Ветер в его сердце - Чарльз де Линт

— А за карту сколько?

— Резервации или заповедника?

— Я еду в казино.

А, ну куда же еще.

— Тогда вы ошиблись стороной резервации.

— Ошиблась? Хочешь сказать, у нее есть правильная и неправильная стороны?

— Вовсе нет. Впрочем, это зависит от того, с кем разговариваешь. Но сейчас я имею в виду, что вам нужна местность класса люкс, где располагается казино. Само-то оно дальше к югу, за перевалом Грифового хребта.

— Как-как?

— Это часть заповедника, которая делит нашу резервацию пополам. Вам нужно ехать на юг, пока не доберетесь до перевалочного пункта. Там куча указателей — даже карта не понадобится.

Затем Томас объяснил посетительнице, как вернуться в Хакинту на Захра-роуд, где и следует свернуть на юг, а дальше дорога сама к казино выведет. Женщина, впрочем, слушала вполуха, зато ее аура на протяжении объяснений не сводила с Томаса пристального взгляда. То явно была не простая аура — она запоминала наставления как для женщины, так и для себя самой. Парень сосредоточился на лице незнакомки, стараясь не обращать внимания на образ призрачной птицы.

— Просто не забудьте, что после перекрестка Захра-роуд в южном направлении называется Редондо-драйв.

— Запомню, спасибо.

Незнакомка двинулась к выходу, а ее воронова аура развернулась, продолжая смотреть на Томаса. На самом пороге женщина внезапно остановилась и тоже обернулась.

— Ты мне так помог, — заговорила она, — что я чувствую себя просто обязанной тоже указать тебе кое-какое направление.

Томас понятия не имел, о чем она толкует.

— Да все в порядке, — отозвался он. — Я прекрасно знаю, где нахожусь.

— Ты уверен?

— Я живу здесь с самого рождения, — пожал плечами парень.

— Но знаешь ли ты, кто ты такой? — не унималась незнакомка.

На протяжении диалога призрачный ворон словно прислушивался, склонив голову набок. Ничего подобного Томас в жизни не видывал. Равно как и женщин вроде той, что стояла сейчас в дверях фактории. Она могла сойти прямо со страницы модного журнала или с экрана так же запросто, как пару минут назад выбралась из своего длинного черного кадиллака.

— Да вряд ли это имеет хоть какое-то значение, — ответил Томас.

— Пожалуй, ничего печальнее я за сегодня не слышала, — изрекла женщина.

«Потому что ты живешь с другой стороны резервации», — подумал Томас, однако всего лишь вежливо пожал плечами.

— Для тебя это должно иметь значение, — настаивала посетительница. — Ты должен узнать, кто ты такой. Узнать со всей основательностью.

— …сказала женщина в фирменных шмотках по дороге в казино на коллекционном кадиллаке, — все-таки не удержавшись, брякнул парень.

Какое-то время незнакомка молча буравила его своими темными как ночь глазами.

— Не суди о вещах по их виду, — наконец ответила она.

А потом дверь за ней закрылась.

Томас следил из окна, как она возвращается к машине. Незнакомка ни разу не обернулась, но воронова аура не сводила с него глаз, пока вместе с женщиной не скрылась за дверцей автомобиля.

Безумие какое-то.

Поднятая машиной пыль уже давно улеглась, а он все продолжал пялиться на опустевшую стоянку.

2. Стив Коул

Я стою лагерем на горном кряже над Захра-роуд — это шоссе идет вдоль подножия гор Йерро-Мадерас, — когда до меня доносится шум машины. Вплоть до сего момента ночь была само совершенство. Свежий прохладный воздух и почти полная луна, отбрасывающая длинные тени на пустыню внизу. В такую ночь запросто поверишь, что ты — единственный человек на всем белом свете. Только ты и пустыня. Ах, ну да, время от времени где-то вдали воют койоты. Еще вот уже как с час на верхушке карнегии ухает сова, а едва ли не в шаге от меня в кустах шебуршит мышка. Но людей нет. Никаких тебе туристов. Никто не носится на квадроциклах. Даже не видно и не слышно кикими, подлинных хозяев этих краев.

Пока не появляется эта тачка.

Судя по звездам, полночь еще не настала. Я подхожу к обрыву и наблюдаю за светом фар, приближающимся на совершенно пустой двухполосной дороге.

В нескольких сотнях метров за моим лагерем автомобиль останавливается. Пассажирская дверца открывается, и кто-то вываливается на утрамбованную колесами землю обочины. Пожалуй, это женщина или девушка — с такой-то шевелюрой! — хотя я знавал уйму парней, способных оспорить подобное наблюдение. Тем не менее движения фигуры вовсе не мужские.

Едва поднявшись на ноги, она бросается к машине, но дверца захлопывается. Водитель дает по газам, из-под колес летит щебень. Пару секунд фигурка бежит за автомобилем, но затем останавливается, поняв, что черта с два ей его догнать. Какое-то время она стоит с обреченно поникшими плечами. А потом опускается на землю и садится, обхватив колени руками.

Вновь доносятся завывания койотов, на этот раз ближе. Меня они нисколько не беспокоят, а вот женщина внизу встревоженно вскидывает голову.

Койоты нападают крайне редко. Она этого не знает. А может, просто сообразительна, оттого и нервничает. Потому что, как ни крути, здесь, в пустыне, ничему и никому доверять нельзя. Ни шипам, ни горам, ни зверям, ни людям. Пожалуй, более всего — людям.

Опоссум Джонс — старый отшельник, взявший меня под свое крыло еще в восьмидесятых, — вбил мне в голову правило номер один: не ввязывайся. Увидишь кого — развернись и топай себе дальше.

— У голодной пумы участия и то больше, — твердил он, по обыкновению растягивая слова.

Впрочем, наставления свои Опоссум изрекал, вправляя мне ногу, после того как обнаружил меня на дне каньона, так что слова его я воспринял довольно скептически. Ведь до того момента мы ни разу не встречались. Вот только штука в том, что в большинстве случаев — хоть в горах, хоть в пустыне — он оказывался прав.

Но та девушка внизу могла попасть в беду. Не исключено, конечно, что она просто повздорила с дружком и тот уже возвращается. И если застанет меня со своей подружкой, достанет, скажем, дробовик да объяснит популярно разницу между дробью и раздробленной грудиной. Даю намек: первое вызывает боль. Второе сама боль и есть.

— Черт возьми, — бурчу я и направляюсь к своей стоянке.

Собираю вещи, забрасываю костер землей и спускаюсь к шоссе. Идти приходится в обход, потому, прежде чем я ступаю на асфальт, проходит целых пятнадцать минут. От женщины меня отделяет с полкилометра к югу. Даже не знаю, чего мне хочется больше — чтобы она оставалась на месте или же убралась подальше, — но за поворотом под обрывом я вижу скрючившуюся на обочине дороги фигурку.

Оказавшись поближе, начинаю насвистывать старую ковбойскую песенку — предупреждаю ее. Первые же такты «Улиц Ларедо» приводят к желаемому результату. Девушка вскидывается, как и