Коварная приманка - Марина Серова

Не открывая глаз, я дала себе слово: «Все, к черту! К черту мою дурацкую опасную работенку! Не могу больше! Я — женщина, мне хочется любить и быть любимой. Беременеть и рожать хочу, замуж хочу, черт возьми, за первого встречного, я с него пылинки сдувать буду, ласкать, как никого не ласкала, лишь бы он был рядом со мной и нашими детьми…»

Глава 2 Он талантлив, скромен, в меру честолюбив, приятный компаньон, сдержан и доброжелателен

— Татьяна Александровна, вам плохо? — Чья-то рука коснулась моего плеча.

Я открыла глаза. Передо мной стоял совершенно незнакомый мужчина, возраст которого явно перевалил за сорок, в расстегнутой от жары черной кожанке, под которой виднелся строгий серый костюм. Со вкусом подобранный в тон костюма и к светло-голубой рубашке галстук завязан крепким узлом. Вероятно, в недалеком прошлом незнакомец был шатеном, но сейчас слегка волнистые волосы почти сплошь поседели. Лишь брови по-прежнему молодо темнели на его озабоченном лице. Еще Лермонтов в «Герое нашего времени» заметил, что такие брови при седых волосах — признак хорошей породы.

— Что с вами, Татьяна Александровна? — еще раз участливо спросил незнакомец, по-своему истолковав явно затянувшуюся паузу.

Я махнула рукой в сторону железнодорожного моста, над которым продолжала кружиться шестерка самолетов:

— Испугалась. Югославию вспомнила. Наши военные совсем ошалели, маневры уже над городом проводят. Они что, отрабатывают приемы защиты стратегических объектов от авиации НАТО?

Мой неожиданный собеседник расхохотался:

— Сразу видно, вчера Татьяна Александровна встречала Пасху и не смотрела «Губернские новости», поэтому не знает, что по приглашению губернатора на празднование очередного Дня авиации и космонавтики из Москвы прилетела знаменитая эскадрилья «Витязей»: летчики-спортсмены на наших глазах только что разыграли показательный воздушный бой. Так что пугаться не стоит, милая Татьяна Александровна!

— Вы меня заинтриговали. Знаете меня в лицо, по имени-отчеству, стало быть, и по фамилии, я же, клянусь, вижу вас первый раз в жизни. Разве не так? Или с памятью у меня что-то стало?

— С памятью у мадемуазель Ивановой, к счастью, все в порядке. Мы действительно видимся впервые — очно.

— А заочно? — полюбопытствовала я.

— Заочно я познакомился с вами у Игоря Сергеевича Снегирева, помните вашего давнего поклонника?

— Как не помнить о чудесных месяцах в Испании!

— Он рассказывал об этом путешествии, крутил кассету с пленкой, я не мог не обратить на вас внимание. Разрешите представиться, Полежаев Иннокентий Михайлович, доктор технических наук, профессор.

— В таком случае что же вы стоите, Иннокентий Михайлович, садитесь!

Полежаев послушно опустился на скамью слева от меня. Вероятно, он был из тех мужчин, кто встает при появлении дамы и не решается сесть без ее разрешения. Его фигура выглядела отнюдь не богатырски, и я подозревала, что под пиджаком при случае не обнаружу гору накачанных мускулов. Поразили его руки. Пальцы были очень длинные и тонкие. Один из моих знакомых криминалистов утверждал, что подобные пальчики могут принадлежать пианистам, фокусникам или карманникам — во всех этих случаях требуется виртуозность рук. Ногти явно не холились в косметическом салоне, но были аккуратно и коротко подстрижены. Лицо профессора не портил большой с горбинкой нос, крупные губы выражали уверенность, а взгляд — пристальное внимание.

— Так вот, Татьяна Александровна, не стоит пугаться и расстраиваться по пустякам. Мой московский знакомый Николай Нарицын, врач-психотерапевт, утверждает, что эмоциональное состояние человека на протяжении года нестабильно. На настроение влияют и погода, и весенний авитаминоз. Да и недавний переход на летнее время добавил все же небольшую долю в этот дисбаланс. Вот и получается, что человек в период межсезонья находится в состоянии затяжного стресса до тех пор, пока не установится ровная погода.

— Выходит, и у вас стресс? — Я с интересом посмотрела на профессора.

— И у меня. Я ведь тоже «гомо сапиенс», — утвердительно кивнул он.

— И как же несчастным сапиенсам выходить из этого стресса? — поинтересовалась я.

— А мы с вами уже начали эту процедуру, — ничуть не смутился Полежаев.

— То есть? — удивилась я.

— Для выхода из весеннего стресса наука рекомендует два пути. Весной солнце светит ярче. Под воздействием же солнечной радиации в организме человека вырабатывается серотонин, который еще иначе называют «гормоном счастья». Строго говоря, это не гормон, а медиатор, облегчающий нервной системе передачу импульсов. Поэтому на солнышке появляются ощущения необыкновенной легкости и радости. У людей подсознательно возникает желание гулять на солнышке как можно чаще и дольше, подставляя его лучам свое тело. Так что дамы надевают мини вовсе не для того, чтобы привлекать нас своими ножками, — им просто нужен серотонин, — доходчиво объяснил ученый.

— Занятно. А второй путь? — допытывалась я.

— Весной все эмоции проявляются необыкновенно ярко. У одних эйфория, у других плаксивость и раздражительность. В состоянии стресса человек легче идет на контакт. Проявляется подспудное желание свалить хоть часть стресса на чужие плечи. Вот и получается, что стремление к общению приводит к тому, что весна становится действительно периодом «спаривания» людей, но не в грубом смысле совокупления, а в смысле желания ходить парами, иметь рядом близкого друга, которому можно просто излить душу. — Ученый, похоже, дорвался до благодарной слушательницы.

— Понятна ваша мысль, профессор. Мы, как вы изволили выразиться, «спариваемся» с вами на солнышке, сочетая приятное с полезным, ведь так?

От этого человека веяло спокойствием и уверенностью, которые незримо передавались собеседнику. Мне же в моем нынешнем состоянии как раз и не хватало спокойствия и уверенности. И, кажется, дух мой действительно заметно пошел на поправку.

— Итак, Игорь Снегирев показал вам кассету о нашем амурном путешествии в Испанию — будем называть вещи своими именами. Теперь Игорь Сергеевич не является моим бойфрендом, и вы это наверняка знаете. Что ж, скорее всего я вам потребовалась как женщина?

— Татьяна Александровна, разве я дал вам хоть малейший повод усомниться в своей порядочности? — Профессор был явно смущен моими словами.

— Иннокентий Михайлович, а разве желать женщину — это непорядочно? — парировала я.

— Сдаюсь перед вашей железной логикой, — Полежаев картинно поднял вверх обе руки, — но в данный момент ваше женское обаяние отступило для меня на второй план. Больше всего, представьте, меня интересуют сейчас ваши профессиональные качества частного детектива.

Вероятно, в выражении моего лица что-то непроизвольно изменилось, или профессор действительно был тонким психологом.

— Вы разочарованы? Не расстраивайтесь, Татьяна Александровна, просто никогда в жизни мне не приходилось изменять. Хорошо это или плохо, но это так. — Он картинно развел руками.

«Просто тебе не встретилась на пути настоящая женщина, с которой можно было забыть обо всем на свете», — подумала я, а вслух, словно стряхнув весеннее наваждение, спросила:

— Так что же вас привело ко мне, уважаемый профессор? — Я решила перевести разговор на сугубо служебные темы.

— Вот вы и обиделись, — очень верно определил мое теперешнее состояние Полежаев, — а между тем причина моего прихода к вам весьма серьезная: четыре дня назад погибла моя жена и исчезла дочь.

Мои брови сами собой поползли вверх.

— Простите, Иннокентий Михайлович, у вас горе, а я тут со своими глупостями… Еще раз извините!

— Нет, нет, просто я несколько неточно выразился: погибла моя бывшая жена, Ирина, и я воспринял бы это печальное известие довольно спокойно, если бы не одновременное исчезновение моей дочери-девятиклассницы.

— Вы сказали «погибла», а не «умерла». От чего?

— Вот это обстоятельство и привело меня к вам. Я вернулся из командировки, вернулся только вчера вечером. А три дня назад домой позвонил неизвестный и сообщил о гибели бывшей жены и пропаже дочери. Мне поставили условие: если я хочу, чтобы дочь осталась живой, то до конца недели должен приехать в Зареченск, это в пятистах километрах от нас вверх по Волге.

Пока домашние связывались со мной, пока я возвратился, три дня уже прошло. Осталось только четыре… — Профессор замолчал.

— Вы сказали — бывшая жена. Давно вы расстались? — уточнила я.

— Мы разошлись с Ириной тринадцать лет назад, эту женщину я вычеркнул из своей жизни раз и навсегда. Если бы не Оксана, дочка, я бы вообще забыл о ее существовании, клянусь вам! — Полежаев отчего-то даже сжал кулаки.

— Она вам когда-то причинила боль? Извините, если я вторгаюсь во что-то очень интимное, но, сами понимаете, врачу и сыщику надо рассказывать все.