Женское лицо СМЕРШа - Анатолий Терещенко

СТЕНОГРАФИСТКА АБАКУМОВА

Старший лейтенант государственной безопасности в отставке Зинаида Павловна Алексеева, сотрудница СМЕРШа НКО СССР, участница боевых действий в составе Управления особых отделов НКВД СССР Карельского фронта, а затем была прикомандирована к ГУКР СМЕРШ НКО СССР.

Стенография — этот метод быстрого письма. Он тоже часто использовался в органах военной контрразведки. Обратимся к истории этого феномена. Стенография (от греч. stenos — узкий, тесный и grafo) — скоростное письмо, основанное на применении специальных систем знаков и сокращенных слов и словосочетаний, позволяющих вести синхронную запись устной речи и рационализировать технику письма. Скорость стенографического письма превосходит скорость обычного письма в семнадцать раз!!!

Термин «стенография» введен в 1602 году в Англии Дж. Уиллисом.

Эта система допускала, что каждый знак мог иметь четыре наклона в четырех разных направлениях, и исходная позиция могла быть написана двенадцатью видами.

В 1837 году Исаак Питман представил свою систему стенографирования, основанную на звуках, то есть все слова пишутся так, как слышатся, а не так, как произносятся по буквам.

В 1888 году англичанин Грегг усовершенствовал систему стенографирования, в таком виде она существует и в наши дни.

Именно эту профессию приобрела Зинаида Павловна Алексеева, о которой пойдет повествование.

Давая интервью автору, она воскликнула:

«Ой, первый раз буду говорить с пишущим коллегой-оперативником, который понимает тебя с полуслова, а то всё говорила с журналистами, далекими от нашей службы, не знающими сути нашей работы, а потом читаешь и краснеешь и за них, и за себя».

— Зинаида Павловна, расскажите о своих фронтовых буднях.

— Я работала в органах госбезопасности с апреля 1941 года. В 18 лет добровольно ушла на войну. Оказалась на Карельском фронте. Потом, в 1944-м, меня вызвали в Москву в Главное управление контрразведки СМЕРШ и оставили там для прохождения дальнейшей службы. Уже после войны я вместе с мужем работала в Управлении МВД Великолукской области.

— Наверное, в ходе службы приходилось общаться с разными категориями лиц, интересуемыми органы военной контрразведки?

— Да, работала на допросах разных преступников — от пойманных агентов немецких спецслужб до пленных гитлеровцев, в том числе высокого уровня. Даже после войны. Помню где-то в августе или сентябре 1946 года, я в то время находилась в Германии, в нашей оккупационной зоне. Шел допрос немецкого офицера, который работал с Яковым Джугашвили — сыном Сталина. Допрашивал его начальник контрразведывательного отдела офицер по фамилии Коротя — грамотный оперативник. А если честно, то просто умница. Он профессионально поставленными вопросами вытягивал из него одно признание за другим. Сомнений никаких не было, что перед нами был тот человек, который имел отношение к делу. А потом, смысла говорить ему неправду не было, — это же 10 был 1946 год. Многие события остались в прошлом. Ничего уже не исправишь.

Помню, как немцы листовки сбрасывали с фотографиями, где был Яков и два немца. Может быть, этот как раз один из них и был. Гитлеровцы точно знали, что это сын советского вождя. Немец говорил, что они хотели операцию провести, чтобы через листовки довести до каждого русского воина, что сын Сталина сдался в плен. В то же время подчеркивал, что вел он себя достойно. То, что ему предлагали, он все отрицал, на уловки не шел.

В специальном сообщении Сталину военные контрразведчики писали, что его сын держался достойно и мужественно — это была самая основа документа! Это была правда!

Поверьте, мы любили и почитали Сталина. Не надо за это как-то нас осуждать, это наше личное дело. Это частица нашей отгоревшей жизни. Помню однажды, как на нашем Карельском фронте кто-то пошутил:

«Сталин к нам приехал! Сталин на нашем фронте!»

И такой был подъем у всех, вы даже представить не можете:

— Сталин на нашем фронте, бить будем всех подряд!

Вы понимаете, какое настроение было у солдат? Не было Сталина, конечно, — уж мы, контрразведка СМЕРШ, это знали! Но все как-то поверили, этот слух шел по всему фронту…

Разве такая неправда не была правдой почитания своего Верховного Главнокомандующего в войсках?

Была!

— Как вы попали в стенографистки шефа СМЕРШа Абакумова?

— Хм, интересный вопрос, как попала? Судьба — и только!

15 ноября 1944 года в связи с выходом Финляндии из войны был расформирован Карельский фронт. После этого войска, в том числе и нашего фронта, стали перебрасываться на Дальний Восток для войны против милитаристической Японии. Штаб бывшего Карельского фронта стоял в Ярославле.

Но я на Дальний Восток не поехала, пришла шифровка, чтобы я прибыла в Москву, и после Нового года, в январе сорок пятого, я находилась уже в Москве. Нас было шестеро девчонок, приехавших с разных фронтов. Посадили нас в кабинет Селивановского — заместителя Абакумова. Там мы все и работали…

Старшая группы приходила и забирала результаты нашей машинописной деятельности. При этом учитывалось, кто, сколько страниц за день отпечатал. Я печатала профессионально быстро. Машинисткой 1 — й категории считалась та, которая в день могла напечатать 50 страниц, остальные принадлежали к высшей категории или «вне категории». Я печатала по 120 страниц в день…

— А как произошло ваше знакомство с Абакумовым?

— С ареста…

— ???

— Да, с внезапного ареста!

— Кого?

— Меня!

— Как?

— Дело было так. Мы, прикомандированные, получали денежное довольствие не в финотделе, а в полуразрушенной церковке на Пушечной улице. И вот как-то я пришла туда, стоят в очереди пять-шесть офицеров, ждем получки. И меня, помню, спросили:

— С какого фронта?

— С Карельского, — отвечаю я.

А кто-то сказал, что это теперь уже вроде бы Дальний Восток…

Но я эту информацию мимо ушей пропустила. Мне было ни к чему, — я зарплату получала. Подошла к окошку — получила. Радуюсь — богатенькая! Вернулась на свое рабочее место, и вдруг, — звонок старшей машинистки:

— Козина (девичья фамилия Алексеевой. — Авт.), к Абакумову!

Пошла.

Мы на седьмом этаже работали, а его кабинет находился на четвертом. Меня просто чьи-то руки быстренько втолкнули в его апартаменты. Гляжу генералов полно в его кабинете. А он, шеф мой, рослый Абакумов, сидит вдалеке за длинным столом, такой маленький, как мне показалось, и злой. Генералы стоят навытяжку, словно намагничены его разносом. Взглянул на меня Виктор Семенович и как рявкнет: