Убей меня нежно - Никки Френч

— Январь похож на декабрь. Только без Рождества.

Но он уже вышел из комнаты. Я быстро приняла душ и надела брючный костюм цвета овсянки с жакетом, который доходил мне до колен. Расчесала волосы, свернула их в свободный пучок.

— Классно выглядишь, — сказал Джейк, когда я вышла в кухню. — Костюм новый?

— Он у меня уже лет сто, — солгала я, наливая себе еще чашку чаю, на этот раз едва теплого.

К метро мы шли вместе, прячась под одним зонтом и обегая лужи. У турникета он меня поцеловал, взяв зонтик под мышку и крепко держа меня за плечи.

— До свидания, дорогая, — сказал он, и я в тот момент подумала: «Он хочет быть женатым. Он хочет, чтобы мы были женатой парой». Занятая этой захватывающей идеей, я позабыла, что неплохо бы что-нибудь ответить. Он ничего не заметил и взошел на эскалатор, присоединившись к толпе мужчин в плащах, спускавшихся вниз. Он не оглянулся. Все выглядело почти так, словно мы уже женаты.

Мне не хотелось идти на совещание. Я чувствовала себя почти физически неспособной к этому. Накануне вечером мы с Джейком припозднились с обедом и закончили есть после полуночи. Я добралась до кровати только в час ночи, а потом не могла заснуть, наверное, до полтретьего. Была годовщина — наша первая годовщина. Не очень-то важная это была дата, но у нас с Джейком их не хватает. Мы время от времени пытались, но никогда не могли вспомнить нашу первую встречу. Мы долго вращались в одном и том же окружении, словно пчелы вокруг улья. Мы не в силах припомнить, когда подружились. Люди вокруг нас постоянно менялись, и через какое-то время мы дошли до того, что если бы кто-нибудь попросил меня составить список трех-четырех или четырех-пяти моих ближайших друзей, Джейк обязательно бы в него попал. Но никто никогда меня об этом не просил. Мы знали все о родителях друг друга, школьных днях, любовных похождениях. Однажды, когда его бросила подружка, мы вместе жутко напились, прикончив вдвоем полбутылки виски под деревом в Риджентс-парк, при этом мы то утирали сопли, то хохотали — в общем, пребывали в сентиментальном настроении. Я сказала, что это ей даром не пройдет, он икнул и погладил меня по щеке. Мы смеялись шуткам друг друга, танцевали на вечеринках, но не под медленную музыку, по очереди одалживали деньги, платили друг за друга и выдавали советы. Мы были приятелями.

Мы оба запомнили день, когда впервые спали вместе: 17 января прошлого года. В среду. Наша компания собралась в кино на последний сеанс, но кто-то не смог, кто-то не захотел пойти, и в кинотеатре оказались только мы с Джейком. В какой-то момент во время сеанса мы посмотрели друг на друга, довольно глупо улыбнулись, и я догадалась, что мы оба осознаем, что это своего рода свидание, и, видимо, обоим было интересно узнать, насколько это хорошая идея.

После кино он пригласил меня к себе чего-нибудь выпить. Был почти час ночи. У него в холодильнике оказался копченый лосось и — это была мелочь, которая меня рассмешила, — хлеб, испеченный им самим. По крайней мере потом я над этим подсмеивалась, так как с тех пор он не испек ни булки, ни чего-то другого. Мы парочка, которая берет еду в ресторане или покупает полуфабрикаты. Однако в тот вечер я едва не рассмеялась, когда он впервые меня поцеловал, настолько это казалось необычным, почти неприличным для таких добрых старых друзей. Я увидела, как его лицо приближается к моему, знакомые черты расплываются в какое-то странное выражение, и мне захотелось хихикнуть или отстраниться — все, что угодно, только бы сломать внезапную серьезность, непонятную тишину. Но все тут же показалось правильным, возникло ощущение, что я вернулась домой. И если порой я не хотела чувства устроенности (как быть с моими планами работать за границей, искать приключений, стать совсем другим человеком?), или меня посещали тревожные мысли (мне уже почти тридцать, и, значит, это и есть моя жизнь?), то я с легкостью отбросила их прочь.

Я знаю, что парочки, как считается, должны принять некое особое решение, чтобы жить вместе. Это определенный этап вашей жизни, вроде обмена кольцами или смерти. Y нас такого никогда не было. Я стала оставаться у него. Джейк выделил мне ящик в комоде для трусиков и колготок. Потом появилась еще одежда. Я стала оставлять в ванной кондиционер для волос и карандаши для глаз. Спустя несколько недель я заметила, что примерно на половине видеокассет красуются сделанные мной надписи. Просто если не надписать записанные вами программы, даже очень мелким почерком, то их ни за что не найти, когда хочется просмотреть.

В один прекрасный день Джейк спросил, а есть ли смысл в том, что я плачу за свою комнату, хотя там не бываю. Я что-то промямлила, посомневалась, но так и не пришла ни к какому твердому решению. Моя двоюродная сестра Джулия приехала на лето поработать перед началом учебного года в колледже, и я предложила ей остановиться в моей квартире. Мне пришлось перевезти еще кое-какие вещи, чтобы освободить ей место. Потом, в конце августа — был жаркий ранний вечер, воскресенье, и мы сидели в пабе, глядя на реку у собора Святого Павла, — Джулия стала нудить, что ей нужен какой-нибудь постоянный угол, и я предложила ей жить в моей квартире. Итак, мы с Джейком оказались вместе, и единственной нашей датой была годовщина с того момента, когда мы впервые переспали.

Но после празднования наступила расплата. Если вам не хочется идти на какое-нибудь заседание и вы озабочены тем, чтобы воздать себе по заслугам или пережить несправедливость, с которой с вами обошлись, то удостоверьтесь, что ваш наряд отутюжен, и вовремя отправляйтесь на совещание. На самом деле в десяти административных заповедях ничего подобного нет, но пасмурным утром, когда я, кроме как на чай, ни на что не могла смотреть, это казалось стратегией выживания. В подземке я попыталась собраться с мыслями. Следовало бы подготовиться получше, сделать какие-нибудь записи и так далее. Я ехала стоя, в надежде что таким образом не помну свой новый костюм. Двое вежливых мужчин предложили мне место и смутились, когда я отказалась сесть. Видимо, решили, что я сделала это из идейных соображений.

Чем они собираются заняться, мои товарищи по подземке? Я заключила пари сама с собой, что наверняка ничем столь же странным, как я. Я ехала в офис маленького подразделения очень крупной международной фармакологической компании на совещание по поводу крошечного предмета из пластика и меди, который с виду напоминал брошь в стиле модерн, а на самом деле являлся неудачным опытным образцом внутриматочного устройства.

Мой босс Майк бы неизменно сбит с толку, разъярен, расстроен и смущен тем, что у нас ничего не получалось с «Дрэг-спиралью III», ВМУ фармакологической компании «Дрэг», которое должно было совершить революционный переворот в контрацепции, если, конечно, когда-нибудь выйдет из стадии лабораторных исследований. Меня подключили к проекту шесть месяцев назад, но постепенно меня засосала бюрократическая трясина бюджетных планов, маркетинговых задач, дефицита, клинических испытаний, спецификаций, совещаний в департаменте, региональных совещаний, совещаний о совещаниях и всей невообразимой иерархии процесса принятия решений. Я почти забыла о том, что я ученый, который работает над неким проектом, связанным с проблемой деторождения. На эту работу я согласилась потому, что сама идея создания какого-нибудь продукта и его продажи показалась мне праздником на фоне всей моей остальной жизни.

В этот четверг утром Майк казался просто угрюмым, но я видела, что это его настроение чревато опасностью. Он напоминал проржавевшую морскую мину времен Первой мировой войны, которую волной выбросило на берег. Железяка кажется неопасной, но всякий, кто тронет ее, может взлететь на воздух. Я не стану этого делать, во всяком случае, сегодня.

Люди заполняли зал заседаний. Я уселась спиной к двери так, чтобы можно было смотреть в окно. Офис находился к югу от Темзы в лабиринте узких улочек, получивших имена по названиям специй и далеких стран, откуда их привозили. Позади наших кабинетов располагался заводик по переработке мусора, территорию которого городские власти постоянно собирались перекупить и застроить. Мусорная свалка. В одном углу находилась гигантская гора бутылок. В солнечные дни битое стекло сверкало волшебным светом, но даже в такой противный день, как сегодня, может появиться шанс увидеть экскаватор, который будет сгребать бутылки в еще большую кучу. Это было интереснее всего, что могло произойти внутри комнаты для заседаний под литерой "С". Я огляделась. Здесь были трое мужчин, которые явно чувствовали себя не в своей тарелке, — они приехали из лаборатории в Нортбридже и возмущались, что теряют время. Были Филипп Инголс с верхнего этажа, моя так называемая ассистентка Клаудиа и ассистентка Майка Фиона. Несколько человек отсутствовали. Хмурое выражение на лице Майка стало еще мрачнее, и он принялся яростно дергать себя за мочки ушей. Я выглянула в окно. Экскаватор подъезжал к бутылочной горе. От этого мне стало лучше.