Незваный гость - Борис Рябинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После купанья, обсохнув на солнышке, лощеный, промытый, Джек выглядел особенно красиво. Шерсть блестела и пушилась, а сам он выступал так важно, с таким достоинством, что все прохожие говорили: «Вот хорошая овчарка!» А сердце Виктора наполнялось счастьем и гордостью.
Зимой они ходили вместе на прогулки. Если снег был улежавшийся и не слишком глубокий, Джек почти не проваливался; Витя надевал на него небольшую сбрую, прицеплял длинные ремни, и Джек мчался как ветер, таща за собой на лыжах хозяина. Он умел ходить и в упряжке, один мог увезти на санках по хорошей дороге взрослого человека. И вот не стало Джека…
— Не горюй, — ласково сказал Шевченко, встряхивая мальчика за плечи. — Ты гордись: на фронт твой Джек поедет! Для того ты и готовил его. А ты подумай, вдруг попадет Джек в часть, где твой отец служит, да еще поможет ему боевую операцию выполнить, а? как тогда? Неплохо! Отец посмотрит — стоп, да это же Джек! Вот, скажет, молодец сын, что такого мне помощника прислал!
— Ну да, — недоверчиво отозвался Витя, отвлекаясь от своих грустных мыслей, — он его и не узнает совсем. Я Джека уж без него воспитал…
— А мы напишем: так, мол, и так, ваш Джек — это тот самый Джек, которого ваш сын воспитывал… понятно? А весной мы тебе нового щенка дадим…
— Вы мне эрдельку, Алексей Иваныч…
— Можно и эрдельку.
— Вот хорошо! — оживился Витя.
— Ну, мне сюда.
— До свиданья, Алексей Иваныч.
— До свиданья, Витек. Приходи завтра на вокзал Джека провожать.
— Приду обязательно!
При мысли, что он еще раз увидит своего любимца, Витя окончательно повеселел и даже принялся насвистывать. Будущее уже не казалось таким мрачным, мысли летели дальше. Отслужит Джек сколько положено и вернется домой, если уцелеет, конечно… А что, разве так не бывает! Вон Серега Лутовцев из Гатчины, еще до войны, писали о нем в газете, отдал собаку; воспитал для границы, переписывался с пограничниками. Сергей сейчас кончает ветинститут, живет в общежитии в Ленинграде и ждет — заберет собаку (уже старую) себе. Демобилизованную… Ребята, отдавая друга, не предполагают, как это тяжело. Сережа приходил и говорил: «А сколько он будет служить?»
Сейчас Витя как-то забывал, что война под стенами Ленинграда и, может, Сергей Лутовцев тоже давно воюет.
Смешные ребята. И он, Витька Крамарин, тоже смешной. Помнится, когда меньше был и просил собаку, щенка, его спрашивали: а что ты с ним будешь делать, чему хочешь научить? С гордостью ответил: «Не кусалась бы и могла ноги вытереть после дождя. Чтобы коврик не пачкать…» Забавно? Ну, чудик! Собака — и вдруг не кусается! что за собака! А что она будет делать на границе, в бою: тоже ноги вытирать?
Вот и дом. Загрохотали тяжелые резные двери подъезда. Витя в два прыжка взлетел на площадку второго этажа и постучал в дверь квартиры. Никто не отозвался на его стук. Постучал еще и, когда опять никто не пошевелился за дверью, нерешительно толкнул ее. К его удивлению, дверь открылась.
— Бабушка, вот и я! Джек завтра на фронт поедет, а мне эрдельку дадут!..
Тишина.
— Бабушка, ты дома?
Какая странная тишина… Только слышно, как звенит трамвай на улице. Вите стало не по себе. На цыпочках он прокрался через переднюю, заглянул в комнату…
— Ой, что это?! Бабушка, кто это тебя?…
Бабушка лежала на полу, руки завязаны за спиной. В комнате беспорядок. Окно открыто, две цветочные банки валяются на боку.
Витя несколько секунд испуганно смотрел перед собой, потом бросился к Настасье Петровне и принялся трясти ее.
— Бабушка, бабушка! Что с тобой?
Настасья Петровна не отзывалась. Глаза у нее были закрыты, губы крепко сжаты, и вся она была как восковая.
Витя развязал ей руки, вынул тряпку изо рта, затем притащил воды из-под крана и плеснул в лицо бабушки, и уже собирался было применить искусственное дыхание, как их учили в школе, но тут бабушка глубоко вздохнула, открыла глаза и пошевелилась.
— Ох, смертынька моя… Думала, уж не бывать мне живой…
— Да кто же это тебя, бабушка? — сочувственно спрашивал Виктор, сидя на корточках перед нею.
— Приходил тут… назвался другом, а оказался вон кем… Руки мне давай ломать, револьвером грозил, все про завод допытывался, про цех Анютин.
Она поднялась, кряхтя и охая, щупая рукой ушибленную голову. Внезапно лицо ее исказилось. Вспомнила все, как было, и заторопила внука:
— Беги скорей в милицию, сообщи… Ну чего стоишь? Уйдет он!..
Повторять больше не пришлось. Витя парень расторопный (этому учил его еще отец) — повернулся и ринулся вниз, благо до отделения рукой подать. Но, выбежав из подъезда, вдруг остановился, помедлил какое-то время и, тряхнув головой, направился в другую сторону.
Через несколько минут он был уже на квартире Алексея Ивановича и, возбужденный, раскрасневшийся, едва переводя дыхание от быстрого бега, докладывал о случившемся.
— Джека бы по следу пустить, а? Алексей Иваныч, можно? — закончил он свою сбивчивую речь, умоляюще глядя на Шевченко.
Тот подумал и кивнул головой:
— Пошли!
Питомник, где помещались предназначенные к отправке собаки, находился рядом с квартирой начальника. Увидев хозяина, Джек — большой породистый пес волчьей масти — поднял такой шум и гам, что переполошил всех собак. Алексей Иванович говорил:
— Быстро, быстро!
Витя с трудом спустил собаку с цепи: Джек прыгал и мешал расстегнуть карабин. Уже успел стосковаться… До дому они бежали, едва поспевая за Алексеем Ивановичем. Дома Джек сразу забрался в свой угол и лег там, не спуская влюбленного взгляда с Вити, пока Настасья Петровна повторяла начальнику клуба свой рассказ.
— Постучал, ну, я и открыла, — торопливо рассказывала Настасья Петровна, спеша выложить все, что знала. — Сказал, что с фронта, от сына, а потом такое начал говорить… От чая отказался, в глаза не глядит. Из госпиталя, говорит, а сам загорелый… А потом и вовсе проговорился. Под Тверью, слышь, его контузило… понял? До войны еще Тверь-то в Калинин переименована! А после давай про завод расспрашивать. Смекнула я, что за птица прилетела… Хотела задержать, да не сумела. Догадался он. Руки мне скрутил, рот платком заткнул, а тут кто-то возьми да за дверями и пошуми. Он все бросил и бежать. Я ему под ноги сунулась, чтобы, значит, помешать, а он револьвером меня, по голове… Дальше я уж и не помню…
Да, бесспорно, он понял, что она разгадала его, и захотел поскорее уйти из-под зорких старушечьих глаз.
— В окно выпрыгнул, — сказал Шевченко, показывая на сбитые цветы. — Молодец вы, Настасья Петровна!
— И про Петрушу знает, — развела руками старая женщина. — Так бы я ему ни в жизнь не поверила!
— Они знают… — отозвался Шевченко. — Платок чей, ваш?
— Его! — Она брезгливо отерла рукой рот.
— Очень хорошо. Витя, бери след.
— Джек! — позвал Витя. Джек вскочил и, вильнув хвостом, послушно остановился перед хозяином. Витя дал ему понюхать платок, повторяя:
— След, след! Ищи!
Джек тревожно забегал по комнате, заскочил передними лапами на подоконник, лязгая зубами и чутко настораживая уши, затем метнулся к двери. Витя взял его на поводок, и вместе с Алексеем Ивановичем они бросились из комнаты.
След начинался под окном, у цветочной клумбы, и вел со двора на улицу. Шли люди, звенели трамваи, но Джек оставался равнодушным ко всему. Вывалив из пасти большой красный язык и громко, учащенно дыша, он тянул все дальше и дальше, не отрывая носа от асфальта. След был свежий, его еще не успели затоптать, и пес легко находил нужный запах среди тысяч других.
Они пробежали один квартал, другой… На пересечении улиц Джек беспокойно закружился на месте, затем направился прямо к трамвайной остановке, где стояла кучка людей.
У Вити перехватило дыхание…
Но тут их постигла неудача. У остановки след терялся. И сколько ни искал его Джек — все было напрасно. Джек кончил свои поиски тем, что сел, с виноватым видом глядя на хозяина.
— На трамвае уехал, — хмуро произнес Алексей Иванович.
— Джек, ищи! ищи! — кричал Витя, но Джек не двигался с места, только слабо дергал хвостом.
Вокруг них уже начал собираться народ.
— Пошли, — коротко сказал Алексей Иванович и зашагал в обратном направлении.
Они вернулись домой. Попробовали повторить все сначала, но теперь Джек отказался брать след. Он улегся на свое место и, положив свою тяжелую голову на передние лапы, ждал дальнейших приказаний. Алексей Иванович, хмурясь и покручивая свои короткие седые усы, ходил из угла в угол. Витя готов был зареветь от досады: Джек не оправдал его надежд! Опечаленная Настасья Петровна молча следила за ними.
— Все-таки надо в милицию заявить…
— Надо…
Шевченко опять принялся расспрашивать ее о подробностях, интересуясь главным образом внешностью незнакомца.