Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони

— Ну ладно! — бесстрастно ответил Жиль. — Ну и что из этого?

— Заинтересовавшись этим шведом, мосье установил за ним наблюдение. Ты даже себе представить не можешь, как легко при помощи золота или угроз заполучить в помощники слуг, даже в таких высокопоставленных отелях, как «Йорк».

Я думаю теперь, что ты мне веришь.

Шевалье ничего не ответил. Он снова увидел себя в комнате Ферсена, возвращающим ему письмо королевы. Он снова увидел камеристку и слугу, вносивших поднос с завтраком. Который из них был на службе у мосье? Тот или другой? А может, оба?

Анна, дав ему время поразмыслить, сказала:

— А что касается тебя, то вчера вечером тебя ожидали дома с приказом не выпускать тебя живым. Я могу поклясться тебе в этом памятью моей покойной матери. А этого я как раз и не хотела.

— Очень любезно с вашей стороны, — вздохнул молодой человек. — Это какое-то безумие.

Сейчас вы будете говорить, что вы меня любите.

Так ведь? Вы же меня никогда не видели, вы меня совсем не знаете, и вдруг вы воспылали ко мне необъяснимой страстью и решили меня спасти.

— Примерно так! — ответила она спокойно.

Затем она приблизилась к нему, приподнялась на цыпочки, чтобы достать его губы, но он скрестил руки и отвернулся, не слыша ее горестного вздоха.

— Ах, невинный! Да ты известен больше, чем ты думаешь, моя дикая птичка. Известны твои приключения в Америке. Я далеко не единственная женщина в Париже, которая хочет переспать с тем, кого королева называет «Сеньор Кречет».

Я надеялась, что ты научишь меня индейской любви. Говорят о твоей краснокожей принцессе.

Он пожал плечами. Его взбесило, что еще раз всплыло приключение с индианкой, что и эта дама была лишь искательницей новых альковных ощущений. Но он не стал понапрасну тратить слов.

— Вы говорили, что спешите, — резко сказал он, показывая глазами на настенные часы.

— Ах, и правда! Боже мой! Послушай, ты не должен выходить отсюда ни под каким предлогом. А впрочем, ты и не сможешь этого сделать.

Я должна уйти, но ночью я обязательно возвращусь и расскажу тебе еще больше интересного.

— И вы намереваетесь долго еще содержать меня взаперти?

— Все время, пока ты в опасности. Успокойся, ты в этом доме долго не пробудешь. Сюда я тебя привела, чтобы избежать самого опасного. Через несколько дней я увезу тебя в другое место. Там мы сможем сравнить наши любовные таланты, а я еще не потеряла надежду заставить тебя забыть твою дикарку, ибо в моих жилах течет цыганская кровь. Об этом никто не знает, это семейный секрет. Но ты сумеешь это понять. Сегодня же ночью ты узнаешь, что это значит. Я принесла тебе еду. Ешь, отдыхай, восстанавливай силы для этой ночи. Они тебе очень понадобятся.

Она исчезла, оставив запах роз. Жиль был полностью оглушен. Она же была совсем безумной! Один из грациозных шедевров распутства и разврата, так часто встречающихся в этом веке, именуемом веком элегантности и искусства жить.

Но кто же она была?

Без всякого сомнения, она была довольно влиятельной женщиной. Осмелиться противодействовать планам графа Прованского! Только ведь рядом с влиятельностью соседствует опасность. Жиль не имел никакого намерения оставаться дальше в этом жилище.

«Если ее интересует лишь то, как занимаются любовью индейцы, то я ей пришлю Понго.»

Мысль об индейце пронзила его острой стрелой. О чем ему говорила эта сумасшедшая? Что в его доме его ждала засада! А Понго был там один!

И что эти люди имели приказ не выпускать его, Турнемина, живым! Он хорошо знал бесстрашную храбрость Понго. Конечно, он пытался защищать жилище своего хозяина, хозяйку дома, любезную мадемуазель Маржон. Но что он мог сделать один против целого скопища? Эти люди, вероятно, выместили всю свою злость на нем.

Тревога, охватившая Жиля, сравнима была лишь с чувством дружбы, которое он испытывал к своему слуге. Не откладывая, он принялся за поиски средств своего освобождения. Совершенно необходимо было узнать, что же, произошло на улице Ноай вчера ночью.

Сначала он вслушивался у двери в разносившийся в доме шум. Но когда стих звук удалявшейся кареты, которая увозила его прекрасную тюремщицу, он не смог больше различить ни единого движения. Он был окружен такой плотной тишиной, что, казалось, можно ее ощупать. Вряд ли, однако, в доме никого нет. Кто же тогда приготовил все, находившееся на подносе? Не аристократка же Анна кухарничала для него.

Чтобы дать себе время на размышление и восполнить силы, он перенес поднос на постель и принялся за еду. Его хозяйка очень хорошо знала свое дело. Это было вполне приличное меню: жареная курица, рагу из шампиньонов, сыр бри, тарелка с пирожными и бутылка старого вина шамбертен.

Насытившись, он первым делом проверил ставни. Они были сделаны из толстенных досок, да и замки на них висели довольно внушительных размеров. Здесь нужны были клещи.

Затем он обследовал дверь. Она тоже была прочна и заперта на крепкую защелку из позолоченной бронзы. Но если бы можно было вывинтить задвижку из дверной рамы! Оставалось лишь найти подходящий инструмент для этого винта.

Жиль методично обыскал всю комнату. На подносе был лишь хрупкий серебряный нож. И конечно же, поостереглись оставить ему его шпагу. Кочерга у камина могла бы послужить отличным рычагом. Это была старинная добротная кочерга из кованого железа. Но для винта она не была пригодна. На всякий случай, а также чтобы успокоить свои нервы, он сделал несколько мощных ударов ногой по двери. Дверь не поддалась, а результатом был вой собаки внизу и мужской голос. Дом оказался не таким уж пустым, каким он казался.

Он начал уже терять надежду, что найдет подходящий инструмент, когда взгляд его упал на туалетный столик. Там он обнаружил множество инструментов, которые женщины используют для ухода за ногтями: ножницы, узкие пилки. Они и могли войти в головку винта.

Это была длительная и тяжелая работа. Не имея опыта грабежа, Турнемин не обладал никакими талантами слесарной работы.

— Если бы я знал, то попросил бы короля дать мне несколько уроков, — бормотал он, подбадривая себя.

Одна пилка сломалась, но это было неважно, оставались еще две, да и сломанные половинки могли пригодиться.

Один винт упал, затем второй, потом следующий. Наконец последний оказался в израненных руках шевалье. Он осторожно потянул задвижку на себя. Но радость тут же сменилась отчаянием: дверь не открывалась. Что-то ее держало с другой