Противогазы для Саддама - Геннадий Прашкевич

Органы на самом деле оказались Конторой.

А Валентин красавцем.

Сразу было видно, что не глуп, и не хил. Картинно белокур, плотно сложен. Глаза пронзительные, голубые. Небесные, так скажем, глаза. Как все нормальные люди, Сергей к людям из Конторы относился с инстинктивным недоверием, но Валентин излучал нечто такое…

Трудно сразу определить…

И на все всегда был готов.

«Искупаемся?»

«Нет проблем»

«Под водопадом?»

«Нет проблем».

«А на ту гору сбегаем?»

«Нет проблем».

Сергей с интересом присматривался к Валентину, никак не выходило из головы слово – Контора.

Правда, всякие эти мысли скоро повыветрились, остался общительный голубоглазый мужик, охотно поддерживавший любую затею, любой разговор. Как ни странно, но именно Валентин, коренной москвич, первым разобрался в мире звуков и запахов, густо затоплявших алтайскую турбазу. В принципе, Сергей и сам мог растолковать, цокает на полянке длиннохвостый суслик или это передразнивает его каменка-плясунья, такая крошечная птичка, бесцеремонно селящаяся в старых норах, несет с ручья душным запахом зеленого клопогона или это растрепало ветром резной ветвистый страусопер, но у него-то, у Сергея, был многолетний опыт коренного сибиряка, при этом он не раз бывал на Алтае, а вот где поднабрался знаний московский капитан госбезопасности?

До встречи с Валентином Сергей считал существование Конторы чем-то само собой разумеющимся, но при этом к нему, к Сергею, имеющим как бы только самое отдаленное отношение. Откуда появляются такие представления, неизвестно, но так все и было. Сергей прекрасно знал, что некая Контора действительно существует, что ее люди всегда где-то рядом, может, даже рядом с тобой, но они незаметные, они совсем неслышные и невидные, их как бы и нет, функционируют себе по себе, и Бог с ними. У него, у Сергея, к примеру, кишечник функционирует, что ж, думать об этом постоянно?

Странная штука – профессия, усмехнулся Сергей, прислушиваясь к глухому шуму самолетных турбин, и внимательно разглядывая издали мужчину, оказавшегося похожим на капитана Якушева. Почему можно запросто подойти к машинисту метро, или к таксисту, или даже к ассенизатору и запросто осведомиться: слушай, приятель, а как ты дошел до такой профессии? Вот спросил, поинтересовался, дело в общем простое, никто не в обиде. А к человеку из Конторы почему-то так просто не подойдешь. А если и подойдешь, то не очень-то и поинтересуешься. Спросить у человека из Конторы впрямую о его профессии это почти то же, что поинтересоваться у случайного прохожего: послушай, приятель, где это ты триппер словил?

Сергей чуть не рассмеялся.

Сакраментальный вопрос (не о триппере, конечно, а о профессии) он умудрился задать Валентину в первый же вечер на Алтае, а Валентин, к его чести, ответил прямо. «Чем занимаюсь? Вопросами безопасности».

Вот и все.

Но, конечно, Сергей внимательно присматривался к Валентину.

Сдержанный человек, верно, но если понадобится – всегда готов выдать россыпь анекдотов.

Язык опять же.

Хитрый, иносказательный язык.

Люди из Конторы по сути своей язычники. Валентин, например, вообще не употреблял в разговорах конкретных имен. «А-а-а, этот перец, – кивал понимающе. – Ну, знаю. Видел вблизи. В Белом доме. У него улыбочка отличника-ябедника». Или: «А-а-а, этот большой руль. Ну, знаю. Один депутат через меня пересылал ему однажды записку, сильно просил не выделяться, правильно употреблять с трибуны глагол звонить». Или: «А-а-а, этот. Ну, знаю. Он полевую сумку носит на поясе, подчеркивает, что человек военный».

И ни одного конкретного имени.

Только перцы и большие рули, хотя сразу понятно, о ком идет речь.

Правда, с языком в последнее время не слишком носятся. Сергей сам слышал в томском трамвае, как длинноволосый кондуктор (наверняка студент, решивший подработать) орал весело: «Пиплы, хватайте тикеты! Стрёмно не брать тикеты, пиплы! Тикет – клевая отмазка от ментов, контры и прочего стрёма!»

И ничего.

Усталые пиплы, кто с рынка, а кто с работы, вполне понимали длинноволосого, не переспрашивали, кое-кто даже билеты брал.

Надо будет позвонить Валентину, подумал Сергей.

Интересно, как смотрится человек из Конторы на фоне московских улиц? Не на фоне Курайского хребта, а вот именно на фоне московских улиц. Хорошую он, кстати, улицу выбрал для обитания – Красноказарменная. Кажется, она пересекает Шоссе Энтузиастов. Где-то неподалеку от гостиницы «Урал».

