"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

Кузина покашляла: «Должно быть, забыли убрать». Питер стоял к ней спиной. Марта, нарочито небрежно спросила: «А они, как бы это сказать, надежны? Это резина, новый материал».

Марта опустила глаза к животу, скрытому кринолином:

- Тебе, дорогая моя, я не буду рассказывать, благодаря чему ты на свет появилась, - Марта не выдержала, и улыбнулась. Кузен отпил портвейна:

- Не такой новый. Почти два десятка лет, как его запатентовали. Я сам…, - он смутился, но продолжил, -сам не знаю. Однако я слышал, что, надо улучшать их качество. Этим я и намереваюсь заняться, - он рассмеялся.

Марта велела себе: «Надо сказать. Он мне по душе. Он хороший человек, и так долго один был…, Скажу. Как будет, так и будет».

- Питер, - она ласково коснулась его руки, - ты послушай меня, пожалуйста.

Она говорила, а он, превозмогал желание подняться и обнять ее: «Господи, какая ерунда. Самое главное, что я ей нравлюсь. Самое главное, что она хочет быть рядом, а остальное…, Все это неважно».

Голова у него была ясной, как всегда, когда он принимал решение. Питер очень редко с кем-то советовался:

- Это ты в меня такой, - усмехался отец, - в меня, в дедушку своего…

Подчиненные в конторе и на заводах знали его привычки. Питер забирал себе папки с материалами. Он, коротко, говорил: «Я вас позову, когда все станет понятно». Раньше он обсуждал свои мысли с женой, сейчас изредка звал на помощь отца, но все равно предпочитал оставаться наедине с цифрами. Он сидел, отпивая кофе, куря папиросу, закрыв глаза. Потом он улыбался, наконец, понимая, что надо делать.

Это случилось и сейчас.

- Марта, - Питер прижался губами к ее руке, - Марта, любовь моя…, это наш ребенок и так будет всегда. Я люблю тебя, люблю его, - Марта, внезапно, подумала: «Какие у него губы горячие, словно огонь. Господи, что со мной…».

- И больше не о чем говорить, - решительно заключил Питер. Она, повертев кольцо, слабым голосом запротестовала:

- Питер, нельзя…, Твои родители, семья…, В мае должен ребенок на свет появиться…, - он увидел, что зеленые глаза наполнились слезами. Потянувшись, мужчина поцеловал их, сначала левый, а потом правый.

- Я скажу, - смешливо ответил Питер, - что осенью ездил в Германию, по делам. Из Ньюкасла. Я и, правда, был на заводе. Ездил, и мы с тобой встретились. Марта…, - он помолчал, - ты уверена, что не надо…, - Питер не закончил. Он, конечно, слышал о Менделееве. Питер следил за развитием химии. Он, неожиданно, подумал:

- Его дитя. Господи, воспитать бы достойно мальчика. Или девочку, - он вспомнил свою дочь, маленькое, безжизненное тельце, что лежало у него на руках, ее темные, остановившиеся глазки, синие губы. Питер, сам того не ожидая, заплакал.

- Не надо, милый, не надо, - Марта, привлекла его к себе, стирая слезы с лица, - не надо ничего говорить, никому. Ты отец этого ребенка. Иди, иди ко мне…, -она была, как и снилось Питеру, рядом, от нее пахло жасмином. Он, улыбнулся: «Я никуда не уйду, Марта. Никуда, пока мы живы».

- Степушка тоже на руки меня поднимал, - Марта, оказалась у него в объятьях, - какой Питер сильный, я и не думала…, - она почувствовала прикосновение его губ и прошептала что-то нежное, прижимая его к себе. Дверь в спальню была приоткрыта, горел камин. Марта, встряхнув головой, распустила волосы. Она услышала, как стучит, падая, жемчуг.

- Теперь все как надо, - Питер, опустил ее на кровать, и встал на колени, - Господи, спасибо, спасибо Тебе.

Зашуршал шелк, он ощутил ее всю рядом, теплую, мягкую, всю его.

- Я люблю тебя, - он окунул пальцы в бронзовые волосы, - люблю, и не знаю, как это еще сказать, Марта…Просто будь со мной, пожалуйста…

- Всегда, - Марта застонала и потребовала: «Еще!»

- Всегда, Питер, - ткань затрещала. Он увидел неземное, золотистое сияние топазов на белой шее, в обрывках кружев. По ее плечам рассыпались веснушки. Питер успел потянуться за кольцом, и надел его на палец Марты. Он целовал неприкрытую, нежную грудь, спускаясь все ниже, прикасаясь губами к каждому уголку ее тела.

