Мой прадед тоже воевал - Екатерина Шубочкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре на фронт пришло письмо на имя командира части, в которой служил прадед, от Клавдии Яковлевны Ляшковой, где она просила аккуратно передать её мужу печальную новость — умер маленький сын с больным сердцем. Прадед вспоминал, что письмо это получил прямо перед атакой, в которую шел с полными слез глазами — чудом остался жив.
В самом начале 1942 года прадед участвовал в танковых рейдах по тылам противника. Их, пехотинцев, садили на броню танков, и так лесными дорогами они вместе с танкистами добирались до населённых пунктов, где засел противник. Внезапно появившись, завязывали бой, короткий и яростный, затем быстро исчезали, сея панику среди врага. В одном из таких рейдов батальон, неся большие потери, попал в окружение. Около двух месяцев сражались солдаты и командиры, пробираясь к нашим. А это была зима. Шли по лесам.
В один из дней окружения мой отважный прадед убил медведя, мясо, конечно, съели, а шкуру прадед свернул рулоном и забрал с собой, вытопив к тому же медвежьего сала чекушку. Сунул её в полевую сумку. Как же всё это было промыслительно, видно только с высоты прожитых лет, а, может, и судеб.
Через несколько дней прадед обходил бойцов после боя и услышал стон: «Пить!» Под березой лежал тяжелораненый. Комиссар открутил фляжку, нагнулся, чтобы напоить бойца. И тут из засады ударил снайпер. Прямо в голову прадеда. Его спасла каска, отрикошетило в сторону, но удар был слишком сильный, прадед упал без сознания, лицо залило кровью. Это случилось седьмого марта 1942 года. «Комиссара убили!» — пронеслось по цепочке, но был еще жив. Бойцы перевязали его, сделали из той самой добытой прадедом медвежьей шкуры носилки, и так тащили его по снегу несколько дней, пробиваясь с боями к своим.
Очнулся прадед в госпитале, в комнате для смертников. Его ноги почернели, как чугун, и чернота уже поднималась выше. Константин Васильевич попросил принести его полевую сумку. Медвежье сало было на месте. А ведь бойцы могли сало и съесть, пробираясь голодными и холодными по лесам. Но они так уважали своего комиссара, что ничего не тронули из его вещей. Прадед, преодолевая боль, стал натирать салом ноги и живот. Через два дня чернота стала спадать, а он продолжал натирать себя. Когда в палату через несколько дней заглянул врач-хирург, то был очень удивлен, что пациент вообще жив, а тут он еще и выздоравливает. Вот такая воля к жизни была у моего прадеда!
Немного оклемавшись, снова встав на ноги, прадед вернулся на фронт. Воевал на Северо-Западном фронте, командовал своим стрелковым батальоном 1234 стрелкового полка 370 стрелковой дивизии 11 армии. Повторно был ранен в бедро 20 февраля 1943 года. Тогда прадеда и комиссовали, потому что ходить мог только на костылях. Единственным трофеем, который он привез с собой домой, была медвежья шкура, по-прежнему мягкая и пушистая, прошедшая с хозяином весь его фронтовой путь. Дети в ней кувыркались, радуясь возвращению отца.
Конечно, за год от одного ранения до другого было у прадеда на фронте всякое. Всего мы знать не можем, но некоторые истории из его жизни на войне все-таки сохранились в воспоминаниях моей бабушки, его дочери Людмилы.
Одна из таких историй связана с появлением в доме Ляшковых неожиданного гостя — молодого офицера с орденами и медалями на груди. Это было уже спустя год после возвращения Константина Васильевича с фронта и выписки его из госпиталя.
«Николай!» — радостно воскликнул прадед, увидев офицера на пороге, и бросился к нему. Они крепко обнялись, не скрывая накативших на глаза слез. Тогда-то и узнала семья прадеда историю знакомства и дальнейшей дружбы этих двух сослуживцев.
Прадед в чине капитана шел из штаба в батальон с группой бойцов через лес. Вышел на полянку, где увидел выстроенных солдат с винтовками на изготовку. Впереди стоял офицер с пистолетом в руках, он что-то вслух читал по бумажке. А напротив них в нескольких шагах возле дерева стоял тоненький перепуганный солдатик лет семнадцати. Слезы текли по бледному лицу молодого бойца, он весь трясся как в лихорадке. Прадед остановился и спросил: «В чем дело?»
— Да вот, расстреливаем, — ответил офицер. — Бросил оружие во время боя.
— Какой бой по счету? — уточнил прадед.
— Первый, — ответили без эмоций.
— Отставить! — заорал тут капитан Ляшков, видя, как хладнокровно наводит на парня пистолет сам офицер.
— Что?! — возмутился и рассвирепел офицер. — Не мешайте исполнять приговор!
— Отставить! — еще раз крикнул прадед и встал перед пистолетом.
Офицер навел пистолет на прадеда. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы солдаты прадедовского батальона не скрутили руки офицера и не вырвали пистолет. Тому, бледному от ярости, пришлось подчиниться, тем более, что и его солдаты поглядывали на него не очень дружелюбно, поддерживая действия бойцов капитана Ляшкова.
Капитан же подошел к солдатику и спросил: «Страшно было в первом бою? Маму звал?» Парень, глотая слезы, кивнул.
— Больше не будешь бросать оружие?
— Не буду. Лучше в бой, чем так… — кивнул солдатик на мрачного злого офицера.
— Пойдешь со мной! — решительно приказал капитан Ляшков и увел его с собой.
Конечно, прадед рисковал. Обиженный офицер мог устроить ему большие неприятности, но обошлось. И вот теперь этот солдатик приехал в гости к Ляшковым. Теперь уже офицер, Николай стал отличным храбрым солдатом. При прадеде служил его ординарцем. Позже отличился в боевых операциях. И теперь ехал после ранения на побывку домой, улучив немного времени, решил заехать к старому боевому товарищу. От всего батальона передал в подарок прадеду золотые часы, которые долго находились в семье как реликвия, но, к сожалению, их потом украли.
Николай пробыл у Ляшковых вечер и ночь. В этот вечер семье поведали еще одну историю фронтовой жизни товарищей. Вроде бы забавную, но совсем не при забавных обстоятельствах.
Стояла лютая зима. Батальон держал оборону. Когда не было атаки, солдаты засыпали в ледяных окопах и часто замерзали во сне. Поэтому прадед всю ночь ходил по траншеям, будил солдат, давая им хлебнуть из фляжки, и заставлял разминаться. Что тут скажешь?! Человечище!
Однажды только прадед обошел батальон и лег в землянке немного вздремнуть, как в землянку ввалился огромный