Самолет тряхнуло.

Явлюсь сейчас к Левке, потом в МАП, закуплю товар, закажу грузовой вагон и отправлю в Томск чай и кофе. А потом поищу чего-нибудь экзотичного – за наличку. Бизнес – вещь, в сущности, простая, главное, выдерживать нужный темп. Прикидывая все это, Сергей машинально развернул газету с курсом валют.

За последние сутки доллар вырос сразу на пятнадцать пунктов.

Ровно год назад, вспомнил он, двадцать четвертого июня одна тысяча девятьсот девяносто второго года доллар стоил ровно стольник…

Инфляция.

Покупаешь товар, и сразу терпишь убытки.

В одном пока только везет: деньги я перебрасываю в Москву через Московское Акционерное Предприятие. Надежная фирма.

Если Левка оставил машину на обычном месте, прикинул Сергей, через час, считай, буду в офисе. Ездить по Москве Сергей не любил, но без машины в Москве неудобно. В аэропорту он сразу подошел к таксофону. Мог, конечно, и не звонить, но такая сложилась привычка: всегда звонил в МАП прямо из аэропорта. Не по необходимости, скорее, из суеверия. Услышав от главбуха, что деньги еще вчера пришли на счет, он повесил трубку.

Вот теперь все.

Вот теперь можно забыть о самолете и перевести время с томского на московское.

Он взглянул на часы.

Самые обыкновенные отечественные электронные часы.

Сергею их подарили недавно. Совсем новые. Но, может, Сергей где-то встряхнул их сильнее, чем следует, или они не были рассчитаны на московскую температуру, – в светлом окошечке экрана мерцали цифры, совершенно непривычные для обыкновенных часов (даже для отечественных) – 49.77. То есть, собственные часы пытались убедить Сергея в том, что он прибыл в Москву в сорок девять часов семьдесят семь минут утра.

Зал ожидания был неполон.

Кое-где громоздились клеенчатые тюки и баулы, челноки пили чай и кофе, бомжи поглядывали на них заискивающе, расслабленно прогуливались милиционеры. Кажется, Домодедово не жаловалось на отсутствие керосина и летной погоды. Это успокоило Сергея. Он расстегнул ремешок и без жалости выбросил часы в урну. Он всегда готов поддерживать отечественное производство, но жить удобнее по стандарту.

Никто не заметил, как Сергей бросил часы в урну.

Бомжи и милиционеры больше интересовались пожилым арабом, стоявшим коленями на коврике, брошенном на пол перед газетным киоском. Аллах знает, что это был за араб, почему он молился в Домодедово. Бросив на бетон цветастый коврик, араб падал лицом на пол, высоко задирал зад. Судя по белому бурнусу, это действительно был араб, а не татарин, и не узбек. В огромном зале аэропорта он казался маленьким, совсем обыкновенным, но все действия, само присутствие как-то выделяли его из привычного мира.

Сам араб, впрочем, ни на кого не обращал внимания.

В данный момент весь этот зал, весь аэропорт являлись для него лишь обрамлением собственного внутреннего мира. Интересно, усмехнулся Сергей, как он тут ориентируется? Как находит верное направление на Мекку? В зарубежных аэропортах обычно рисуют на потолках специальную стрелку, а здесь? Может, у него есть компас?

Он усмехнулся.

Сперва отечественные часы, теперь – араб.

Впрочем, плевать на араба. Не бомбу закладывает, а молится. Два года назад американцы хорошо надрали арабам задницу. Наделали, придурки, потрясений. В первые часы операции “Бури в пустыне” мировые цены на нефть взметнулись с тридцати одного доллара до сорока, правда, так же быстро и упали, поскольку американцы по распоряжению президента Буша выбросили на мировой рынок сразу более миллиона баррелей нефти. Да и мордастый генерал Норман Шварцкопф не подвел.

Короче, справились с Саддамом Хусейном.

А этот араб…

Что мне до него?

Усмехнувшись, Сергей направился к выходу.

Философия бизнеса

В первый же день Сергей закупил чай и заказал грузовой вагон в почтово-багажном поезде. Обедал на ходу на площади трех вокзалов – в кафе напротив Универмага, только кофе (ближе к вечеру) пил в МАП. Эти кофепития (ставшие традиционными) Сергей ценил, справедливо принимая их как знак особого внимания со стороны Карпицкого. Мало того, что Александр Карпицкий играл не последнюю роль в Московском Акционерном Предприятии (заведовал отделом, отвечающим за валютные операции), но в прошлом профессионально занимался философией и литературными переводами.

Это почему-то действовало на Сергея.

Не английская и немецкая поэзия, понятно, ее в России всегда переводили многие, а итальянская!