Он проснулся от шума дождя за окном. Серый, зимний день, висел над крышами Ливерпуля. Питер долго лежал, закрыв глаза, слушая, как Марта сопит ему в плечо. У нее были маленькие, совсем детские ноги, с изящными щиколотками. Питер, внезапно, нежно, подумал: «Девятнадцать лет ей было, когда она в Россию попала. И почти сразу одна осталась, с ребенком на руках. Господи, она этими ногами всю Сибирь прошла, - он наклонился и провел губами по острому колену.

- Девочка моя, любовь моя, она больше никогда не будет одна…, - темные ресницы задрожали. Марта, сонно, спросила: «Надо вставать?»

- Совершенно ни к чему, - решительно ответил Питер.

- Я позабочусь кое о чем, и вернусь сюда, - он похлопал рукой по шелковым простыням, и подоткнул вокруг нее меховое одеяло, - до обеда, а то и дольше…., - он поцеловал губы цвета спелой черешни: «Люблю тебя».

- Я…, тоже…, - она поворочалась, поерзала и заснула, оставшись в его руках. Совершенно невозможно было куда-то ее отпустить, подумал Питер, не понимая, как он раньше жил без нее. Он все-таки заставил себя подняться и долго устраивал воротник бархатного халата на шее. Кое-что все-таки было заметно. Питер, смешливо, решил:

- Пусть завидуют. Господи, какое счастье. Мальчишки обрадуются…, Сегодня суббота. В понедельник пусть Джон как хочет, так и достает мне лицензию. Зря, что ли у нас каноник Кентерберийского собора в родственниках, и Джон без доклада к премьер-министру заходит.

Он быстро написал две телеграммы: «Дорогие мама и папа, мы с Мартой в следующую субботу венчаемся, в нашей приходской церкви». Второй кабель был для его светлости. Питер вызвал звонком слугу и вручил ему деньги:

- Отправьте молнией, прямо сейчас. И принесите нам…, мне, завтрак, - Питер посмотрел на часы в гостиной. Он с удивлением обнаружил, что уже полдень.

- Надо еще поспать, - решил он, - мы только часа два назад, как задремали. Или позже.

Дверь захлопнулась, он вернулся туда, где все было теплым, мягким, где пахло жасмином, и поцеловал Марту в шею:

- Поедим и опять ляжем спать, любовь моя. Или…, - он повел руку вниз и замер. Дитя толкалось.

- Есть хочет, - смешливо, сонно, отозвалась Марта, - и я тоже.

Она положила свою ладонь поверх его пальцев. Питер застыл, чувствуя, как ворочается дитя. Сначала оно двигалось медленно, а потом он ощутил, как ребенок бьет ногой и рассмеялся: «Сейчас мы его накормим».

- Ее, - поправила Марта. Повернувшись, она поцеловала лазоревые глаза. «Там девочка, милый мой. Там…, - Марта подумала, - Люси».

- Люси, - Питер обнял ее, окунув лицо в распущенные, бронзовые волосы: «Я люблю тебя, люблю ее и всех наших детей. Их у нас трое, - он все улыбался, блаженно, счастливо. Марта, прижавшись к нему, заснула, крепко, как в детстве.

Интерлюдия. Весна 1866, Ренн

На ореховом столике у большого зеркала лежал букет белых роз, перевитый светлой, атласной лентой. Окна спальни Элизы в отеле Монтреваль были распахнуты. Над крышами Ренна, в нежном, весеннем небе, ветер гнал легкие облака. Шелк платья на манекене чуть колыхался. Фата из брюссельских кружев спускалась вниз, на персидский ковер. Тонко, едва уловимо пахло ландышем.

Элиза сидела перед зеркалом, в одной рубашке, с распущенными, белокурыми волосами, вертя серебряный гребень. Они никому не сообщили о свадьбе. Знал только отец, и дядя Аарон.

- И тетя Марта, конечно, и мой брат, - весело сказал Элизе жених, - а отцу…, - Виллем немного помрачнел, - отцу я потом телеграмму отправлю.

Дядя Аарон приехал с подарками от семьи и подмигнул Элизе:

- Венчание скромное, но меня бы с пустыми руками не отправили. Тем более, дядя Питер и тетя Марта у нас тоже новобрачные.

Аарон венчал их, в феврале, в церкви Святого Георга, на Ганновер-сквер. Собралась вся семья. Полина и Ева приехали из Банбери, с детьми. Маленькая Джейн, ковыляя, разбрасывала из корзинки лепестки роз. У девочки были глаза матери, глубокие, синие. Аарон вздохнул, глядя на изящную спину Полины: