МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ - toshiba

женился на дочери бывшего владельца «Прохоровской

мануфактуры», располагающей большими связями среди сотрудников

немецкого посольства в Москве и белой эмиграции.

В случае возвращения жене фабрик «Лекал» будет ими управлять и

займет соответствующее общественное положение.<…>

Со всеми вышеперечисленными руководителями групп и агентами

установлены пароли для связи.

КОБУЛОВ

ЦА ФСБ России, ф. К-1 ос, оп. 6, д. 84, л. 28-36.

Подлинник. Рукописный экземпляр исполнен Н.И. Эйтингоном.>>

Оставляю этот документ без комментариев.

Текст был впервые опубликован на портале Евг. Берковича (Заметки по

еврейской истории, 2007, №13).

3. «ЗНАЮТ ОБ ЭТОМ НЕМНОГИЕ»

Есть небольшая группа людей, которые знают, что датированное 28

февраля 1961 года письмо Марии Вениаминовны Юдиной ее

давнему другу, историку книги В.С. Люблинскому как-то раз

таинственным образом исчезло на полгода, а затем нашлось [1].

В этом письме, написанном Юдиной непосредственно после

встречи с моим отцом (отец показывал ей свой Реквием), есть

такие строки о нем [2]:

«Теперь должна Вам сообщить нечто величественное, трагическое,

радостное и до известной степени тайное. Слушайте: я написала

письмецо – «профессионально-деловое» по одному вопросу в

связи с Малером – Шуре Л[окшину], который его знает, как никто.

В ответ он написал мне, что очень просит меня повидаться с ним.

Я согласилась. Вчера он сыграл мне свой «Реквием» <…>

ШОСТАКОВИЧ ТЕПЕРЬ ПРОСТО БОГОТВОРИТ ЕГО. ЗНАЮТ

ОБ ЭТОМ НЕМНОГИЕ [выделено мной – А.Л.]. <…> Я рада, что

человек осуществил свою задачу, не зря живет на свете, что Я НЕ

ОШИБЛАСЬ, ВЕРЯ В НЕГО, И НЕ ОШИБЛАСЬ, ПОМОГАЯ

ЕМУ В ОБЫЧНОЙ ЖИЗНИ, И БЫЛА ЕМУ ДРУГОМ В

ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ И ЧАСЫ [выделено мной – А.Л.]. Вот как. Не

сердитесь».

Упомянутая встреча произошла спустя пять лет после разрыва

отношений между моим отцом и М.В. Юдиной, случившегося из-

за распущенных не без помощи КГБ слухов о моем отце. Из

письма ясно, что Юдина поверила в непричастность моего отца к

арестам. И это при том, что технология клеветы, обнажившаяся в

последнее время, была моему отцу неизвестна. В письме, конечно,

обращает на себя внимание извиняющийся тон Юдиной – она

написала Локшину не записку, не письмо – а «письмецо», к тому

же не личное, а «профессионально-деловое». Это – стопроцентное

подтверждение тому, что и Юдина, и ее корреспондент

Люблинский были в курсе сплетни.

Интересно, что существовало еще одно письмо Юдиной

Люблинскому, где тоже шла речь о Локшине и о его Реквиеме.

Письмо это утрачено [3] .

А вот реакция адресата Юдиной – Люблинского – на полученные

им известия о моем отце сохранилась (письмо от 12 марта 1961 г.)

[4]:

«О Реквиеме [Локшина] Вы писали – И ЭТО ОЧЕНЬ

НЕОЖИДАННО И ДЛЯ МЕНЯ, НО ПРИТОМ И НЕПОНЯТНО

[выделено мной – А.Л.].»

Слова Люблинского представляются мне как раз очень понятной и

предсказуемой реакцией интеллигента: Локшина с трех сторон

обвиняют люди, прошедшие лагеря – о чем вообще может быть

разговор?

Но ведь Юдина и сама – тоже в свое время поверила в виновность

отца, их отношения были разорваны в 56 году. Что же заставило

Юдину написать моему отцу «профессионально-деловое»

письмецо и тем самым создать повод для встречи?

Думаю, что дело здесь не в Малере, а в Шостаковиче, который

а) будучи в это время первым секретарем Союза композиторов,

знал всех имевшихся в упомянутом Союзе стукачей;

б) в отличие от прочих интеллигентов понимал, что музыка и ее

сочинитель составляют одно целое.

Шостакович, как я полагаю, и убедил Юдину в невиновности

моего отца.

Москва, май 2010

[1] История эта напомнила мне необъяснимую пропажу (случившуюся

после смерти М.В. Юдиной) всех транскрипций для фортепиано

сочинений Брамса и Малера, которые делал для нее мой отец, и которые

она включала в свои концертные программы. (По свидетельству

Г.И. Семе-нова, «о транскрипциях Локшина Малера она [М.В. Юдина]

говорила, что их исполнения были одними из самых волнующих в ее

жизни». См.: «Вспоминая Юдину». – М.: Классика-XXI, 2008, с. 212).

[2] Письмо это впервые было опубликовано А.М. Кузнецовым в журнале

«Звезда», №9, 1999, с.175-176.

[3] Юдина М.В. Переписка 1959–1961 гг. – М.: РОССПЭН , 2009, с. 490.

[4] См. там же.

Глава II. ЛОГИКА В НЕПРАВИЛЬНОМ МИРЕ

1. О ДОВЕРЧИВОСТИ

Моя цель – представить читателю небольшую коллекцию случаев

выдающейся доверчивости, разбросанных по мировой мемуарной

литературе. Ни на какую систематичность я при этом не

претендую.

1.1. Вот что писала Лидия Чуковская 27 сентября 1956 года в

своих «Записках об Анне Ахматовой»[1]:

<<Потом, накануне отъезда Анны Андреевны в Ленинград, я

встретилась с ней у Наташи Ильиной, и Анна Андреевна

рассказала нам о блестящем светском собрании на даче

[Пастернака]: до обеда Рихтер, после обеда – Юдина, потом читал

стихи хозяин.

– Недурно, – сказала я.

– А я там очень устала, – ответила Анна Андреевна. – Мне там

было неприятно, тяжко. Устала от непонятности его отношений с

женою: «мамочка, мамочка». Если бы эти нежности с Зиной

означали разрыв с той <…> так ведь нет же! и ничего не понять…

Устала и от богатства. Устала от того, что никак было не

догадаться: кто здесь сегодня стучит? [выделено мной – А.Л.] >>

Мрачный юмор Ахматовой удается вполне оценить, только

прочитав воспоминания Михаила Ардова [2]:

<<Мне вспоминается такая сценка. В нашей столовой довольно

много людей – Ахматова, мои родители, Лев Никулин с женой –

актрисой Малого театра Е.И. Рогожиной. Екатерина Ивановна

хотела что-то сказать о Наталии Иосифовне Ильиной, но при этом

забыла ее фамилию:

– Эта, ну как ее ?... Из Шанхая… Штабс-капитан Рыбников…

Реплика эта имела бурный успех, мы все знали и любили

одноименный рассказ. Как помним, купринский герой был

шпионом, приехавшим с Дальнего Востока, но и прибывшая из тех

же мест Ильина, по мнению некоторых людей, была секретным

сотрудником Лубянки. Среди тех, кто вполне разделял это мнение,

была Ахматова. <…> С того самого дня, когда Рогожина сравнила

Ильину с купринским героем, Штабс стало ее тайным прозвищем

и прочно вошло в лексикон Анны Андреевны. >>

На мой взгляд, из текста «Записок» видно, что Л.К. Чуков-ская ни

о чем ТАКОМ не подозревала. (См., например, ее запись от 19

декабря 1958 года.) И это – не мелкая деталь! Наталия Ильина –

известная писательница, важное действующее лицо в книге

Л.К. Чуковской. (Имеет ли сюда какое-то отношение описанный

В. Фромером [3] спор Анатолия Якобсона с Л.К. Чуковской, мне

неизвестно.)

1.2. Перейду к другому необычайному примеру. Это –

характеристика, данная молодым декабристом Вадковским

провокатору Шервуду-Верному [4]:

<<Вот как я понимаю этого человека [т.е. Шервуда-Верного]

теперь, когда я уже знаю его. По характеру он англичанин.

Непоколебимой воли, олицетворенная честь, он тверд в своих

словах и в своих намерениях. Холодный при первой встрече, в

интимном знакомстве он обнаруживает чувство редкой

сердечности и самопожертвования. Нет жертв, которых он не

согласился бы принести для достижения своих целей, нет

опасностей, которым он не решился бы подвергнуться для того,

чтобы успеть в исполнении намеченного… Все это я говорю вам

на основании опыта, путем которого я убедился в его

способностях и нравственной силе…Я знаю его уже целый год, и

это дает мне право сказать вам, что вы можете быть с ним так же

откровенны, как были бы со мной. Малейшее сомнение, которое

появилось бы у вас относительно него, нанесет ему

чувствительное оскорбление. Я говорю: появилось бы, потому что

у него достаточно такта, чтобы заметить это, как бы вы тщательно

ни скрывали…>>

1.3. Теперь пойдет речь о доверчивости людей необразованных.

Она выглядит несколько иначе. Следующий эпизод взят мной из

книги воспоминаний эсера П.М. Рутенберга [5]:

<<Трупы были направо и налево от меня. Около них большие и

малые алые пятна на белом снегу.

Рядом со мной, свернувшись, лежал Гапон. Я его толкнул. Из-под

большой священнической шубы высунулась голова с