Бывший 2. Роди мне сына (СИ) - Лина Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Могли, — соглашается Адриан. — Но проговорилась ты.
Черт.
— Я устала, — кутаюсь в ворот халата. — Хочу принять горячий душ. Ты ненормальный. Я могу заболеть.
И потерять своего ребенка, — договариваю про себя.
— Такие как ты, Вера, алчные и идущие по головам суки, не жалеющие ничьи жизни, не болеют. Не переживай.
Внутренности кипятком ошпаривает. Присутствие Адриана как кондиционер действует. То жарко, то холодно. У меня нет столько силы, как у него. Равнодушной быть не умею.
Только не с ним.
— Поговорим о твоей беременности.
— Беременности?..
— Ты родишь мне сына, — цедит Адриан, поднимаясь с кресла. — Макриса. Моего наследника.
— Зачем тебе сын? — выплевываю с обидой. — У тебя есть дочери. Младшей на вид чуть больше года.
Зеленые глаза чернеют, пугают.
Отворачиваюсь, чтобы предатель не заметил моих слёз. Если бы не третий месяц беременности, ни за что бы не показала ему своей слабости.
— Откуда ты знаешь? — его голос тонет в водовороте моих эмоций.
Он не отпирается.
Это действительно правда.
— Видела вас, — пожимаю плечами.
— Моя семья и дети тебя не касаются, Вера.
Вздрагиваю, словно от пощечины. Боль прорывается сквозь плотину из гордости и отрешенности.
— Родишь мне сына… А дальше я посмотрю, что с тобой делать.
Разворачиваюсь, резко превращаясь в разъяренную тигрицу.
— Что значит ты посмотришь, черт возьми?..
Глава 3
— Что это значит? — повторяю глухо.
Внутренности страх опоясывает, ноги подкашиваются. Инстинктивное желание защитить своего ребенка превращает меня в душевнобольную. Раньше мне казалось, что я отлично знаю мужчину, сидящего напротив. А сейчас?
Он чужой.
Поверить не могу, что ещё два месяца назад мы обнаженные лежали вместе у камина и… откровенничали, шутили. Смеялись. Его крепкое тело, красивые глаза, сильные руки, он сам весь…
Мой Адриан. Всё в нём такое родное и одновременно с этим далёкое, что в глубине души огненной лавой разочарование растекается.
Если бы только послушалась его, не пошла на тот приём. Не увидела его с ними. С ослепительной блондинкой и двумя девочками. Старшей явно больше пятнадцати, уже подросток. А младшая совсем кнопка.
Если бы только снова не сделала выбор в сторону карьеры. Всё могло быть по-другому. Да, была бы полной дурой. Его любовницей в непонятном статусе.
Падшей женщиной в каком-то смысле.
Но…
Разве есть цена человеческой жизни? Разве может быть что-то хуже смерти и нескончаемого горя близких?
Адриан прав. Мне вовек не отмыться.
— Посмотрю на твоё поведение. Характер у тебя не сахар, Вера. Не уверен, что моему сыну нужен такой женский пример.
И снова этот арктический холод, сквозящий в воздухе.
Прикрываю глаза.
Он бьёт меня словами, как заострёнными кинжалами. Запугивает, пытается надломить, вырвать корень. Уверена, будь я мужиком, Адриан атаковал бы физически, но в силу воспитания с женщиной он так никогда не поступит.
Я ему отвратительна…
Я больше не «его Вера» и это осознание болезненнее всего на свете.
— Зачем ты так говоришь, Андрей? — взволнованно шепчу. — Зачем?..
— Успокойся, — произносит он равнодушно. — Мы обсудим дальнейшее взаимодействие после родов.
— После родов? — морщусь.
До сих пор не осознаю, что это всё мне предстоит. Вынашивание, роды, первое кормление.
Ещё вчера об этом думала и дух захватывало, а сегодня страх до костей пронизывает. Он… отберет у меня его?.. Моего малыша?..
Сколько таких случаев, когда отцы-иностранцы вывозили детей за пределы России и матери больше никогда не их не видели?
— Я ещё не решила, оставлю ли его, — отворачиваюсь к окну. — Не уверена, что готова к… этому всему.
«Прости, мой маленький» — проговариваю про себя. «Твой отец полный мудак, придется врать»
От прожигающего взгляда даже пятки плавятся.
— Ты его оставишь, — зловеще проговаривает Адриан.
— Почему ты так уверен?
— Потому что женщина, которая не собирается оставлять ребенка, не покупает витамины для беременных.
Твою мать!
— Ты… — вспыхиваю, разворачиваясь. — Рылся в моих вещах? Просто поверить не могу.
— Не визжи, у меня уши от тебя вянут — морщится Адриан, посматривая на часы.
Переводит взгляд на меня и просверливает очередную дырку в моём лбу. Далее замечает, как я лихорадочно сжимаю воротник у халата.
Морщится, будто ему неприятно.
— Не дрожи, — устало вздыхает. — Я не собираюсь к тебе приставать или что-то подобное. Слава богу, в России есть ещё женщины. Не менее красивые, чем ты.
Вопреки здравому смыслу, начинаю сотрясаться ещё больше. Теперь от шока.
Долгими вечерами, оплакивая Адриана, я представляла его с женой. Красивой блондинкой, сопровождавшей его на приеме. То, как она смотрела на Макриса, когда он держал на руках их младшую дочь, навсегда останется в моей памяти.
Она любит его. Любит своего мужа, отца своих детей.
А он в это время спит со мной.
Наверное, довольно закономерно, что как только наша связь прекратилась, Андрей нашел мне замену.
Никогда не считала себя первой красавицей. О моей исключительности и эксклюзивности говорил всегда лишь он…
— Поеду, правду от тебя всё равно не дождёшься, — произносит Макрис, поднимаясь.
Забирает куртку.
— Но мы ещё увидимся, Вера.
Предупреждает.
— Когда? — отвожу взгляд.
Мне надо подготовиться. Ещё одну такую встречу я… не переживу.
— Быстрее, чем ты думаешь, — произносит Адриан с угрозой и на сегодня покидает мою квартиру.
Глава 4
— Шурик жалуется, что ты отказалась с ним работать? — внимательно меня рассматривая, выговаривает Анатолий Аркадьевич Поп. Генеральный телепродюсер, именуемый в нашем зазеркалье — Батюшка.
Усаживаюсь в кожаное кресло напротив и равнодушно выправляю юбку, в которой десять минут назад работала в эфире.
— Отказалась.
Киваю безучастно.
— Подала заявку на нового оператора в кадры. Вроде как даже отыскали какого-то парня лет двадцати пяти. Работал в "Останкино", переехал в город по семейным обстоятельствам.
Мой руководитель барабанит по столу пальцами и задумчиво потирает подбородок.
— Что не так, Вера? Шурик — отличный оператор.
— А как человек говно! — морщусь.
— Мне казалось, вы дружили?..
— Мне тоже. Оказалось — показалось, — широко улыбаюсь.
В последнее время вообще улыбка с моего лица не сходит. В кадре она просто необходима. А в остальное время служит для меня защитой. От жалости или злости — неважно.
— Не до шуток, Стоянова, — по-отечески мотает головой Анатолий Аркадьич. — Наш Слава решил поиграться. Сказал, что теперь сам будет решать кого ставить в сетку. Вынес мне мозг, что мы запустили шоу Артемия, а следом твоё. Хотя ещё два месяца назад сам распорядился организовать его для тебя. Что за пиздец?
