Варяги и Русь - Александр Лавров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты бы, отец, про дулебов-то нам досказал, — напомнил один из слушателей старику.
— Да, про дулебов! Вот ведь они, бедные, какую беду вынесли…
— Какую, отец? — заинтересовались все.
— Пришли к ним мужи обрские, пришли с оружием и стали воевать дулебов; те народ мирный, не ратный, не могли против них силы выставить, и победили их обры. А были они телом великие и умом гордые.
— Что же, данью обложили их обры?
— Данью одной, это ничего еще было бы… Не в первый раз племенам славянским дань платить. А стали обры всячески надругаться над ними… Вот тут и пострадали роды дулебские!
— Мучили их обры?
— И это бывало… А больше всего надругались. Вместо коней и волов они были у них!
Лица слушателей побледнели, глаза засверкали. Ведь дулебы, как бы далеко они ни жили от Ильменя, все-таки были братьями им… Ссорясь и воюя между собой, славяне никогда этого не забывали…
— Как куда нужно поехать обрину, — продолжал свой рассказ старый Радбор, — сейчас приказывает он запрячь в телегу не волов и не коней, а жен славянских, садится и едет!
— А мужики дулебские, что же?
— Слабы они были… Где им одним против обров пойти, а древляне, соседние, по своим лесам рассеялись. Поди лови их там…
— Как же избавились они от обрского ига?
— Сами боги на помощь им пришли… Пошла ходить по обрам болезнь страшная, все умирали, и дулебов много погибло, но они все-таки остались, а обры так и перемерли, так что в земле дулебской ни одного обрина не осталось!
— И теперь в землях днепровских говорят, — заметил внимательно слушавший рассказ Володислав, — «погиб, как обры»!
— Это про тех, кто рода после себя не оставил, — добавил Радбор.
Некоторое время весь круг молчал.
— Вот к чему ведут несогласие и раздоры, — заговорил опять старик, — восстанет в землях славянских род на род, и не станет правды, а тут враг близко, с родами славянскими делает что хочет! А они все спорят между собой, кровь свою льют!
— Как же быть-то?
— Выбрать князя, чтобы всеми делами верховодил и на врага водил и от врагов со своими дружинами оборонял… Да чтобы не было ни вятичей, ни радимичей, ни полян, ни древлян, а были бы одни славяне… Вот тогда мы и сильны будем. Не найдется врага, который бы одолел нас! Сами всех сокрушим, как вода из прорвавшейся плотины все затопим, и не погибнет славянство во веки веков!
— Прав старик, прав! — раздались голоса.
II
Красив лицом, и статен единственный сын Володислава, молодой Вадим — красивее его, пожалуй, и во всем Приильменье нет. Только не такого сына хотелось бы иметь Володиславу. Нельзя сказать, чтобы Вадим трусом был, нет, а только он какой-то странный выдался.
С малых лет в нем вероломство замечалось. Обмануть хоть бы и друга, насмеяться над ним, худое ему без всякой причины сделать, на все это Вадим как никто способен был.
И вечно он в каком-то беспокойстве находился…
Чего-то постоянно боялся старейшинский сын, чего-то искал все и не находил…
Так и теперь. Веселится молодёжь, смеется, поет, хороводы водит, а Вадим грустный и задумчивый сидит поодаль и, не обращая ни на что внимания, смотрит бесцельно вдаль…
Побаивался Вадим ночи, которая должна была последовать за этим днем. Многого для себя ждал он от нее. Задумал он узнать свое будущее и тихонько от своих домашних решил отправиться в дремучий Приильменский лес к Малу, которого все в Приильменье считали кудесником…
Путь предстоял далекий и трудный. Нужно было проскакать на коне по едва заметным лесным тропинкам чуть не половину Ильменя, чтобы добраться до того леса, где жил старый Мал.
Но старый кудесник не ко всякому выходил на зов. К нему ездили многие — и из приильменских родов и из Новгорода, но чаще всего возвращались ни с чем. Мал порой не откликался на зов, а те, кто пробовал искать его, только блуждали напрасно по лесу, и были случаи, что даже пропадали, не находя выхода…
К нему-то и собрался Вадим.
Едва только стемнело, он потихоньку вывел за околицу заседланного коня и, даже не простившись с матерью Богумилой, не замеченный никем, уехал.
После коротких сумерек на лес спустилась ночная тьма. Все на Ильмене уснуло. Вадима пугала мертвая тишина. Его конь осторожно пробирался по узкой, едва заметной тропинке, Вадим бросил поводья, заботясь только о том, чтобы не удариться головой о ветви.
