"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

То же самое у Анри спрашивала и Элиза, когда они с мужем остановились в Париже по пути в Бельгию. Девушка нежно покраснела:

- Мне просто интересно, кузен Анри. Мы с кузеном Давидом давно не виделись...

- Хорошо, - бодро сказал Анри.

- Он преподает в Лейдене, книгу пишет, по травмам. Он хирург, кузина Элиза, и очень способный. Редко кто в его годы, до тридцати, за докторат принимается. Его по всей Голландии на операции зовут. Сынишка у них растет, Шмуэль..., - Элиза повертела в руках серебряную вилку. Баронесса, с грустью в голосе, отозвалась: «Это я знаю, кузен Анри. Мы подарок им посылали, на рождение мальчика».

- И они вам пошлют, в Мон-Сен-Мартен, - уверил ее Анри. Девушка кивнула: «Да. Пошлют».

За кофе, в гостиной, Анри, в очередной раз, за несколько дней услышав от Макса, о том, что он, как барон и модный врач, не захочет появляться на похоронах, разъярился и прошипел:

- Детей бедняков я лечу бесплатно. Юджиния бесплатно ходит к молодым матерям. Она учит их уходу за младенцами, правилам гигиены..., То, что я принят во дворце, Макс, ничего не значит. Это моя бабушка и мой дедушка, поэтому я и моя семья пойдем на Пер-Лашез, понятно? - Макс поднял ладони: «Шучу, месье барон». Пьер проснулся и позвал отца, Анри вышел. Макс, достав блокнот, посмотрел на свои расчеты. Тесть, так он весело называл каноника, прислал в адвокатскую контору сухую телеграмму, подтверждающую получение двадцати восьми тысяч фунтов со счета покойной Джоанны и аффидавита об отцовстве Макса.

- Я сообщу, Марии о том, что вы являетесь, ее отцом, когда девочка достигнет совершеннолетия, -читал Макс, устроившись в большом, обитом дорогой кожей кресле, - если она захочет с вами увидеться, я препятствовать не буду. Надеюсь, вы понимаете, что не являетесь в моем доме желанным гостем, - Макс едва сдержался, чтобы не скомкать бумагу: «Проклятый поп! Он целое состояние получил, и еще смеет так писать! Клянусь, - Макс потушил папиросу, - больше никогда в жизни, ни одна пиявка от меня денег не дождется».

Он, в общем, не бедствовал. Даже после этой выплаты у Макса оставалось достаточно средств, чтобы жить на широкую ногу. Квартира была сдана модному художнику Курбе. Он устроил там студию и салон. Макс пригласил его в отменный ресторан на Правом Берегу. Курбе, пристально разглядывал его:

- Я бы написал ваш портрет, месье де Лу. У вас очень интересное лицо, - художник склонил поседевшую голову, - не хотите позировать?

Макс отговорился тем, что ему надо возвращаться в Бельгию. Волк всегда избегал фотографироваться.

- Как и мой дядя, Джон, - усмехнулся он, разглядывая изящно обставленную гостиную Анри, - как и Федор, Петрович, я уверен. Чем-то мы все похожи. Одна семья, - Волк напомнил себе, что надо, до отъезда из Парижа найти Ярослава Домбровского. Он должен был организовать ячейку Интернационала среди польских эмигрантов. Макс услышал сзади звонкий голос племянника: «Дядя, а вы знаете, что у папы есть собачки?»

- Какие еще собачки? - удивился Волк. Анри подтолкнул мальчика к умывальной:

- Я его водил в лабораторию свою, то есть, месье Пастера. У нас подопытные животные, кролики, собаки..., Пытаемся сделать вакцину, - Анри развел руками, - но это долгая история.

- От чего? - спросил Волк. Зажжужал звонок, женщины вернулись из магазина. Анри, открывая дверь, коротко ответил: «От бешенства».

Анри велел остановить экипаж у подножия холма Пер-Лашез. Дорога была запружена людьми. Яркий, светлый, летний день сиял над Парижем. Они, спускаясь на дорогу, увидели красные флаги, развевающиеся над толпой.

- Господи, - ахнула Юджиния, держа на руках сына, - Анри, сколько их?

Здесь были тысячи мужчин и женщин в рабочей одежде. Многие пришли целыми семьями. В колонне шли студенты Сорбонны и эмигранты. Анри заметил у входа на кладбище Волка. Брат стоял рядом с Марксом и Энгельсом. Анри помнил их, с детства. Луи Бланки, опираясь на трость, поправил красную гвоздику в петлице рабочей куртки. Анри, глядя на его седую голову, вспомнил: «Он на баррикадах был, рядом с папой. Две революции у него за спиной. Тридцать лет по тюрьмам. А его отца, депутата Конвента, наш прадедушка казнить хотел. Но не успел».

