Повешенный. Том II - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Проснулся я с тяжелой головой — долго мучали кошмары, в которых меня преследовал какой-то урод «с улицы Вязов». Голова преследователя была скрыта капюшоном, то ли плаща, то ли хламиды, из-под которого сверкали жуткие белесые глаза. Вспомнишь — вздрогнешь.
Зато смог самостоятельно сесть и даже спустить ноги с камня. Сильно хотелось в туалет, но еще больше — узнать, что, черт побери, происходит⁈ Рядом на полу стоял высокий треножник с горящими свечами и металлический колокольчик. Ничтоже сумняшеся, я позвонил в него.
Пока ждал Василису, осмотрел себя. Ноги босые, подштанники, рубаха распахнута на груди. Звезда «сияет в ночи», ровно пульсируя в такт моему сердцу.
— Очнулся, Павел Алексеевич⁈ — радостная девушка появилась спустя пару минут.
— Очнулся. Что это вообще было⁈
— Очень сильное проклятие. И очень редкое. Счастье, что Алексей Петрович рядом оказался и вас с Петром спас. У него есть особый родар.
— А кто нас проклял?
— Инквизиторы. Алексей Петрович объяснил, что у них была частица вашего с Петром дара, который они забрали перед казнью. Вот через него и прислали.
Точно… помню я этот жуткий черный крест, и как свет в глазах поблек, стоило им приложить его к звезде.
— Но это же чистой воды колдовство! — возмутился я — И как ваш Синод на это смотрит?
— Скорее всего, руководство Синода о колдовстве даже не знает. Это забытый, запрещенный ритуал. Петру досталось меньше, чем тебе, поскольку у него дар слабее, и он уже через день в себя пришел. А ты трое суток в полном беспамятстве пролежал. Поэтому и пришлось тебя на алтарь перенести, чтобы помощи у богов просить… — Василиса запнулась — скажи, а что ты видел там, в Нави?
— Богинь ваших — вздохнул я.
Ведунья от изумления начала хватать ртом воздух.
— Богинь?!!
— Мару и Мокошь. И я честно тебе скажу: вторая мне понравилась гораздо больше.
Ой…! Как бы девушку удар не хватил от моих откровений.
— И что они тебе сказали⁈
— … А Петя, где он? — демонстративно проигнорировал вопрос Василисы и перевел разговор на Южинского. Ну, не нравится мне ее допрос, не обязан я все девчонке докладывать. А еще меня очень беспокоила возможность повторного проклятия. Ведь такое может быть?
— В комнате своей. Спит. Сейчас ночь наверху, и все спят.
Василиса помогает мне спуститься с постамента, который, наверное, правильнее назвать алтарем, и поддерживает за локоть, когда я засовываю ноги в свои башмаки. Потом ведет к ступеням. Штормит меня не по-детски, если бы не девушка, я на лестнице точно бы завалился! А может, даже не дошел бы до нее.
— Как же ты смогла дотащить меня сюда, да еще на алтарь уложить?
— Это Истислав с Алексеем Петровичем — отмахнулась Василиса — ты же наверное есть хочешь? Пойдем в горницу, я тебя покормлю, а заодно расскажу, что тут было после того, как вас с Пером проклятьем накрыло.
Мы, наконец, выбрались наверх, но сначала через потайной ход попали в просторный подвал, где хранились все съестные припасы. Вот никогда бы не подумал, что под скромным скитом расположен такой большой языческий храм. Или как его лучше назвать — капище? Страшно даже представить, какой объем земляных работ был проделан. И всё ведь вручную, без строительной техники. Но сделано на совесть, добротно.
Садиться за стол в подштаниках было неприлично, так что я сначала все-таки отправился в свою комнату, чтобы одеться. А вот умывался уже в горнице, где меня ждал кувшин с теплой водой и медный таз
— В баньку бы сейчас — размечтался я, вытирая лицо льняным полотенцем — такое ощущение, словно неделю на алтаре провалялся.
— Куда тебе сейчас в баньку…! — рассмеялась Василиса — Ты до нее даже не дойдешь. Потерпи, завтра помоешься, как следует.
— И то правда. Чем угостишь немощного, хозяюшка?
— Картошка вареная от ужина осталась и рыба жареная. Сало есть, капуста, огурцы…
Ага, вот сало — это то, что мне сейчас не хватало для заворота кишок.
— Картошку думаю, можно. И что-нибудь попить мне налей, пожалуйста — в горле пересохло.
— Немудрено…
Выставив на стол еду, Василиса села напротив меня и смотрела, как я ем, подперев кулачком щеку
— Павел, а ты, правда не расстроился, что поседел?
— Правда. Что я, красна девица из-за таких пустяков переживать? Это даже к лучшему — теперь меня точно никто не узнает.
— Ты радуешься, что стал выглядеть на десять лет старше⁈ — не поверила Василиса
— Я и в прошлой жизни был старше Стоцкого. Мне так даже привычнее. Осталось еще вес набрать и мышцы подкачать, чтобы ветром не сдувало.
— Ой, у меня же еще левашники с утра остались! — спохватилась она
— А это что такое?
— Пирожки такие жареные в масле. С вареньем малиновым.
— Отлично, их тоже тащи!
Пока ел, слушал рассказ Василисы, как они тут перепугались, когда нашли нас обоих на дворе без сознания. Проклятье-то она сразу распознала, а вот что дальше с этим делать? Первый раз она такое сильное видела. Благо у Алексея Петровича удивительный родар оказался, способный нити любых проклятий разрывать. Но нас всех он попросил об этом помалкивать, не нужно о таком никому знать.
Наевшись от пуза, я полирнул все горячим чаем с пирожками и понял, наконец-то, что сыт. Можно снова отправляться спать. Поблагодарил Василису и побрел к себе, по дороге заглянув к Пете. Мой друг, мирно посапывал в две дырки, а на меня уставилась пара зеленых глаз, светящихся в темноте. Котофей лежал у Южинского на груди, как египетский сфинкс, и неодобрительно смотрел на меня, словно я собрался нарушить покой его хозяина.
— Ухожу, не переживай — прошептал я коту и тихо прикрыл дверь.
Ну, надо же… обзавелся Петька охраной. А может, кот его так лечит? Говорят же, что они чувствуют, если у хозяина что-то болит. А вообще зря Южинский Котофея привадил — вот уйдем мы скоро отсюда, и что тогда? Кот ведь скучать без него будет. Как там у Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили?