МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ - toshiba

Добавление IV. О книге Андрея Гаврилова...112

Добавление V. «Инверсионный след» от сексота 114

Добавление VI. Снова о Вольпине 118

Добавление VII. Обыкновенное чудо...120

Добавление VIII. О Рихтере...124

Глава I. ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ

1. «БЫТЬ МОЖЕТ ВЫЖИВУ»

События 1948–49-го годов сыграли слишком большую роль в

судьбе моего отца, композитора А.Л. Локшина, чтобы я мог

умолчать о том, что узнал от него самого, от других людей и из

некоторых сохранившихся документов.

В мае 48-го года у отца случился сильнейший приступ язвенной

болезни; его сразу же положили в Институт Склифосовского. В то

время резекция желудка считалась рискованным делом, и

вероятность неблагоприятного исхода была велика. Однако

обезболивающие уже не помогали, поэтому отец решился на

операцию.

28 мая его оперировал известный хирург С.С. Юдин. Отец был

крайне истощен, а после операции настолько ослаб, что в течение

нескольких суток буквально не мог пошевелиться. Это и спасло

его – послеоперационные швы успели срастись. Физически

намного более крепкий военный, которого оперировал тот же

хирург и тоже по поводу язвы желудка, умер на соседней койке (на

глазах у моего отца), так как не смог нужное время лежать

неподвижно и послеоперационные швы разошлись.

15 июня 48-го года отца выписали из больницы, а 26 августа –

уволили из Консерватории в ходе кампании по борьбе с

формализмом; ему снова припомнили его несостоявшуюся

дипломную работу «Цветы зла» на стихи Бодлера, из-за которой

его уже отчисляли с пятого курса Консерватории в мае 41-го года1.

1 См. интервью с И.А. Барсовой в сборнике «Оркестр»; М., 2002, с. 17.

Наверняка сыграл свою роль и «пятый пункт», борьба с

космополитизмом уже начиналась.

Теперь перейду к событиям иного рода.

21 июля 1949-го года в Черновцах «органы» арестовали

А.С. Есенина-Вольпина, который был к моменту своего ареста

знаком с моим отцом примерно в течение двух месяцев. (См.

Есенин-Вольпин А.С. Избранное. М., 1999, с. 9.)

Этот арест был непосредственным следствием того, что отец

вычислил сексота в своем ближайшем окружении, и в беседе с ним

с глазу на глаз неосторожно вывел его на чистую воду, заставил

признаться. Вольпин был арестован не ПОТОМУ, ЧТО на него

кто-то донес, а ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ скомпрометировать моего

отца, выставив его в качестве доносчика.

Сексот потребовал от отца молчания, угрожая, в случае

невыполнения своего требования, пересажать всю отцовскую

семью. Свои угрозы сексот сопроводил словами: «Я не человек, я

труп». Все это я узнал от своего отца, когда мне было 15 лет.

Имени сексота отец никогда не называл мне, вероятно, опасаясь за

меня. (Замечу, что «труп» упоминается в отцовском письме И.Л.

Кушнеровой от 19 сентября 1949 года; см. Приложение 1.1)

В следующей главе я объясняю, почему у меня есть основания

полагать, что это столкновение произошло в мае-июне 1949 года.

Судя по всему, столкновение отца с сексотом имело и иные

последствия. Об этом свидетельствует другое письмо моего отца,

которое он написал И.Л. Кушнеровой спустя два месяца – 19

ноября 1949-го года. Я процитирую здесь это письмо почти

целиком, сохраняя орфографию и пунктуацию:

«Внешне дела у меня без видимых изменений. Внутренне же

повидимому должно уже что то сдвинуться с места, хотя я сам это

ещё не ощутил. Вероятно в понедельник я впервые услышу

хоровую репетицию. Оркестровые назначены на 27 ноября. Первое

(и вероятно последнее) исполнение назначено на 30 ноября.

Дирижер Гаук, солисты Янко и Лисициан. Впрочем солисты под

сомнением, я их еще не видел. Состояние у меня по-прежнему

скверное, даже еще хуже.

Есть у меня предчувствие, что я на грани и если в ближайшие дни

ее благополучно миную, то буду с тобой, если же нет, то прощай

навеки. У меня так называемый распад нервных тканей (клеток).

Молись за меня. Быть может выживу». (Оригинал письма

хранится в Баден-Бадене (Германия), в личном архиве

И.Л. Кушнеровой.)

Уверен, что выделенные мною строки письма написаны эзоповым

языком и повествуют не о послеоперационном осложнении, а об

ожидании ареста в ближайшие дни. (В сталинские времена было

бы безумием писать об этом прямо.) Моя уверенность основана на

том, что ни в предыдущем письме к И.Л. Кушнеровой (от 14

ноября 49 г.), ни в последующем (от 24 ноября 49 г.) отец не

пишет о своем здоровье ни слова. Впоследствии И.Л. Кушнерова

согласилась с моей интерпретацией процитированного письма.

Она вспомнила, что когда получила его, сразу подумала, что мой

отец боится ареста.

С.С. Виленский так комментировал мне это письмо: «Вашему

отцу, видимо, предлагали сотрудничать, причем он интересовал

«органы» как человек, вокруг которого собиралось

интеллектуальное общество. Однако он, человек независимый и

гордый, отказался, да так, что они почувствовали себя

уязвленными, оскорбленными. То, что впоследствии по делу Веры

Ивановны Прохоровой вызывали на очную ставку с ней его мать и

тяжело больную сестру – месть «органов». Добавлю: не только

месть , но и типовой психологический прием, позволяющий

перенаправить подозрения арестованного (см статью Игоря

Маслова в «Новой газете» от 26.11.2001).

Теперь – о сочинении, упомянутом в отцовском письме. Это

сочинение – «Приветственная кантата» на стихи, написанные

поэтом Островым и посвященные Сталину.

Предыстория появления на свет этого сочинения вкратце такова.

Еще до столкновения с сексотом, случившегося, как я полагаю,

мае-июне 49-го года, положение отца было весьма шатким.

Изгнанный из Консерватории, он воспринял известие об аресте

Вольпина1 как грозное предупреждение. Зная об источнике

опасности в своем ближайшем окружении, в первых числах

сентября отец начинает писать свою «Приветственную кантату», с

тем чтобы представить ее на приближавшийся композиторский

пленум (посвященный 70-летию Сталина). В конце сентября отец,

работая, как всегда, профессионально, заканчивает писать

1 Это известие было получено отцом в августе 49 г. (устное сообщение

М.А. Мееровича).

партитуру кантаты; примерно тогда же он узнает, что

музыкальный идеолог Апостолов опубликовал в восьмом1 номере

«Советской музыки» зловеще-анекдотическую статью, в которой

центральное место занимает разнос другого отцовского сочинения

(см. Приложение 1.3).

Перипетии, предшествовавшие исполнению «Приветственной

кантаты», довольно подробно описаны в отцовских письмах этого

периода (см. Приложение 1.1). 30 ноября 1949-го года

«Приветственная кантата» была исполнена на Третьем пленуме2

Правления Союза советских композиторов, на котором в общей

сложности исполнялись сочинения более чем 150 авторов, в том

числе и «Песнь о лесах» Шостаковича.

А седьмого декабря 49-го года Хренников, выступивший на

пленуме с весьма оптимистическим отчетным докладом, оценил

произведение Локшина следующим образом:

«Однако, у нас нет никаких оснований успокаиваться на

достигнутом. Даже в ряде лучших сочинений, исполненных на

пленуме, есть немало недостатков и противоречий, не дающих

возможности еще признать их полноценным выражением нашей

действительности. В других произведениях, о которых я еще не

говорил, эти недостатки и противоречия выражены еще нагляднее.

В ряде случаев, как я уже отметил выше, мы можем говорить и о

1 Этот номер был подписан в печать 3 сентября 49 г.

2 Чтобы дать читателю представление об атмосфере, царившей на пленуме и

вокруг него, процитирую М. Чулаки: «Наибольшие успехи достигнуты

композиторами в истекшем году в создании ораторий и кантат.<…>

Подавляющее большинство ораторий и кантат обращено к товарищу Сталину, с

именем которого советский народ связывает всю свою жизнь, борьбу, свой

созидательный труд» («Культура и жизнь», 31 декабря 1949 г.).

ПРЯМЫХ НЕУДАЧАХ, ТВОРЧЕСКИХ СРЫВАХ, ИМЕЮЩИХ