Диссонанс - Алиса Юридан

– Ну обалдеть, – говорит Марк, а Кара смеётся.

– Кстати, у него в каждом рассказе кто-нибудь умирает, – говорит она. – Я читала.

– Ну что поделать, – разводит руками Ян. – Не то чтобы у меня бзик на убийства, но у меня бзик на убийства, – с полуулыбкой говорит он.

– Ну хорошо, – встреваю я, – а с чего вдруг роман?

– Я вообще-то ещё не закончил рассказы, но роман вдруг так чётко предстал передо мной, так легко начал писаться, так захватил меня, что рассказы пока отошли на второй план. Просто удивительно, как какая-то волна нежданно-негаданно нахлынула, остановить это уже нельзя, – обезоруживающе улыбается Ян. – Писательство – это вообще что-то очень откровенное. Что-то настоящее о самом человеке.

Вот с этим я согласна. Некоторые знакомые Яна запоем прочитывали его произведения сразу же, как они попадали к ним в руки, а некоторые – тянули многими месяцами. Вторых мне никак не понять – ведь произведение – это действительно настоящая правда о человеке, его суть, его настоящий внутренний мир. Не только тема – совсем даже не тема, но стиль, способность управлять фразами, диалоги, описания – всё это маленькие кусочки самого человека, именно те, которые никогда не узнать другим способом, и я правда не понимаю людей, которые сами себя лишают этой возможности. Ведь это не какой-то посторонний писатель, это Ян, их друг, их знакомый, тот, которого они словно бы знают! Ян давно перестал спрашивать, прочитали ли ту или иную его книгу, потому что ему надоело расстраиваться. Мне обидно за него, правда. Я не могу этого понять.

– Верно, – говорю я. Ян знает, что я его поддерживаю.

– Так и как там роман? Много написал? Вон Стивен Кинг не раз повторял, что любит отпускать сюжет, давая ему развиться в ту или иную концовку самому. А какой-то его знакомый писатель наоборот начинает с самой последней строчки, – говорит Марк.

– О, – Ян улыбается. – Да, я знаю. Сам я чаще всего пишу кусками, сценами, отрывками – что возникает в голове, то и пишу. У меня обычно сначала возникает конец, потом начало. И слава богу, потому что это каркас, который постепенно наполнится содержимым, подробностями, моментами, оттенками. Но главное – две основные точки уже есть. Не знаю, как можно писать, не решив, какой будет конец. Ну а наполнение… Иногда я понятия не имею, куда можно будет пристроить тот или иной кусок. Иногда – примерно знаю. Но так или иначе, а в конце всё складывается как нельзя удачнее. Одно за другим приходит осознание, где должен находиться тот или иной кусок. В конце всё оказывается мозаикой, в которой каждый кусочек постепенно находит своё место, и когда мозаика готова, готова и сама история.

– Круто, – говорит Марк. – Я тоже хочу так уметь.

– Прости, но, похоже, тебе не дано,  – по-доброму смеётся Ян, и он прав. Марк вряд ли когда-то станет гением пера, он и сам это знает.

– Ну а если я всё же рискну попробовать составить тебе конкуренцию, есть какие-то важные вещи, которые я должен знать?

– Конечно. Первое – конкуренцию ты мне не составишь, – и тут уж смеётся Марк. – Но вообще, – продолжает Ян, – лично у меня есть как минимум три правила. Если ты пишешь и хочешь, чтобы написанное было действительно хорошим, мой тебе совет: не пренебрегай ими. Первое – всегда носи с собой что-то, чем можно записать, и что-то, куда можно записать. Телефон, на худой конец, тоже сойдёт. Всегда записывай то, что прояснилось в твоей голове, – сразу. Не ленись и не откладывай. Иначе потеряешь эту мысль, эту сцену, этот сюжетный поворот. Стопроцентно. Второе – всегда перечитывай днём то, что написал вечером и ночью. Уверяю, как минимум треть тебе захочется изменить. Вечером и ночью идёт какая-то особая волна творчества, попав в которую уже сложно остановиться и увидеть разницу между тем, что обязано быть написанным и тем, что может без этого обойтись. Третье – всегда перечитывай написанное через пару месяцев, когда тебя уже отпустило и процесс по сути давно закончен. Удивишься, сколь многое ты сможешь улучшить, когда твой разум немного отдохнёт от произведения.

– Тебе надо выпустить книгу советов «Если вы хотите стать писателем», – говорит Марк.

– Надо, – соглашается Ян. – Да только мне сначала самому надо им стать.

– В смысле? Ты что – не писатель?

– В своих глазах – конечно. В ваших и ещё нескольких читателей – тоже. Но этого мало.

Мы раздумываем над его словами, потом хором начинаем убеждать Яна, что всё сложится отлично, и мы ещё увидим его книги на полках самых престижных магазинов.

– За это надо выпить, – серьёзно говорит Марк, и мы чокаемся стаканами с холодным зелёным чаем.

– А вообще, – продолжает Ян, – если опустить всю эту мою болтовню, я могу объективно сказать, что быстро эволюционирую. Правда. Объективно. Пишу я медленно, но эволюционирую быстро. Я имею в виду, по количеству произведений. Начал с большого, не лишенного хороших моментов, но всё же местами сыроватого детектива – раз. В сборнике рассказов каждый рассказ получался чуть лучше предыдущего, плюс они все совершенно разные, что само по себе неплохо, – два. Второй роман, который я сейчас пишу, по-моему, уже очень даже достойный, плюс в нём я смог воплотить некоторые вещи, на которые мне любезно намекали знающие люди, – три. Таким образом, уже на третьей ступени я достиг значительного мастерства. По-моему, неплохо. Я рассчитывал минимум на пять-шесть. Я горд. Я рад.

– Ты молодец, – фыркает Кара.

На самом деле ей очень нравится читать то, что пишет Ян, и он это знает. А ему нравится слушать всё то, что пишет и играет она, и она это знает. И всё это совершенно искренне.

Ян хороший, но иногда циничный.

Иногда он любит цинично цитировать циничного Буковски – как-то, когда Кара решила, что встретила любовь всей своей жизни, и сказала об этом Яну, он ей на это ответил лишь «как ты можешь говорить, будто любишь одного человека, если в мире, может, десять тысяч людей, которых ты бы любила больше, если б знала? Но ты с ними не знакома». Они тогда неделю не разговаривали. А как-то про одну нашу одинокую знакомую сказал: «Когда такая красивая и умная девушка одна – можно не сомневаться, что с нутром у неё не всё хорошо». Хорошо хоть не ей в глаза. Почему-то именно сейчас в голову полезли всякие воспоминания, и вместо того, чтобы слушать оживлённый разговор, я перебираю в памяти высказывания Яна. Что ещё?

«Люди, рождённые в конце сентября – начале октября, всегда вызывают у меня подозрения. Были ли они желанными детьми, или же просто последствиями безудержного новогоднего разгула?» – сказал он когда-то, и говорил он всерьёз.

«Писатели – эгоистичные жлобы. Все люди вокруг для них – материал. Все их переживания и эмоции – материал», – сказал он когда-то, и говорил он опять-таки всерьёз.

– …Наделять каждого персонажа своими чертами и мыслями – и не наделять ими в полной мере ни одного. Они все – отражение тебя и в то же время нет, – долетает до меня сквозь мысли, и я пытаюсь всё-таки уловить суть разговора. – А насчёт объёма – да, возможно, это будет повесть, а не роман. Но вот, к примеру, Эрленд Лу – в его книге «Переучёт» меньше ста сорока тысяч знаков, я проверял, и всё же это произведение именуется гордым словом «роман». Хотя по объёму оно весьма небольшое. Так что я пока не определился. А про мой кругозор – какой кругозор? Я же писатель. Мне ничего, кроме своих книг, неинтересно, – усмехается Ян.

Я осознаю, что пропустила половину разговора. Наверное, это видно по моему лицу, потому что Ян смотрит на меня и хитро улыбается.

– Кстати, не понимаю, почему ты не любишь готовить, – совершенно внезапно говорит мне он. – Просто представь это как… Ну не знаю, как расследование, что ли.

– Расследование? – смеюсь я.

– Ну не совсем, конечно. Но смотри: изначально у тебя есть множество ингредиентов, некоторые между собой сочетаются, некоторые нет, некоторые ты в итоге посчитаешь бесполезными. Это как факты. А в итоге ты получаешь готовое блюдо – это результат действия с фактами. Фактически, это просто метод индукции – от частного к общему. Блюдо готово – дело раскрыто. Как насчёт такого подхода?

Я хочу сказать Яну, что обожаю его, но не могу: от серьёзного вида, с каким он всё это говорил, я снова не могу сдержать смех. Хотя надо признать, что-то в его словах есть.

– Выпьем же за метод индукции, – говорит Кара, и мы со смехом снова вливаем в себя холодный чай.

Мы ещё болтаем о всякой ерунде, но потом чувствуем, что чего-то не хватает. И это «что-то» в данном случае весьма конкретно. Смотрим друг на друга, выражаем свои мысли вслух и смеёмся. Меня посылают в ближайший магазин за хлебом и колбасой. Все четверо – любители этого весьма неполезного сочетания, прекрасного в любое время суток.

Через семь минут я уже в магазине, уверенным шагом прохожу к полкам, беру колбасу, хлеб, краем глаза отмечаю ценники, иду на кассу. Пока вожделенные товары пробивают, чувствую какое-то смутное сомнение. И я понимаю, почему – перед глазами всплывают только что увиденные ценники: