Раба до скончания времен - Юрий Медведев

II. Подземное озеро

(Надиктовано 14сентября 1971 г. - для личного архива)

В конце мая прилетел из Хабаровска мой старший брат. Мы не виделись больше двух лет. Выглядел он неважно: исхудавший, руки трясутся. На Трубную, где я снимал крохотную квартиру, он нагрянул нежданно-негаданно, около восьми вечера. В холодильнике было хоть шаром покати. Я смотался в Елисеевский магазин, купил деликатесов и бутылку коньяку - армянского, трехзвездочного. Эх, знать бы заранее, чем это кончится... Я налил до краев рюмки, поднял свою, но брат, странно заслонившись от меня рукою, выдавил каким-то замогильным голосом: - Лучше убери это зелье, Ник! Завязал я с зеленым змием. Приехал вшивать в задницу "торпеду". Давай ищи нарколога. - Да ты никак спятил! - изумился я. - Какая "торпеда"? Когда ты успел пристраститься к хмельному, если всю жизнь крутишь педали? Ты же мастер спорта не по шашкам, а по велосипеду, помнишь, как сам пел под гитару про своих дружков: "Сердце - железное, нервы - стальные, как спицы". - Были стальные, да сплыли, - сказал он устало. - А оба велосипедика своих я давно уж продал, сразу как Зинка с дочкой ушла обратно к своей мамочке. Последние полтора года вкалываю грузчиком на мясокомбинате. Эх, подкосила меня любовь! Теперь прозябаю в общаге задрипанной... Ладно, хватит излагать автобиографию. Ну как ты здесь? Правда, что после юрфака подался в лягавые? - Вместо "лягавых" я предпочитаю говорить "сыщики". Да, распределился в угрозыск, двадцатого августа выхожу на службу. Я тоже не стал пить. Мы отужинали, поговорили еще и легли спать. Под утро я встал по нужде. Уже светало. Глядь - а бутылка-то пустая. Наклонился к брату, скорчившемуся на раскладушке: так и есть, вылакал. Часам к десяти он пришел в себя и, еще не вставая с постели, взмолился: - Ник, подыхаю! Сердце жжет! Принеси опохмелиться! Любой бормотухи. Его бил колотун: руки-ноги ходили ходуном, голова дергалась. После двух стопок портвейна брат малость успокоился, постоял под душем. Мы отправились в зоопарк. Возле озера, где плавала стайка лебедей, он вдруг смертельно побледнел, грохнулся на скамейку, схватился руками за правый бок. - Андрюша, Андрюша! - заметался я. - Что с тобой? - Печ-чень при-хва-тило... - простонал он. - Р-раз-до-будь аллохо-лу! Тут я понял: дело нешутейное - и на следующее утро повел его в больницу на Пироговку, где работала медсестра Таня, моя зазноба. Анализы были готовы через два дня. Просмотрев их, врач сказал мне и Татьяне (брат тем временем дремал на траве в больничном садике): - Вот что, голубки. У него цирроз печени. В последней стадии. Ежели не завяжет со спиртным, больше трех месяцев не протянет. - А если "торпеду" вшить? - спросил я. - Дважды уже вшивали. В Хабаровске. И оба раза он срывался. - Откуда известно? - Он сам рассказал. Алкоголики от врачей секретов не держат. - Что же делать, если никакие увещевания не помогают? - вопросил я. - Вот и вчерашним вечером он клялся: мол, в рот больше спиртного не возьмет, а ночью, когда я спал, купил две бутылки мадеры у таксиста и вылакал. Он убивает сам себя. - Могу выписать направление в ЛТП. - Благодарю покорно, доктор. В лечебно-трудовом профилактории я проработал полтора месяца. Преддипломная практика. Правовые аспекты объегоривания пьянчужек хищными родственниками, жаждущими заполучить квартиру или дачу. Нет ничего ублюдочнее этих ЛТП. Сплошной мат, рыгаловка, драки, самогон и прочее. - Василий Осипович, полечите, пожалуйста, - заканючила Таня. - Неужели по всей Москве некому его спасти? - Насчет Москвы - дело дохлое. А вот в Японии нащупали одну методику, но что-то уж больно несуразное. Чертовщиной попахивает. Даже не стоит забивать ваши светлые головушки такой дребеденью. Все равно не поверите. Из танечкиных глаз закапали крупные слезы. Я-то знал, что она любительница всплакнуть, даже беспричинно, но врач почему-то переполошился, стал упрекать себя за глупую прямоту и бесцеремонность и наконец сказал: - Ради вас, Танечка, я готов нарушить даже клятву Гиппократа. Только перестаньте плакать. Попробуйте разыскать Гернета. Классный нарколог. Полгода стажировался в Токио.

Наконец он показался на высоком крыльце помпезного здания с толстенными колоннами и начал ослаблять модный галстук, глядя на розоватые облака в истомленном жарою небе. Тут я вышел из-за колонны и сказал: - Доктор Гернет, извините меня, Бога ради. Вы должны спасти моего брата. Он тряхнул темно-каштановыми кудрями, скорчил болезненную гримасу: - Во-первых, я никому ничего не должен. Во-вторых, почему и от чего нужно спасать именно вашего брата? - Потому что он тоже мастер по велоспорту. Только вы бывший чемпион Москвы, а он - Хабаровска. А теперь он пьет по-черному. - Кто вы такой? Откуда подробности обо мне? - Он сошел с крыльца, приблизился и впился в меня огромными, вздрагивающими, как ртуть, глазами. Что-то львиное было в его облике: кольца спутанных волос, пышные усы, короткий нос, раздвоенный подбородок. Женщины от таких зверей без ума. - Вы что, оглохли, молодой человек? Вас спрашивают: откуда подробности обо мне? И как вы меня нашли? Кто вас рекомендует? Он переложил портфель из крокодиловой кожи в левую руку, видимо, собираясь уходить. И я решил рискнуть: рассказал ему честно все от начала до конца, даже диплом свой показал, вместе с удостоверением МУРа. Минуту он колебался, принимая решение. Чтобы перетянуть чашу весов на свою сторону, я сказал: - Доктор, заплачу, сколько бы это ни стоило. Дачу продам родительскую, только спасите брата. Он рубанул рукой воздух и прогудел: - Не валяйте дурака, юноша, и не торгуйте имуществом предков. Просмотрел анализы, пожевал губами, подергал носом. - Дело почти безнадежное. Почти. - И вдруг переменил тему: - Значит, в сыщики подались, да? И ведь, глядишь, карьеру сделаете, с таким-то нюхом. Выведать всю мою подноготную, надо ж так суметь... Кстати, вы небось не ужинали? Давайте заедемте в Дом художника, тут недалеко, на Гоголевском. Там подают при свечах, и еда приличная. Угощаю я. А потом, не исключено, подвезу вас домой, я без машины - ни шагу. Непредсказуемый человек! В колеблющемся свете свечей он казался еще величественней, смахивая на Бетховена. Сидя против меня (столик был на двоих), он говорил - то громко, то почти шепотом - примерно следующее: - Вы никогда не задумывались над связью судьбы личной, индивидуальной - и всеобщей? Верите ли, что существует машина вселенского воздаяния - и за грехи, и за благодеяния? Почему древние мудрецы заповедывали не совершать дурных поступков и не посылать в окружающий нас мир дурных мыслей? Нет, нет, не отвечайте, это я так, скрипочку настраиваю... Извольте взглянуть. Он достал из портфеля цветное фото и, не выпуская из рук, показал портрет молодой женщины: русые прямые волосы, аквамариновые глаза, высокие скулы, чувственные припухлые губы, родинка не левой щеке. - Красавица! - наивно и пылко выдохнул я. - Теперь представьте себе, что соракалетний преуспевающий джентльмен влюбляется в нее по уши. И добивается взаимности, и женится, и медовый месяц они блаженствуют в кругосветном круизе на теплоходе "Шота Руставели". И она его любит, уточняю: первые полгода, а потом как бы слегка... ну, охладевает. А если он ревнив, бешено, безотчетно, и готов прикончить всякого, кто глянул на нее с вожделением? А если она ветрена, шаловлива, обожает путешествовать, а он вкалывает на трех престижных работах и добивает докторскую диссертацию? Понимаете, к чему клоню? - Не понимаю, - честно сознался я. - Вы должны избавить меня от ужасных подозрений... Ужасных... Ужасающих... Испепеляющих сердце и душу. Помогите мне, и тогда я попытаюсь спасти вашего брата. Если, конечно, вы захотите, чтобы я его спас, когда узнаете, как спасают. - Конечно, я готов помочь вам. Но каким образом? - Посмотрите еще разок на фото, внимательней. Это Жанночка, моя третья и последняя жена. Из первых красавиц Москвы, признаете? Любимое пристрастие ловля и коллекционирование бабочек. Училась во ВГИКе, была манекенщицей, теперь подвизается на студии документально-художественных фильмов, недалеко от Белорусского вокзала. Последние три месяца она беспрестанно летает на съемки в Среднюю Азию. Какая-то правительственная халтура о колхозе коммунистического труда, где в председателях - друг нашего генсека. Возвращается смурная, опустошенная, как будто... Толи анаши обкурилась, то ли гашишем там ее потчуют. Сколько я ни пытался отговорить Жанночку от поездок - и слышать не хочет. - Вы хотите, чтобы ее отговорил я, начинающий сыщик? Маловероятно. - Не считайте меня идиотом, юноша, да и вы не из слабоумных! - взорвался Эрик Гернет. - Я хочу, чтобы вы сопровождали ее в очередном вояже и... - И представил отчет? - Вы догадливы. Но не только словесный. Я снабжу вас миниатюрной кинокамерой, она размером с портсигар, из Японии привез. И несколько кассет. Пленка сверхчувствительная, снимать можно даже в лунную ночь. - Но как я попаду в съемочную группу? - Ваша проблема, товарищ сыщик. Диплом с отличием на юрфаке за красивые глаза не вручают, верно? Внедритесь в киногруппу, удобнее всего помощником оператора, аппаратуру подтаскивать. В вашем распоряжении шесть-семь дней, не больше. И командировка займет столько же. На это время я помещу вашего братца в приличную клинику. Не беспокойтесь, он оттуда не сбежит. Согласны?