Кинжал в постели - Галина Романова

Женщина. Молодая. Красивая, симпатичная, уродина или нет, не видно было с того места, где он стоял. Женщина одной рукой держалась за дверную ручку своего внедорожника, второй призывно ему помахивала. Он ткнул себя пальцем в грудь, уточняя, его зовут или нет. Она суматошно замотала головой. И Боголюбов решил подойти. Хотя бы просто потому, что интересно было ее рассмотреть: красивая она или уродина?

Ей на вид было лет тридцать, тридцать пять, потом выяснилось, что двадцать девять. Белокожая, белобрысая, с зализанными в высокий хвост волосами. Голубые глаза без тени макияжа смотрели устало и настороженно. По щекам рассыпались смешные веснушки, носик – остренький, аккуратный, веснушек не носил. Губы полные, четко очерченные, но очень тусклые, очень. И вся она была очень тусклой, словно жизнь уходила из нее по капле. Она напомнила Боголюбову чахлое растение, лишенное света. Фигуру он вообще оставил без внимания. Заметил только мимоходом, что надето на женщине что-то мешковатое, объемное, серое.

Тот еще экземпляр, сказал бы его бывший друг Мишка Стрельников. Как он теперь, интересно? Когда Боголюбова посадили, он только-только бизнес свой затевал. Хороший, к слову, бизнес. Идея была общая, деньги в основном Мишкины. Боголюбов вложил одну треть. Исполнение тоже подразумевалось общим, но так уж вышло. Да и ладно, как вышло, так и вышло.

– Вы меня? – спросил Боголюбов, останавливаясь от женщины и ее машины метрах в двух.

– Да, – кивнула она, сделавшись тут же строгой и сосредоточенной. – Вы ведь Боголюбов? Сергей Иванович Боголюбов? Сорока двух лет от роду, недавно…

– Да, – перебил он ее нелюбезно, прекрасно поняв, что она скажет дальше. – Что хотели?

– Есть разговор. – И она потребовала: – Садитесь в машину.

– А если не сяду? – криво ухмыльнулся он, но все же тихо двинулся к пассажирской двери. – То чё?

– Тогда я приду к вам домой. А вам бы этого не хотелось. – Она села за руль, дождалась, пока он усядется, и проговорила: – Сейчас прокатимся недалеко.

Честно? Ему было все равно! Вообще все равно!

Едет он или идет. Везет ли его некрасивая, тусклая женщина, или рядом сидит головорез бритоголовый. Везут его на разборки или в гости к старенькой тетке, о существовании которой он не знал до сих пор. Такая мысль тоже мелькнула, не вызвав, впрочем, никаких чувств.

В общем, ему было все равно, времени у него вагон.

Они выехали за город. Через тридцать километров съехали с шоссе, попетляли по поселку. И остановились наконец у старого бревенчатого дома с недавно перекрытой крышей. Забор тоже был новеньким, и плодовые деревья нестарые. Одна из яблонь обильно плодоносила. Антоновка, с чего-то решил Боголюбов, проходя мимо дерева. В сортах он совершенно не разбирался. Просто вдруг вспомнилось название, и все.

– Входите, – приказала женщина, отпирая входную дверь. – Разувайтесь. Тапочки слева.

– Не стану я разуваться, – вяло опротестовал Сергей. – И тапки мне ваши ни к чему. Если боитесь, что наслежу, говорите здесь.

Первый раз за минувшие полтора часа после их неожиданной встречи она растерялась. Глянула на него заполошным взглядом, судорожно сглотнула, сжала, разжала кулачки. Потом кивнула:

– Хорошо… Не разувайтесь. Входите.

Он вошел в темную прихожую. Слева во всю стену зеркало. Справа во всю стену громадный шкаф-купе. И все. Ах да, еще тапки, приготовленные для него и для нее.

– Туда. – Она мотнула остреньким подбородком вправо. – Там гостиная.

В гостиной стоял большой полукруглый диван под окнами. Огромный, размером с бильярдный стол темного дерева в окружении семи стульев. У дальней от входа стены стояла горка с посудой. Лохматый оранжевый абажур над столом. Под ногами пушистый ковер. Дорогой, решил тут же Боголюбов и застыдился того, что не разулся. Старательно обошел ковер по кромке, сел на диван между окнами, уставился на хозяйку.

– Чай, кофе? – Она смотрела на него в упор, было заметно, что заботы о ее ковре ее тронули.

– Вообще-то… Я бы съел чего-нибудь, – признался Боголюбов. – Вы поймали меня как раз на пути к магазину.

– Хорошо. Сейчас станем обедать.

И ушла куда-то. Через минуту загремела посудой. Боголюбов еще раз прошелся взглядом по стенам. Стены как стены. Аккуратно выкрашены лимонной краской. Под ногами паркет, старинный, сейчас такого не делают. Ковер цвета лимонного с синим. Шторы на окнах, что и абажур, оранжевые, красиво подхваченные. Посуда в горке самая обычная. Стекло, недорогой фарфор, какие-то фарфоровые статуэтки. И что странно, ни одного портрета, фотографии, картины. Ничего! Безлико как-то, пусто. Как в гостинице.

У него вон тоже теперь стены безликие. Без характерных признаков присутствия чьего-то счастья. Соседи убрали вещи, фотографии. Еще предстояло спросить, куда они все это подевали. А может, эта дамочка распорядилась, а? Она как-то уж слишком уверенно ждала его у подъезда, словно знала точный час его возвращения.

Так, стоп! А не она ли тот самый благодетель, что выхлопотала для него условно-досрочное освобождение? УДО.

Он встал и пошел на звон посуды, решив уточнить. Не то чтобы разволновался. Просто разожгло любопытство.

Дама хлопотала в большущей кухне с дубовой мебелью. В центре такой же большущий стол темного дерева, семь стульев по кругу. Точно такой же оранжевый абажур над столом, такие же шторы, но стены не лимонные, темнее. Ковра не было. И овального дивана тоже. Вместо него между окнами стояло два изящных креслица и кофейный столик. На нем ничего не было. Зато на обеденном появилось все на две персоны. Боголюбов запаниковал. Он последние семь лет манерничать разучился. Жрал все больше из железной посуды. Или из пластиковых стаканчиков, если получалось запарить «бомжа».

А тут! Белоснежные салфетки в хрустальном колечке. По две вилки слева, нож и ложка справа. Красивые большие тарелки одна на другой.

Дама его появлению не удивилась. Проворно доставала из духовки и шкафа какие-то судки, гремела кастрюлями.

– Вас как зовут, уважаемая? – спросил Боголюбов, вдруг рассмотрев, что под балахоном она стройная, грудастая и длинноногая. – Меня-то вы отлично знаете.

– Да, вы даже представить себе не можете, насколько я вас хорошо знаю, – кивнула она. – Меня зовут Алика. Можно Аля.

– Фамилия у Алики имеется?

Имя ему вдруг понравилось. Необычное, экзотическое, мягкое. Он проговорил его несколько раз про себя, имя тут же прижилось.

– Есть. Гладьева. Это по мужу. – Ее согнутая над духовкой спина напряглась, и следующие слова она произнесла с болезненным надломом в голосе: – Раньше я была Верещагина. Потом стала Гладьевой. Теперь снова Верещагина.

– Развод?

Зачем спросил? Ему-то что? Хотя Верещагина ему понравилась больше Гладьевой.

– Нет. То есть да, поначалу. Потом… Потом все изменилось, но… Я запуталась настолько, что… Что мне понадобилась ваша помощь. И я добилась вашего освобождения. Вот…

Она выпрямилась, еле удерживая в руках огромное блюдо, накрытое крышкой-полусферой. Конечно, он ничего не понял из ее лепета. Инстинктивно подхватил из ее рук тяжелую ношу. Поставил в центр стола. Она кивнула дважды. Первый раз вверх-вниз прошелся ее подбородок. Так она благодарила. Второй раз качнула головой в сторону стола. Приглашение к обеду.

Они расселись напротив. Алика, прежде чем сесть, завалила его тарелку ароматными кусками мяса в густом соусе.

– Ешьте. Приятного аппетита, – пожелала она бесцветным голосом.

Себе положила ложку салатика, состоящего из одной травы и тонко порезанного огурчика.

Он все быстро съел, сложил приборы, понаблюдал за тем, как она варит кофе, наливает крохотную чашку. Ставит перед ним.

– Спасибо, – кивнул он в сторону опустевшей тарелки. – Было очень вкусно.

– На здоровье. – Она пить кофе не стала, продолжая возиться в салате вилкой. – Вы наелись?

– Вполне.

– Можете теперь внимательно меня выслушать?

– Постараюсь.

Кофе он выпил одним глотком. Вылез из-за стола и сел на кресло у кофейного столика. Так ему захотелось. Алика осталась на месте. Он теперь наблюдал ее профиль, четкий, не оплывший. А она ведь молода, решил он вдруг. Очень молода. И очень несчастна, кажется.

– Как я вам уже говорила, я была замужем, – начала она. – Мой муж Гладьев Алексей. Хороший человек, не пропащий, удачливый, обеспеченный. Мы хорошо с ним жили. Очень хорошо! До некоторых пор…

– Другая женщина? – предположил Боголюбов.

История стара как мир. Как только появляются деньги, возникают новые интересы, завязываются интересные знакомства, хочется новизны эмоций и так далее. Ему сделалось скучно. В чем он ей должен помочь? Проследить за мужем-изменщиком? Помочь ей вернуть его обратно?

– Да. У Леши появилась другая женщина. Очень активная, агрессивная в желаниях.

Ее точеный профиль, который Боголюбов наблюдал с удовольствием, вдруг смазался, поплыл. По левой щеке, обращенной в его сторону, потекла слеза. Этого ему еще не хватало! Он четыре часа как на свободе не для того, чтобы утешать женщин в их истериках. Они ему не нужны! Ни истерики, в смысле, ни женщины!