Явка с повинной - Лоуренс Блок

— Психология, — заметил второй полицейский. — Вполне возможно, что у вас это повторится. Но не позволяйте мыслям завладеть вами. Старайтесь выбросить их из головы и напоминайте себе, что вы никого не убивали. И все будет в порядке.

Какое-то время Катл чувствовал себя эмоционально отупевшим. Потом наступило облегчение. Ему больше не грозит электрический стул. И не давит постоянное чувство вины. Той ночью он спал без всяких сновидений.

Четыре месяца спустя, в июле, все повторилось. Он проснулся, вышел на улицу, на углу купил «Дейли миррор», сел за столик со сладким пирогом и кофе, открыл газету на третьей странице и прочитал статью о четырнадцатилетней школьнице, которая прошлой ночью не возвратилась домой. Какой-то мужчина затащил ее в глубь аллеи и бритвой перерезал горло. Статья сопровождалась страшной фотографией.

Подобно вспышке света на фоне темного неба, сверкнуло воспоминание, восстановившее всю картину: бритва в руке, отчаянно вырывавшаяся девочка, ощущение ее нежного, напрягшегося от ужаса тела, стоны, кровь, хлынувшая из вспоротого горла…

Катл вспомнил о том, что было в марте. Тогда его память ошиблась. Но на этот раз ошибки быть не могло. Он отчетливо помнил каждую деталь. Правда, сержант Рукер предупреждал его, что такое может повториться. Уоррен Катл сражался с собственной памятью и сопротивлялся как мог.

Но порой логика бессильна против упорствующего сознания. Если человек держит в руке розу, чувствует ее аромат, колется о ее шипы, то никакие доводы рассудка не способны поколебать его уверенность в том, что роза действительно существует…

Его сны были настолько реальны, что он постоянно просыпался. Один раз даже кричал. Утром простыни, матрас на постели были мокрыми от пота. Он долго стоял под холодным душем. Потом оделся. Спустился вниз и отправился в полицейский участок.

Не останавливаясь у стола дежурного, прошел прямо наверх и нашел сержанта Рукера. Увидев Катла, тот прищурился:

— Уоррен Катл? Признание?

— Вчера я вспомнил, как убил девочку в Куинсе…

— Уверены, что убили ее?

— Да.

Сержант Рукер попросил его подождать. Вскоре он вернулся.

— Я звонил в отдел по расследованию убийств в Куинсе. Узнал кое-какие подробности, которые не упоминались в газетах. Вы что-то вырезали у нее на животе?

— Я… точно не помню.

— Вы вырезали: «Я люблю тебя». Вспоминаете?

Да, он вспомнил. «Я люблю тебя» — три слова, доказательство того, что его страшный поступок был в такой же мере актом любви, как и уничтожения. Он помнил так же четко, как вид, открывающийся из окна кабинета, в котором он сейчас находился.

— Мистер Катл, мистер Катл. Вовсе не эти слова были вырезаны на теле девочки. Выражение было нецензурным. Первое слово — бранное, второе — «тебя». Не «Я люблю тебя», а нечто совсем другое. Вот почему этого не было в газетах. Поэтому и еще для того, чтобы иметь возможность отмести ложные признания. Как только я произнес эти слова, ваша память включилась. Произошло нечто, подобное мощному внушению. Вы никогда не притрагивались к девочке, но воображение ухватилось за образ и воспроизвело всю сцену.

Некоторое время Уоррен Катл сидел неподвижно, молча глядя на свои ногти, в то время как сержант Рукер выжидающе смотрел на него. Наконец Катл произнес:

— Я знал, что не мог этого сделать. Но мне необходимо было, чтобы меня убедили. Когда помнишь все до последней мелочи, то не можешь просто сказать себе, что ты сумасшедший, что ничего не было… Во сне я каждый раз переживаю все заново. Как и в прошлый раз. Я понимаю, что не должен был приходить сюда, что зря трачу ваше время.

Сержант Рукер заверил его, что беспокоиться не о чем, мистер Катл может приходить к нему всякий раз, когда ему это нужно.

Катл поблагодарил Рукера и пожал ему руку. Выйдя из участка, он зашагал по улице легко и свободно, как будто с него скинули тяжелую ношу. Эта ночь прошла без сновидений.

Следующий раз это случилось в августе. На Двадцать седьмой улице в своей квартире куском электрического провода была задушена женщина. Он вспомнил, как за день до убийства покупал именно такой провод.

На этот раз он сразу же пошел к Рукеру. Все оказалось совсем просто. Полиция схватила убийцу почти сразу после того, как были набраны последние выпуски утренних газет. Им оказался дворник дома, где жила убитая женщина.

Однажды в конце сентября Уоррен Катл возвращался из офиса домой. Целый день лил дождь, а к вечеру вдруг неожиданно выглянуло солнце. По дороге Катл остановился у китайской прачечной, чтобы забрать свои рубашки. Потом завернул за угол к аптеке на Амстердам-авеню и купил пачку аспирина. На обратном пути к дому он проходил мимо небольшого скобяного магазина. И тут что-то произошло.

Невольно Катл вошел в магазин, как будто кто-то другой взял на время в свои руки управление его телом. Терпеливо подождал, пока продавец занимался с другим посетителем. Затем купил топорик для льда. Дома распаковал рубашки, шесть штук, белые, сильно накрахмаленные, с одинаковыми старомодными воротничками, все купленные в одном маленьком галантерейном магазине, и убрал их в шкаф. Взял в руки топорик, потрогал шероховатую поверхность деревянной рукоятки и холодную сталь лезвия. Острием коснулся ногтя большого пальца и почувствовал, какое оно острое.

Положил топорик в карман, сел и медленно выкурил сигарету. Потом спустился вниз и направился в сторону Бродвея. На Восемьдесят шестой улице вошел в метро, доехал до Вашингтон-хейтс и пошел в небольшой парк. Пробыл там минут пятнадцать, как будто чего-то ожидая…

К этому времени уже стемнело и похолодало. Катл зашел в небольшой ресторан на Дикман-авеню. Заказал отбивную с картофелем по-французски и чашку кофе. С большим аппетитом поел. В уборной ресторана вынул топорик из кармана и снова его погладил. Такой острый, такой крепкий! Он улыбнулся и поцеловал острие.

Оплатив счет, вышел из ресторана. Была уже ночь. Он брел по пустынным улицам, свернул в какой-то переулок. Остановился и стал ждать. Его взгляд был прикован к пересечению переулка с улицей. Он не шевелился. Замер. Ждал…

И вот наконец услышал стаккато высоких каблуков по асфальту, приближающееся к нему. Медленно, осторожно он двинулся вперед. Увидел молодую, хорошенькую женщину, стройную, с копной иссиня-черных волос и ярким ртом. Прелестная женщина, его женщина, именно такая, она. Ну же!

Она была на расстоянии вытянутой руки. Туфли продолжали стучать по асфальту. Он схватил ее одной рукой за голову, зажав алый рот, а другой с силой дернул за талию. Женщина потеряла равновесие, и он втянул ее в переулок. Она начала было кричать, вырываться. Он стукнул ее головой об асфальт, и крик оборвался. Потом вытащил из кармана топорик и воткнул острие точно в сердце. И оставил ее там, мертвую и холодеющую.

Топорик выбросил в канализационный люк. Нашел вход в метро и поехал домой. Зашел к себе в комнату, умылся, лег во постель и тотчас заснул. Спал он крепко и без всяких сновидений.

На следующее утро мистер Катл проснулся в обычное время. Как всегда, бодрый и готовый к рабочему дню. Принял душ, оделся, спустился вниз, купил «Дейли миррор». Прочитал статью. Мона Мор, молодая женщина, иностранка, исполнительница экзотических танцев, подверглась нападению в Вашингтон-хейтс и была убита ударом топорика для льда.

И он вспомнил: топорик, тело девушки…

Катл до боли стиснул зубы. Все было так реально. Подумал, не обратиться ли к психиатру. Но он все помнил! Как покупал топорик, как опрокинул девушку, как воткнул в нее лезвие. Катл с силой втянул в себя воздух. Нет, нужно все сделать по порядку. Он позвонил в свой офис.

— Это Катл. Я сегодня буду позже. У меня визит к врачу… Нет, ничего серьезного.

В конце концов, сержанта Рукера вполне можно назвать личным психиатром. И у него действительно назначен визит к нему — постоянно назначен, без фиксированной даты, поскольку сержант приглашал его приходить, если случится что-либо подобное. И то, что не произошло ничего серьезного, тоже было правдой. Потому что он знал, что на самом деле не виновен, как бы настойчиво ни обвиняла его память.

Рукер встретил его, приветливо улыбаясь.

— О, смотрите, кто пришел! — воскликнул он. — Я должен был этого ожидать. Ведь преступление в вашем вкусе, да? Женщина подверглась нападению и убита. Ваш почерк, верно?

Уоррену Катлу было не до смеха.

— Я… Эта девушка, Мор. Мона Мор.

— У этих девиц из стриптиза невероятные имена, правда? Она француженка. И убили ее вы, так я понимаю?

— Я знаю, что не мог, но…

— Вам нужно прекратить читать газеты, — сказал сержант Рукер. — Давайте разберемся. Итак, вы убили женщину. Где вы взяли топорик?

— В скобяном магазине на Амстердам-авеню.