не сказал, хотя на Анну посмотрел уже приветливее, чем ранее на Кирилла. Анна была незлобива, да, любила поучать и покомандовать, но злости в её речах не прослеживалось. Кроме того, она реально заботилась об их «семействе», приходя на помощь там, где могла.

Братья взяли кастрюлю и побрели по указанному адресу. Придя на место, они оглядели масштаб бедствия и приуныли. Оголовок колодца был малость раскурочен, и, хотя при взгляде, брошенном в скважину, серьёзного сора там не обнаружилось, но предстояло поломать голову, как добраться до воды.

— Пойду, найду верёвку, — проговорил несколько манерным тоном Максим. Борис критиковал его за такую манерность, поэтому Максим и предпочитал помалкивать, ибо по-другому изъясняться не мог.

— Зачем тебе верёвка? — удивился Борис. — Хочешь опустить её вниз, дать пропитаться и высосать воду с верхнего края? — веснушчатое лицо Бориса растянулось в ухмылке.

— Вовсе нет, дорогуша, — ответил Максим. — Я обмотаю верёвку вокруг пояса и спущусь вниз, поскольку легче тебя. Ты держи меня сверху. В руки я возьму кастрюлю, да зачерпну там, внизу. Ты меня поднимешь.

— Понял я, понял, не дурней паровоза! — бросил в ответ Борис, прикидывая, хватит ли у него сил удержать Максима с кастрюлей в момент подъёма. — Может, лучше привяжем верёвку к кастрюле, сбросим в колодец, а затем вытянем?

— Надо тогда две верёвки, чтобы с двух сторон тянуть вверх, — ответил Максим. — Или одну верёвку, но длинную как-то исхитриться пропустить под дном кастрюли, и тогда её с двух сторон сможем потянуть. Найдём ли вот только нужное?

— Если не найдём, поступим так, как ты в самом начале предложил, — задумчиво проговорил Борис.

На том и договорились. Удалось обнаружить только одну, но как будто вполне прочную на вид верёвку. Между тем длины её хватало лишь на спуск вниз Максима. Это решило дело. Стали воплощать в жизнь первоначальный план.

Обвязавшись верёвкой и взяв кастрюлю в руки, Максим пролез в скважину, отодрав торчащие доски, некогда составлявшие оголовок колодца. Борис стал понемногу стравливать верёвку, позволяя Максиму упираться ногами в стенку и двигаться вниз, слегка отталкиваясь от неё. Максим старался двигаться равномерно, бережно держа над головой пустую кастрюлю.

Юноша стремился к тому, чтобы кастрюля не мешала спускаться, а также опасался выронить её в воду и утопить. Глубина колодца была неизвестна и искать единственную посуду в холодном полумраке под водой совершенно не улыбалось. Сверху пыхтел Борис, который упёрся ногой в остатки оголовка, пустил верёвку поверх согнутого колена и старался при этом удержаться, не уронить брата вниз и не лишиться заодно ноги.

Всё шло удачно почти до конца спуска. Внезапный шум, раздавшийся со стороны их временного пристанища, вызвал