Лес становился все гуще, все мрачнее… «Похоже, я сбился с дороги, — подумал Вадим. — Именно здесь должна стоять его избушка…»
Блеснувшая на небе зарница на мгновение осветила мрачную прогалину, на которой остановился Вадим. Высокие столетние сосны поднимали кверху свои зеленые кроны. Вадим ясно различил три сосны, одиноко стоящие среди прогалины.
— Здесь, здесь, вот и сосны, о которых мне говорили, — радостно проговорил он и быстро соскочил с коня.
Привязав скакуна к толстому суку, Вадим вышел на середину прогалины и закричал:
— Мал, старый Мал, Мал! Проснись и выйди ко мне; я здесь, у трех сосен, я жду тебя; ты мне нужен, Мал, ты знаешь волю богов, я пришел к тебе узнать ее… Ты должен мне поведать ее! Выйди, Мал!
Но никто не ответил Вадиму. Только могучее эхо далеко разнесло его крик.
— Мал, выйди! — крикнул еще громче Вадим. Ему стало казаться, что его обманули, сказав, что здесь, в этой лесной глуши, живет кудесник Мал — выходец из стран болгарских. Мало кто его видел, но те, кому приходилось видеть его, уходили с полной уверенностью, что Мал — любимец богов и не уступит и самому перынскому жрецу Велемиру.
Долго он еще звал Мала, но лес по-прежнему оставался безмолвным. Даже разбуженные криками Вадима птицы, привыкнув к ним, замолкли и перестали летать среди ночной тьмы.
Вадим, не слыша ни малейшего отклика на свои призывы, пришел в отчаяние.
Начинало уже светать. Сквозь листву деревьев видно было, как заалел небосклон, послышалось щебетание первых птиц, подул холодный легкий ветерок, этот вестник наступающего утра.
Вадим, постояв в раздумье, решил было уже отправиться назад.
— Мал, выйди! — еще раз крикнул он.
И вдруг росший по окраинам лесной прогалины кустарник раздвинулся и появилось какое-то существо, мало походившее на человека.
Длинные космы седых жидких волос спускались по плечам почти до самой земли. Лица под высокой, с острым верхом, шапкой не было почти видно. Только одни глаза светились в глубине.
Это и был Мал — болгарский кудесник.
Увидя его, Вадим испугался. Появление этого существа, которого он незадолго перед тем так страстно желал видеть, наполняло теперь душу его ужасом. Он весь дрожал, а Мал подходил к нему все ближе и ближе.
— Добро пожаловать, княжич! — прохрипел кудесник. — Заждался ты меня, да ничего, другие и еще дольше ждут старого Мала… Только для тебя одного вышел я так скоро… Знаю я, как рвется на части твое молодое сердце, знаю, чего ждешь ты от меня, все знаю… Не утаишь ты от меня ни одной думушки своей сокровенной… Что же стоишь? Чего дрожишь как лист древесный? На смерть идти не боишься, а тут тебя человек обыкновенный пугает… Эх, эх! Не такие молодцы на родине моей в славном Ателе-городе…
Мал смотрел на перепутанного Вадима и громко хохотал.
— Кто ты, страшный старик, скажи? — воскликнул юноша.
— Кто я? А зачем это тебе знать, гордый старейшинский сын: сам ты должен был знать это, прежде чем вызывать меня… Да, впрочем, скажу тебе… Далеко-далеко отсюда, на большой реке у моря Хвалынского, стоит славный Атель[5]; чтобы попасть в него, через много племен пройти нужно. Болгары, узы, печенеги путь смельчаку преграждать будут, и, если только не родился он под звездой счастливой, забелеют его кости в степях печенежских… Оттуда и я родом. Ханам хазарским я верным слугой был и в их земле постиг премудрость кудесническую. Все постиг я, да дорого мне встало это… видишь теперь какой я? А ведь когда-то и мой стан был так же прям, как и твой, и мое сердце билось любовью к красным девицам. Ох, давно, давно это было. Согнулся стан мой, крепости нет в руках моих, ноги не держат, без клюки ходить не могу я. Умер я телом, в прах, в тлен превратился, зато духом живу… Умерло тело — проснулся дух. Все я постиг на белом свете, все знаю: и ход светил мне известен, и тайна жизни и смерти. Умею и думы читать чужие, и знаю, чье сердце зачем бьется. Знаю, зачем ты пришел ко мне. Хочешь, скажу, что ждет тебя в грядущем?
Вадим с волнением слушал отрывистую речь кудесника.
Ему казалось, что какая-то невидимая сила приковывает его к месту.
— Хочешь? — повторил тот, пристально смотря своими маленькими сверкающими глазками на юношу.
— Скажи, — тихо проговорил Вадим не в силах оторвать взгляда от страшного старика.