Ночь древних огней - Алиса Бастиан

отнёс Каю так далеко, как только смог. Она могла выплыть где угодно – но предпочла вернуться домой, и Юрген не мог её винить. Даже несмотря на то, что она не его дочь. Он всё равно будет её любить. После смерти – раз не смог достаточно любить при жизни.

Недалеко от костра Юрген увидел соседку снизу – весьма бойкую старушенцию в очках и сером платье, с красным туристическим конвертом-кошельком на шее. В нём лежал небольшой ключ. Очевидно, в платье не было карманов. Юрген не мог оторвать взгляда от этого конверта.

Точно такого же, как тот самый.

***

Тем вечером, когда он последний раз видел Каю живой, Юрген пошёл в «Консум» за хлебом и молоком. Выйдя с покупками, увидел, как на автовокзал, размером соответствующий самому городку (скамейка, крыша, знак автобусной остановки и банкомат), подрулил автобус в Таллинн. Внезапно хрупкая фигурка, стоявшая в конце очереди на автобус, развернулась и пошла прочь.

Кая.

Юрген нахмурился: она же хотела ехать к подруге? Кая пошла не домой, а на пляж. Он тихонько проследил за ней, держась на расстоянии. Кая сидела на берегу и плакала. Юргену хотелось её утешить, но он знал, что это не в его силах. Завибрировал телефон: Керсти интересовалась, куда он запропастился. Юрген понёс продукты домой.

Кая так и не вернулась. Керсти, как обычно, приняла снотворное, уверенная, что дочь в Таллинне у подруги. Перед выходом они в очередной раз поссорились, так что сообщений и звонков от дочери она не ждала. Ничего, завтра всё будет нормально.

Как и каждый раз.

Юрген написал Кае пару сообщений, но они даже не были доставлены. Ему стало не по себе. Надо было утешить Каю, отвести её домой. Или посадить на другой автобус. Хотя нет, тот автобус в расписании стоял последним – Керсти весь день упрямилась и не хотела отпускать дочь к подруге, вызывая у неё истерику, так что они дотянули до самого вечера. Когда жена заснула, Юрген оделся и пошёл на пляж с дурным предчувствием. Каи нигде не было, и ему немного полегчало. Он даже не знал, что именно боялся обнаружить, водя смартфонным фонариком по пляжу. Но когда повернулся спиной к тёмным волнам, узнал.

Кая висела на толстой сосновой ветке прямо напротив него. Юрген бросился к сосне и начал трясти безжизненное тело, обливаясь слезами, потом вынул девушку из петли и аккуратно положил на песок, усыпанный сосновыми иголками.

Нет.

Когда его кеды лизнул чёрный залив, Юрген открыл глаза. Кая всё ещё висела в петле, а он просто не мог пошевелиться. Не мог сделать то, что хотел. Просто стоял и смотрел, зная, что увиденное никогда не сотрётся из его памяти. Рука с фонариком опустилась, высвечивая мокрый хлюпающий песок под ногами. Юргену хотелось, чтобы его засосало в песчаную трясину. Чтобы ему больше не нужно было смотреть. Подходить. Прикасаться.

Но ему пришлось.

Туристический непромокаемый конверт со шнурком. Красным шнурком, висящим у Каи на шее.

Конверт из водонепроницаемого материала, с прозрачным окошком, защищающим от дождя. С окошком, через которое виднелась предсмертная записка.

Это решило всё.

С верёвкой он провозился довольно долго. В полутьме, в иголках, с телом, так и норовящим повернуться и дотронуться до него, Юрген потратил больше сил, чем мог предположить. Он не знал, откуда у Каи взялась верёвка. Вполне возможно, поразмыслив о своей жизни на пляже, она пошла в хозяйственный магазин и купила её в порыве чувств. Не будь идиотом, сказал он сам себе, изо всех сил стараясь отвлечься от обжигающего холода тела Каи. Магазин давно закрыт. Значит, она купила её заранее. Но брать её с собой в Таллинн к подруге? Наверное, припрятала верёвку в лесу на всякий случай, зная, что когда-нибудь она может пригодиться. Как бы горько это ни звучало, запасной выход у Каи был придуман давно.

У неё не было других родственников или друзей, кому она могла бы довериться. Звонить в опеку она тоже не хотела – боялась, что об этом узнает мать и что всё может стать только хуже. Кае оставалось только терпение и ожидание. Но всему терпению есть предел. В какой-то момент душа Каи просто сломалась, порвалась как нитка.

Это метод воспитания, говорила ему Керсти всякий раз, когда он пытался что-то предпринять. Остановить побои. Вернуть Кае отобранную одежду. Передать ей немного денег. Включить свет в кладовке. Оставить там яблоко для следующего раза. Все трое знали, что следующий раз будет. Керсти вываливала дочери на голову недоеденный картофельный салат с луком, который организм Каи просто отказывался принимать, но мать считала, что это просто избалованность. Избивала её мокрым зонтом, твёрдо уверенная в том, что зонты нужны исключительно для защиты от солнца, а не для того, чтобы глупые девчонки портили их под дождём. Неделями не разговаривала с ней, полностью игнорируя её и сводя этим с ума, а потом вдруг снова вела себя так, словно ничего не было. Раскачивала Каю не на эмоциональных качелях – на аттракционе, бешено вращающемся вокруг своей оси то в одну, то в другую сторону, не способном замедлиться, горящем красными сигнальными огнями – остановись, хватит, – но Керсти не могла остановить его, потому что не могла остановиться сама. Для неё всё это было в порядке вещей. Кая ждала совершеннолетия, чтобы навсегда перечеркнуть свою старую жизнь и начать новую, но вместо этого вычеркнула себя из жизни на три года раньше.

Это его вина. Он соглашался. Метод воспитания. Вырастет сильной и послушной. Матери виднее. Кая ненавидела его бесхребетность. И ту слепую любовь, что он испытывал к Керсти. Но всё равно пыталась его образумить, привлечь на свою сторону в качестве союзника. Бесполезно. Юрген говорил себе, что сохраняет нейтралитет, но знал, что всегда поддержит Керсти, что бы она ни сделала. Эта женщина напрочь затуманила его мозг.

Но Каю нельзя было так оставлять. Самоубийство вызвало бы слишком много вопросов, прежде всего – к родителям. Юрген не был уверен, что Керсти это выдержит. Она любила дочь, пусть и по-своему. Для неё это ужасная утрата. Но также Юрген знал, что Керсти считала своё поведение и обращение с Каей совершенно нормальным. Она просто не поймёт. Ни того, почему Кая так поступила. Ни вопросов, которые насторожили бы любого.

Кая была почти точной копией Керсти. Длинные светлые волосы, слегка вздёрнутый нос с россыпью веснушек, серые глаза. Свои Кая уже никогда не откроет. Пока Юрген в полнейшей апатии снимал Каю с сосны, он весь исцарапался иголками. Нехорошо, отметил он. Завтра придется надеть рубашку.

Он обыскал розовый рюкзак Каи, валяющийся рядом, но ничего подозрительного не