Фанера над Парижем - Людмила Милевская

— Ага, умный какой! Выбрось ему телефон! Цену его знаешь?

Как бы занимательна ни была эта тема, развернуть ее не удалось, — мой сотовый зазвонил. Я прижала его к уху и услышала раздраженный голос Тамарки.

— Мама, ты невозможная! — закричала она. — Куда ты пропала?!

Опа! Куда я пропала! Разве по телевизору меня еще не показывают? Съемочные группы в подобных случаях прибывают раньше спасателей.

Во мне проснулась гордость, а с гордостью и скромность.

— Тома, ты чуть-чуть не вовремя, — попыталась смущенно объяснить я, но наглая Тамарка и слушать меня не стала.

— Я всегда не вовремя, — возмутилась она. — И ты всегда при делах и, как правило, глупостями занимаешься.

«Здесь она права», — мысленно согласилась я, но вслух тоже возмутилась.

— Тома! — завопила я. — Смерти моей жаждешь?

— Не вздумайте прыгать! — взревел кто-то снизу.

— Сейчас с вами будет говорить психолог, — нервно пообещал из окна ласковый.

Пожарная машина снова совершала немыслимые маневры, я же по-прежнему околачивалась на карнизе и клацала зубами от холода.

— Мама, ты невозможная! — озверела Тамарка. — Сколько можно тебя ждать? Ты где?

— Даже сказать неловко, — посетовала я. Из окна слева выглянул пожилой, но очень симпатичный мужчина, думаю, психолог.

— Давайте поговорим, — лаская меня взглядом, предложил он.

— Давайте, — согласилась я, мгновенно забывая про Тамарку.

— Вы очень хорошо выглядите, — сказал психолог. — Платье красивое. Версаче?

— Втюхини, — потупившись и краснея, сообщила я. — Последняя коллекция.

— Еще лучше, — одобрил психолог; Тамарка насторожилась.

— Мама, с кем ты там разговариваешь? — почему-то шепотом спросила она.

— С психологом, — не без гордости сообщила я. — Утром я была у стилиста, а теперь консультируюсь с психологом — шагаю в ногу со временем, как мне, умнице, это ни смешно. Но если будешь меня отвлекать, разобьюсь вдребезги.

— Только не вздумайте прыгать вниз! — нервно закричал ласковый, зачем-то снова свешиваясь из окна.

— Полагаете, если я прыгну вверх, то вверх и полечу? — удивилась я.

— Держитесь крепче, — посоветовал второй.

— Сколько там мужиков? — сгорая от любопытства, потребовала ответа Тамарка. — И чем ты с ними занимаешься?

— Даже сказать неловко, — посетовала я.

— Платье вам очень к лицу, — продолжил беседу психолог. — Платье красивое, хоть и не от Версаче. Втюхини, думаю, даже лучше.

— Одно и то же, — скромно заметила я.

— Да, нынче в моде Втюхини, — согласился психолог. — И вам очень к лицу.

— Я рада, но в этом платье мне холодно.

— Да, лето нынче неласковое, — пригорюнился психолог.

— Мама, что там происходит? — встряла в разговор Тамарка. — Он кто?

— Их много, — ответила я.

— И кто они? — строго спросила она, но ответить я не могла, потому что вынуждена была уделять внимание еще и психологу.

— Вы на вечеринку собрались, раз так принарядились? — спросил он.

— Думаю, да, — ответила я, совершенно с ним соглашаясь.

Не стала бы я выряжаться в это платье без всякой цели. Раз надела Втюхини, значит, куда-то шла, но почему с утра, если на вечеринку…

Эта мысль была опасна, поскольку сразу вела череду других — в результате все упиралось в этот дурацкий карниз. Как я на него попала? Жуть!

— Вы спортсменка? — любезно поинтересовался психолог. — Занимались альпинизмом?

— Боже меня упаси! — ужаснулась я. — С детства боюсь высоты. Упади хоть раз с коляски, получила бы разрыв сердца.

— Как же вы сюда забрались? — абсолютно искренне изумился психолог.

— Я сюда не забиралась, — ответила я. — Я здесь очутилась.

— Мама, ты невозможная! — взбунтовалась Тамарка. — Чем ты там занимаешься? Сколько можно тебя ждать? Сейчас же отправляйся ко мне!

— Тома, я бы с удовольствием, но жизнь порой закладывает такие виражи — уж не знаю, увидимся ли мы вообще, — со вздохом призналась я.

Меня качнул порыв ветра, посеяв панику в рядах спасателей.

— Только не вздумайте прыгать вниз! — завопил ласковый из окна справа.

— Держитесь крепче! — посоветовали с предыдущего этажа.

— Мужайтесь! — взвизгнул психолог.

— И держусь, и мужаюсь, и не собираюсь прыгать, — заверила я их. — Как вам только в голову такое приходит. Мне Тося крупную сумму должна. Кто с нее спросит, если я прыгну, расписки-то я не брала.

— Иду к вам, — сообщил ласковый и опять попытался поставить на карниз ногу.

— Стоять! — дурным голосом завопила я и добавила:

— Иначе вдребезги разобьюсь. — Ласковый панически вернулся в окно.

— Вы же должны получить крупную сумму, — напомнил психолог. — Зачем вам прыгать?

— Не сошли ли вы с ума? — рассердилась я. — С чего вы взяли, что я собралась прыгать? Видите, как за выступ держусь — пальцы побелели. Только и мечтаю на карнизе остаться.

Психологу и это не понравилось.

— Зачем вам оставаться на карнизе? — принялся он меня увещевать. — Вы так обольстительны, так молоды, так здоровы, впереди у вас много радости, счастья.

— Да, когда закончится ремонт, — деловито согласилась я.

— Вот видите, — пришел в восторг психолог. — Жизнь такая прекрасная штука. Увидите сами, все трагичное пройдет…

— Что пройдет? — опешила я. — У меня ничего и не начиналось, если не считать карниза.

Эта Тамарка буквально меня замучила. С приятным мужчиной уже нельзя побеседовать.

— Мама, что там творится? — прямо в ухо закричала она.

— Отвяжись, — рявкнула я и любезно пояснила психологу:

— Это не вам. Это подруге. Она меня достала.

— А-ааа, так это из-за нее вы на карниз забились? — прозрел наконец психолог.

— Не знаю, может, и из-за нее. Тамарка вообще-то кого угодно доведет.

— Так не разговаривайте с ней. Зачем вы с ней общаетесь, тем более с риском для жизни?

— Сама не пойму, — призналась я. — И риск этот существует всегда, когда с Тамаркой общаешься. Порой совсем слушать ее не хочу, а все говорю и говорю. Остановиться никак не могу, она же этим пользуется. Правда, чаще себе во вред.

Произнося последнюю фразу, я почему-то занервничала, потому что не так уж и част был этот вред. К тому же Тамарка не унималась, все кричала и куда-то меня звала.

Чуткий психолог, встревоженный моим состоянием, залепетал:

— Успокойтесь, успокойтесь, сейчас вам нужно взять себя в руки и дождаться помощи.

— Только об этом и мечтаю, — призналась я.

— И умница, — одобрил он. — Вы так молоды, так хороши, так умны, так здоровы. Вы должны сберечь себя для общества.

— Только об этом и мечтаю, — не меняя репертуара, повторила я.

— И умница, — опять одобрил меня психолог. — Почему же вы не хотите позволить этому человеку вас спасти?

— Да я только об этом и мечтаю! — завопила я. — Но он же для этого лезет на карниз, на котором мне и одной-то тесно.

— Вас это не должно волновать, — успокоил меня психолог. — Вы, главное, не смотрите вниз и покрепче держитесь. Эти люди тренированные, они вас снимут в два счета.

— Ага, вместе с карнизом, — нервно рассмеялась я. — Какая мне разница, с кем падать — с тренированными людьми или с нетренированными. Подлец-карниз и подо мной одной рассыпается. Нет уж, я лучше дождусь пожарной лестницы, а вы, если действительно хотите сделать доброе дело, покрепче держите своих тренированных людей.

Психолог понял меня превратно и вновь залепетал про мои ум, красоту, молодость и здоровье.

— Да нет же, — возразила я, — вы не правильно меня поняли. С чего вы взяли, что я, с моими умом, красотой, молодостью и здоровьем собралась умирать? Я жить хочу похлеще вашего.

— Оч-чень хорошо, оч-чень хорошо, — обрадовался психолог. — В том же духе и продолжайте.

— Только этим и занимаюсь, — заверила я его.

Пожарная машина тем временем выбрала наконец место, уперлась в асфальт своими гидравлическими аутригерами и сразу стала похожа на красного жука, растопырившего лапы. Все это не скрылось от внимания психолога, который, увидев те же аналогии, решил меня приободрить.

— Видите, какой умный жучок, — засюсюкал он. — Потерпите, уже немного осталось. Сейчас вам выдвинут лестницу, по которой вы спуститесь вниз.

Мне сразу сделалось дурно. Представив себя на длиннющей хлипчайшей лестнице, я не увидела продолжения своей биографии, а ведь как она красиво писалась все эти сорок (с хвостиком) лет.

А «жук» действительно приподнял толстый сэндвич сложенных в пакет лестниц и стал поочередно выдавливать их вверх, в мою сторону. Лестницы вытягивались в тонюсенькую дрожащую ленту и угрожающе приближались. Перекладина самой продвинутой выглядела уже вполне реальной, но основание! Оно превращалось в ниточку, исчезающую в том месте, которое соприкасалось с машиной. Я запаниковала.

Вместе с лестницей ко мне приближался и пожарный в полном боевом снаряжении: брезентовая роба, множество ремней и блестящих карабинов, топорик за поясом и каска. Я запаниковала еще сильней. Топорик же меня просто добил.