Россия выходит в мировой океан. Страшный сон королевы Виктории - Александр Широкорад

В том же на следующий день сознался полковнику Юрьевичу и Александр.

Полковник Симон Юрьевич был в свите одним из самых старших по возрасту. Он тут же доложил об услышанном графу Орлову, а тот по долгу службы немедленно донес Николаю. Следует иметь в виду, что все это происходило почти сразу же после того, как Александр официально посватался к своей будущей жене — Марии Гессен-Дармштадтской. И все же, несмотря на это, Александр стал обдумывать, как бы ему отказаться от сделанного Марии предложения и жениться на Виктории. Этими своими раздумьями поделился он с Юрьевичем, после чего в дневнике полковника 12 мая появилась такая запись: „На следующий день Великий Князь опять огорчил меня. Я сказал ему, что этот брак совершенно невозможен. Я прибавил, что в случае такого поступка ему придется отказаться от своей будущей короны и что совесть его никогда не позволит ему сделать это. Он согласился со мной. Но было ясно, что он очень страдает. Выглядел он бледным и несчастным…“ и далее: „Было решено покинуть Англию 29 мая (по старому стилю). Но Царевич умолял продлить хоть немного пребывание в Лондоне. Однако я ответил ему, что наш английский визит уже и так продолжается целый месяц — это слишком долго, и ни при каком другом дворе мы не пробыли столько времени… У меня лично нет ни малейшего сомнения, что если бы Царевич сделал предложение королеве, она без колебаний приняла бы его“. Страшась гнева Николая, Орлов и Юрьевич стали всячески отвлекать Александра официальными и неофициальными приемами, экскурсиями, парадами, а Виктория должна была уехать в Виндзорский замок. Однако Александр оставил Лондон и приехал в Виндзор. Он провел там несколько прекрасных дней и вечеров. 27 мая Виктория записала: „Я совершенно влюблена в Великого Князя… Мне было так приятно и так весело танцевать с ним… Великий князь такой неимоверно сильный и так скоро кружится, что надо быстро следовать за ним, и мы кружились вихрем. Этим и закончился наш маленький бал около двух часов ночи. Я никогда не была так счастлива. Нам всем было так хорошо. Я легла в четверть четвертого, но не могла заснуть до пяти“» 29 мая: «Великий Князь сказал мне, что он очень тронут столь прекрасной встречей здесь и никогда ее не забудет. Затем он прибавил по-французски: „Это не только слова, я вас уверяю, я так действительно чувствую“. Он опять повторил, что проведенные им здесь дни навсегда останутся в его памяти. Я их тоже никогда не забуду, потому что я действительно люблю этого приветливого, милого молодого человека».

28 мая они провели вместе последний вечер. «Когда был кончен последний вальс, — записала в дневнике Виктория, — в двадцать минут третьего, я простилась со всеми джентльменами из свиты Великого Князя с чувством искренней печали… После я удалилась в маленькую синюю комнату, куда лорд Пальмерстон привел Великого Князя, чтобы попрощаться со мной. Мы остались наедине. Великий Князь взял мою руку и тепло сжал ее в своей руке. Он был бледен, и голос его задрожал, когда он сказал мне по-французски: „Мне не хватает слов, чтобы выразить все, что я чувствую“, — и добавил, как глубоко он признателен за столь любезный прием. Он сказал, что надеется еще побывать в Англии. Затем он прижался к моей щеке и поцеловал меня так тепло и с таким сердечным чувством, и потом мы опять очень тепло пожали друг другу руки».

Встретившись на следующий день с Юрьевичем, Александр бросился к нему в объятия и заплакал. Он сказал, что никогда не забудет Викторию.[7]

29 мая (по старому стилю) Александр покинул Англию и отправился в Гаагу. Виктория была оскорблена и как женщина, и как правительница самой сильной в мире империи, «над владениями которой никогда не заходит солнце».

Замечу, что никакой политической необходимости в отказе от брака цесаревича и Виктории у Николая I не было. Даже если бы Александру пришлось отказаться от наследования российского престола, у него было еще три брата — Константин (1827–1892), Николай (1831–1891) и Михаил (1832–1909). Все трое как на подбор здоровые молодые люди, причем Константин, по мнению современников, был умнее и энергичнее своего старшего брата, а главное, был настроен более либерально. Вне всякого сомнения, Константин I мог бы стать лучшим императором, чем Александр II.

Очевидно, что Николаю I просто было забавно щелкнуть по носу зазнавшуюся девятнадцатилетнюю девчонку, но, ослепленный манией своего величия, император не понимал, чем все это может обернуться для России. Зато Виктория хорошо запомнила это оскорбление.

10 февраля 1840 г. королева Виктория вступила в брак с Альбертом Саксен-Кобург-Готским. А уже через месяц состоялась помолвка цесаревича Александра с шестнадцатилетней принцессой Максимилианой Вильгельминой Гессен-Дармштадтской. Герцогство Дармштадтское не превышало по размерам хорошего уезда в Российской империи, а таких принцесс в Германии на «ярмарке невест» было много десятков. (Кроме того, ходили достаточно аргументированные слухи, что герцог Людвиг II вовсе не является отцом невесты.)

Естественно, Виктория не могла не знать всего этого, и совсем нетрудно представить ее реакцию.

Менее всего автор склонен последующие события объяснять личной ненавистью королевы Виктории к Николаю I, Александру II и к России в целом. В Британии существует конституционная монархия, и ее политику в основном определяет кабинет министров, который в свою очередь прислушивается к мнению финансового и промышленного капитала.

И тем не менее королева Виктория сыграла за свое долгое правление во внешней политике Британии куда большую роль, чем все ее премьер-министры вместе взятые. А русофобия не покидала королеву до самых последних ее дней.

Рассказ о причинах возникновения и о ходе Крымской войны выходит за рамки данного труда, и здесь я ограничусь констатацией сути русско-британских отношений в середине XIX века.

Решения Венского конгресса в 1815 г. стабилизировали ситуацию в Европе до 1853 г. Да, были восстания и революции, но в целом Европа почти не изменилась за четыре десятка лет. Главным и фактически единственным гарантом стабильности в Европе была Российская империя. Западные либералы, а затем и наши большевики не без основания называли Николая I «жандармом Европы».

Я соглашусь, что деятельность Николая I была тормозом развития Европы, но считаю, что такая ситуация вполне устраивала «владычицу морей». Разгромить николаевскую Россию и лишить ее возможности вмешиваться в европейские дела — это означало вызвать нестабильность в Европе, включая череду войн и революций. А войны 1859–1871 гг., в свою очередь, привели к Первой мировой войне.

Передел европейской карты был нужен Наполеону III, прусской военщине, итальянским националистами и т. д., но никак не Британии. Хотя, бесспорно, Крымская война принесла ей массу сиюминутных выгод.

И королева сделала все, чтобы частные выгоды от войны затмили долгосрочные интересы Британской империи. Во многом благодаря ей к власти пришли такие «ястребы», как лорд Пальмерстон.

Даже британский историк Хибберт пишет о приступе русофобии, охватившей Англию, объявившую 27 марта 1854 г. войну России. Бесконечные колонны войск проходили мимо Букингемского дворца, на балконе которого стояли Виктория с принцем Альбертом и детьми. Королева, приветствуя солдат, махала рукой и улыбалась.

Королева «часто проводила смотры воинских частей и военно-морских эскадр перед их отправкой в район пролива Дарданеллы, а в свободное время вязала шерстяные носки, шарфы, варежки и отправляла солдатам…

…„Уверяю тебя, — писала она принцессе Августе, — я чрезвычайно сожалею, что не мужчина и не могу участвовать в этой войне“».[8]

Глава 2

Парижский мир — домыслы и факты

Главной целью английского правительства в Крымской войне было уничтожение Черноморского флота и его главной базы в Севастополе. «Газета „Таймс“ писала: „Великие политические цели войны не будут достигнуты до тех пор, пока существует Севастополь и русский флот“. Военная экспедиция в Севастополь называлась „основным условием достижения вечного мира“. Член палаты лордов Линдхерст во всеуслышание и при всеобщей поддержке заявил: „Мы должны пойти на заключение мира только в самом крайнем случай“ — и добавил: „Было бы самым величайшим несчастьем для всей человеческой расы, если бы этой варварской нации, врагу любого прогресса… удалось закрепиться в самом сердце Европы“».[9]

В принципе Британское адмиралтейство не возражало бы против уничтожения и Балтийского флота, но сделать это было намного дороже из-за географического положения его главной базы Кронштадта, а главное, из-за огромной огневой мощи кронштадтских фортов. А с другой стороны, Балтийский флот не очень-то и беспокоил «владычицу морей». С 1830 г. по 1855 г. число океанских плаваний судов Балтийского флота можно было пересчитать по пальцам.