В трауре были только они. У брата Анри тоже увидел гвоздику, Волк был в простой, суконной блузе, с непокрытой, белокурой головой. Маленький Пьер широко открытыми, голубыми глазами, оглядывал толпу. Многие несли корзинки. Была суббота, люди, понял Анри, пришли сюда, как на праздник. У края дороги лоточники предлагали сладости и лимонад. Пьяных не было. Анри все смотрел на рабочих. Они все надели чистую, выходную одежду. Умногих были гвоздики или алые кокарды на кепках.

- Тысяч двадцать, - Анри взял мальчика у Юджинии и поставил на землю: «Пойдем, мой милый. Попрощаемся с бабушкой и дедушкой».

- Или тридцать, - добавил он, поднимаясь наверх, обернувшись. На площади, на прилегающих улицах было не протолкнуться от людей, но толпа двигалась медленно, аккуратно. Экипажи, неудачно заехавшие к холму, стояли, пустые, с раскрытыми дверцами. Седоки, недоуменно, смотрели на флаги, на раскрытые, кованые ворота кладбища.

- Идите сюда, тетя Вероника, - попросила Полина, - между мной и Юджинией. Так безопасней.

Полина, оглядываясь, поняла, как здесь много женщин. Молоденькие девушки, по виду швеи, или цветочницы, в чистых платьях, с красными гвоздиками, матери семейств, что держали детей, коротко стриженые, в пенсне, и туалетах строго покроя дамы, шли наверх. Полина вздохнула:

- Мама была бы рада, конечно. Ах, мама, мама..., - она взяла Веронику под руку: «Не плачьте, пожалуйста. Видите, как маму и дядю Поля любили».

- Но ведь только в нескольких газетах объявления появились, - удивленно отозвалась Вероника, - и то, мелким шрифтом..., Откуда..., - она обвела рукой людей.

- Товарищ Чайка, - внезапно, нежно вспомнила Полина шепот мужа. Он довез ее с детьми до Мейденхеда и пообещал:

- Я буду приезжать, милая, каждые выходные. И мама здесь, и тетя Сидония, не волнуйся за детей. Марта все равно..., - он не закончил. Полина возмутилась: «Джон! Марта меньше месяца назад родила. Дай ей отдохнуть».

Герцог покраснел:

- Она велела мне привозить материалы. Сказала, что у нее помощников много. Есть время заняться нашими делами.

Они стояли у ворот парка, рядом ждал экипаж. Джон провожал жену и тетю Веронику до Лондона.

- Ладно, - усмехнулась женщина, - я тоже через две недели после родов попросила тебя принести стенограммы процесса о подлоге, я помню, - Полина оглянулась. Свекровь с детьми ушла к дому. Она поцеловала мужа: «Спасибо, товарищ Брэдли».

- Ты возвращайся быстрее, - жалобно попросил Джон, держа Полину за руку. Она прижалась щекой к его щеке:

- Не волнуйся, Интернационал меня в курьеры вербовать не собирается. Ты что, - Полина, на мгновение, отстранилась, - ревнуешь, что ли?

- И всегда буду, - признался герцог: «Слишком долго я тебя ждал, товарищ Чайка».

- Им газеты не нужны, тетя Вероника, - Полина прищурилась и увидела, что племянник, вместе с руководством Интернационала, подошел к склепу белого мрамора: «Макс говорил, не только со всей Франции люди приехали, из-за границы тоже».

Полина слышала немецкий, итальянский, русский язык. Над склепом было развернуто большое, алое полотнище с белыми буквами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

- Мама здесь, на Пер-Лашез, с отцом Мишеля познакомилась, - Полина, невольно, улыбнулась, - он ей стихи Александра Поупа читал. Они сразу влюбились друг в друга, с первого взгляда. Как я с Джоном. А где моего отца могила, - Полина подождала, пока семья подойдет ближе, - неизвестно. Мама говорила, после казни их тела зарыли. Никто не знает, где. Император Николай знал, наверное, но ведь и не спросишь.

Юджиния держала сына за руку, глядя на склеп. Мальчик, в темно-синей матроске, с траурной ленточкой на руке, стоял тихо. Юджиния, закрыв глаза, попросила:

- Господи, прости меня, пожалуйста. За ту девушку, за Николая..., Не надо было мне мстить. За тетю Еву прости. Я ведь ее обидела, хоть она и не знает этого. Пусть мои дети будут счастливы, пусть мы с Анри всегда останемся вместе, пусть у Стивена и Мирьям все хорошо будет..., - она всхлипнула и услышала тихий голос мужа: