Любимые бывшими не бывают (СИ) - Алекса Гранд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невзирая на эти неутешительные цифры, я верю, что мы с Меркуловым исключение. В последнее время он, действительно, очень много работает, но я не вижу в этом ничего подозрительного и презираю тотальный контроль.
Влад хочет отпраздновать свадьбу с размахом, снять панорамный ресторан на восемьдесят девятом этаже «Москва-Сити» и купить мне самое лучшее платье, а это требует немалых финансов.
Поэтому я с пониманием отношусь к его задержкам и форс-мажорам и стараюсь всячески поддерживать жениха.
Правда, иногда маленькая девочка внутри меня, отчаянно нуждающаяся во внимании, твердит, что с милым рай и в шалаше, и можно как-нибудь обойтись без пафосного торжества и бесконечного списка гостей.
С этими мыслями я скольжу взглядом по висящим на стене часам и обнаруживаю, что стрелки уверенно подползают к двенадцати.
«Ты скоро? Ужин совсем остыл. Может, разогрею?».
«Не надо. Ложись спать, Оль. Перехвачу что-нибудь по пути».
На этот раз Влад отвечает мгновенно, как будто все это время держал мобильник в руке и ждал, пока я напишу. Так что я отпускаю все тревоги, прячу мясо с салатом в холодильник и туда же ставлю едва початую бутылку.
Приняв душ, я укутываюсь в одеяло по самый нос и засыпаю, едва голова касается подушки.
Меркулов приезжает глубоко за полночь. Когда я вижу уже третий сон.
Старается не шуметь, чтобы меня не разбудить. На цыпочках прокрадывается в спальню. Укладывается рядом и притискивает меня к себе.
От него пахнет крепким алкоголем, шоколадом и, кажется, ванилью. Но все это я улавливаю краем сознания, так и не размыкая веки, и снова погружаюсь в дрему в родных объятьях.
А утро я снова встречаю одна в пустой постели.
Из ванной раздаются звуки льющейся воды. Бодрый, как огурчик, свежевыбритый Влад выскальзывает в коридор. Вытирает полотенцем капли влаги с шеи. И задумчиво мажет губами по моей щеке.
Мне же его преступно мало.
Я обнимаю его ладонями за талию и скучаю по тем временам, когда мы могли часами сидеть на крыше, распивать Кьянти и болтать обо всем на свете.
– Позавтракаем вместе? – спрашиваю я с надеждой, но в устремленных на меня глазах вижу отказ.
– Не сегодня. Прости.
– Что опять?
Недовольство против воли проступает в моем голосе. Я устала прозябать на вторых ролях, пока карьера Меркулова прет в гору, и больше не могу это маскировать.
Расцепляю пальцы. Отшагиваю назад. И намеренно увеличиваю разделяющее нас расстояние, чтобы Влад не закончил начинающийся разгораться спор привычным способом.
Не заткнул мне рот поцелуем.
– Не начинай, Оль. Только не ты. Из меня и так Слонский все жилы вытянул. Терентьева в декрет уходит. Раменский из больнички второй месяц не вылезает. Я пашу за троих.
В этот момент я чувствую себя последней эгоисткой и законченной стервой.
Жених ради нас рвет жилы, а я с утра пораньше устраиваю ему безобразный скандал.
Волна стыда окатывает меня. Сдавливает обручем грудину. И я срываюсь с места. Висну у Влада на шее. Извиняюсь. Покрываю поцелуями его лицо.
– Прости. Я такая идиотка. Я просто очень по тебе скучаю.
– Я тоже скучаю. Потерпи немного, малыш.
– Поедем сегодня к родителям? Мама звала.
– Ага.
После небольшой паузы соглашается Влад. Но в родительский дом я прогнозируемо отправляюсь в одиночку.
Ближе к шести вечера на телефон прилетает набившее оскомину.
«Малыш, извини. К твоим вырваться никак не получается. Слонский отправил шведов в аэропорт встречать. Поручил накормить их и как следует выгулять. Полночи буду катать с ними по белокаменной».
Глава 3
Оля
– Привет, дочур. А где Влад?
– Привет, мамуль. Да на работе у него форс-мажор. Кто заболел, кто уволился. Генеральный лютует.
Разувшись, я целую маму в щеку и слышу в ее голосе легкое разочарование, которое она торопится скрыть.
– Жаль. Я пирожков напекла. Вишневых, как и обещала. «Наполеон» приготовила, его любимый. Ну ничего, возьмешь с собой.
– Спасибо.
Крепко сжав мою все понимающую родительницу в объятьях, я натягиваю улыбку на лицо и прикусываю язык, чтобы не сболтнуть ничего лишнего.
Например, умалчиваю о том, что Меркулов будет весь вечер развлекаться с иностранцами и вряд ли останется голодным. Зная Слонского, он наверняка заказал столик в самом дорогом ресторане и оплатил бронь в недавно открывшемся клубе с авторскими коктейлями, вау-подачей для социальных сетей и похожим на инопланетянина диджеем.
Что-то, а пускать пыль в глаза наш директор умеет.
Мотнув головой, я отгоняю непрошеные мысли и стараюсь тормознуть разыгравшееся воображение. Но оно не желает униматься.
Подсовывает и подсовывает мерзкие картинки, от которых желудок подкатывает к горлу и липкий пот струится вдоль позвоночника.
Вот Влад глазами раздевает и без того не слишком одетую блондинку, на которой ничего лишнего, кроме откровенного корсета, черных чулок и черных туфель на высоченных шпильках. Вот уводит ее в випку. Вот распускает шнуровку на том самом корсете, который я начинаю ненавидеть всеми фибрами души.
Фу!
– Папа с Андрюшей тоже опаздывают.
– Мужчины.
Мама вытаскивает меня из омута гадких фантазий. А я пожимаю плечами в ответ на ее ремарку и отправляюсь на кухню, где уже накрыт стол.
Салфетки сложены в аккуратные розочки. Столовые приборы начищены до блеска и ярко сияют. Плетеная корзинка с пирожками накрыта полотенцем, чтобы не остыли.
Когда-нибудь я мечтаю создать такой же уют, как у мамы. Но мешают то внезапные командировки, то вдруг увеличившийся план, то редкое желание зависнуть где-нибудь с подружкой.
Правда, последнее время я чаще попросту доползаю до квартиры. Скидываю обувь. Падаю на кровать без сил. И не сразу могу соскрести себя с постели, чтобы приготовить для нас с женихом что-нибудь вкусненькое.
– Ну как тут мои девочки?
Это спустя десять минут порог переступает папа. В руках у него букет нежнейших орхидей, который моментально перекочевывает к маме.
Они до сих пор испытывают друг к другу искренний трепет и преданную любовь, которой я не перестаю восхищаться. Я мечтаю о том, чтобы у нас с Меркуловым было так же.
Рука об руку. Плечом к плечу. До самой старости.
– А это тебе принцесса.
Прямо перед моим носом материализуется киндер-сюрприз. И я визжу, как маленькая девчонка и, как в детстве, кидаюсь в папины объятья. Повисаю у него на шее, целую холодную с мороза щеку и