Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь - Александр Мазин

Гошка спустился.

– Почему это я – бестолочь? – обиженно спросил он.

– Потому что рубаха твоя белая в лесу за два стрелища видна.

Оп-па! Не сообразил Гошка. Когда они с отцом на охоту ходили, на них совсем другая одежка была.

– А зачем ты по берегу поперся? – сердито спросил Рёрех. – Чтоб ворогу тебя слышней и видней было? А уж когда ты на кручу полез… – Дед даже скривился. – Надо было тебя сразу пристрелить, чтоб род не позорил! Ну скажи мне, недотепа, зачем ты наверх полез, а? Чем тебе ущелье не глянулось?

– Так ты ж там в засаде сидел! – вырвалось у Гошки.

Тут Рёрех начал ругаться. Долго ругался. Лаял Гошку всякими обидными словами, да так метко, что Гошка едва не заплакал.

Оказалось, что если уж Гошка решил, что его в засаде ждут, то надо было место ожидаемой засады аккуратненько изучить, найти слабую сторону и с нее зайти. Дед, правда, в засаде не сидел, но, если б Гошка так поступил, дед бы понял. А Гошка мало того, что разбегался у всех на виду, так еще и наверх полез. Да с таким шумом («Не очень-то я и шумел», – думал Гошка, но предусмотрительно помалкивал), что если бы дед в засаде пьяный спал, точно бы проснулся. Нет, не выйдет из Гошки воина. Это ж каким дурнем надо быть, чтоб к открытому месту спиной повернуться да и оказаться в таком положении дурацком, что ни спрятаться, ни уклониться невозможно. Косулю, говоришь, скрадывал? Да такой тупой недоумок, как Гошка, не то что косулю, козу привязанную и то не достанет. Куда там! Забодает его коза и на голову его глупую насерет…

Гошка уж губу закусил, чтоб не разреветься. Правильно, все правильно дед говорил. И раньше он Гошке об этом говорил. Втолковывал многажды. А Гошка, как до дела дошло, – всё позабыл. Дурак и есть. Не выйдет из него ни гридня, ни варяга. Будет он до конца жизни навоз из конюшни выгребать и лапти плести. Хотя нет, лапти – тоже не про него. Хорошие лапти тоже с умом плетут…

Тут Рёрех наконец умолк, поглядел внимательно на Гошку… А потом махнул рукой и сказал уже безгневно:

– Ладно. Попробуем еще разок.

К вечеру, уже на закате, Гошке наконец удалось выследить деда. Собрал маленький шалашик из веток, накрылся и ждал.

Деда, впрочем, он всё равно не услыхал. Как он на своей деревяшке мог бесшумно по лесу ходить, Гошка не понимал. Но – увидел вдруг, шагах в двадцати, прильнувшего к дереву варяга.

Гошка даже дышать перестал… И не увидел его Рёрех. Шагнул в другому дереву, повернулся спиной…

Тут уж Гошка не утерпел. Приподнялся и запустил камешком прямо в дедову спину.

И попал.

Но дедко не обиделся. Даже обрадовался. Наконец похвалил Гошку и сказал: всё, отдыхаем. И ужинаем.

Ужин добыли быстро. Гошка подстрелил зайца, а Рёрех – здоровенную рыбину.

Рыбину почистили и сварили в котелке вместе с травками и корешками, а зайца запекли на углях.

Готовил дед. Гошка в это время коней купал.

Покушали с удовольствием. Дед запивал жареное мяско пивом, а Гошка – ключевой водой с ягодами.

Правда, кушали не одни. Еще с рыбными щтями не покончили, как Гошка услышал людей. Людей было вроде трое. Гошка, вовремя вспомнив дедовы наставления, вопить и руками махать не стал. Поглядел на деда, увидел, что тот этак незаметно позу изменил, подближе к оружному поясу переместился. Тут они с Гошкой переглянулись (Гошка украдкой показал три пальца), всё поняли, но поскольку дед вел себя спокойно, то и Гошка продолжал есть.

Только когда покушали, Рёрех сказал довольно громко:

– На пиво не рассчитывайте. Самому мало.

Только тогда люди (их оказалось не трое, а четверо) вылезли на свет.

Один из них оказался тоже старым варягом: с двумя ногами и двумя глазами, но без левой кисти.

– А я всё ждал, когда ты нас заметишь, Рёрех, – сказал он, присаживаясь на корточки у костра.

– Долго ждал, Руг, – усмехнулся Рёрех. – Объявился бы сразу, мог бы и на жарёнку успеть.

– Так и знал, что ты нас учуял, – Руг разгладил седые усы. – Я и этим, – кивок в сторону оставшихся на ногах спутников, – так сказал: к деду тишком не подобраться.

– Еще бы! – пробасил один из троих. – Он же ведун.

– Ты б помалкивал, – сказал Рёрех. – Вас троих даже мой мальчонка приметил. Мало ты их учишь, Рюг. Что пришел? Виру за зайца требовать?

– Перун Молниерукий! Рёрех! Не обижай! Пришли поглядеть, кто в княжьем лесу огонь жжет. Сам знаешь, такое не всем дозволено.

– Ну коли ты с добром, то и я – с добром. Доставай фляжку, плесну тебе пивка. Не отказывайся: его мать, – кивок на Гошку, – сама варила.

Руг пригубил, похвалил, прижмурившись, поинтересовался:

– А кто у отрока матушка?

Гошка тут же надулся: отроком назвали!

– Сладислава. Боярина Серегея жена.

– О! – Руг наклонил голову. – Привет ей и добрые слова. Кабы не она… – Варяг похлопал себя по искалеченной руке. – …Помер бы. Может – ко мне, в усадьбу? У меня тоже пиво неплохое.

Глава двадцать третья

Дорога на Сандомир

В дорогу с собой Славка взял Антифа (как же без него) и двух воев из отцовской дружины: полянина Соколика и матерого нурмана из русов. Нурман этот в Киеве вырос, со Святославом в Булгарию ходил и имя имел на словенское ухо – смешное. Хриси. Как и следовало ожидать, его еще в детских переименовали в Крысу.

Хриси на такое прозвище уже давно не обижался. Ростом и статью он был истинный нурман и твердо верил: крыса размером с медведя порвет всех медведей в округе.

Добрая дорога, по которой они ехали, тянулась на сотни поприщ: вдоль Припяти и Струменя – до Пинска, оттуда напрямик – к Бугу, затем, через земли ятвагов – на землю лехитов и дальше, вдоль Вислы – на земли поморов. И опять – вдоль Вислы, разделявшей земли поморов и пруссов, – к городу Гданьску, расположившемуся уже на берегу Варяжского[76] моря. Иначе говоря, тракт, по которому шли Славка и его спутники, был одним из тех важных путей, что связывали скандинавский север и богатый товарами юг. Это была одна из дорог, по которой можно было дойти хоть до Царьграда, хоть до Хвалынского моря. Впрочем, так далеко Славка идти не собирался.

Первым на пути русов был город Туров.

Туров – новоставленный город. Построили его там, где сливаются две реки: Ядза и Струмень, который еще называют верхней Припятью. Построили недавно, еще при княжении Игоря. Важное место – Туров. Вдоль Припяти лежит один из путей на юг.

В Турове ныне держали свой стол дреговичские князья.

Племя дреговичей сильное и многочисленное: вся земля от Двины до Припяти была – их. Однако с кривичами и Роговолтом дреговичи не ссорились. И с древлянами, чьи земли лежали к югу от Припяти, – тоже.

В распрях между Ярополком и Владимиром дреговичи участия не принимали. Когда Владимир, убивши Ярополка, полноправно воссел в Киеве, туровский князь приехал к нему сам: дары привез и изъявления дружбы. Дары эти можно было б и данью назвать, но какая дань меж друзьями. Потому – дары.

Туровского князя Богуслав знал лично. Однако в день, когда Славка и его спутники въехали в ворота Турова, князя в городе не было. Отбыл то ли охотиться, то ли на раннее полюдье. Это и к лучшему. Будь князь дома, пришлось бы в Турове задержаться – из уважения. А Славка – спешил.

Вопреки его ожиданиям, попутчик из монаха вышел недурственный. В седле держался уверенно, проповедями Славку не донимал, а наоборот, рассказал немало интересного.

Отец Фредрик учился в знаменитой (это еще отец Славке говорил) школе, коию основал магдебургский архиепископ Адальберт. Про Адальберта Славка тоже слышал от отца. Боярин Адальберта знал лично. Познакомился, когда тот приезжал в Киев по приглашению княгини Ольги. Тогда Адальберт уже был епископом (тоже немаленький церковный чин, как понимал Славка) и служил не только Церкви, но и германскому императору Оттону. Приехал учить правильной христианской вере, но учил недолго. Его спутники повздорили с кем-то из киевских бояр, пролилась кровь – и князь Святослав Адальберта отправил восвояси. Впрочем, Святославу нужен был только повод: Оттона он не боялся, к христианам (особенно – чужеземцам) не благоволил. Славка Адальберта помнил плохо, потому что мал был. А вот брат Артём его хорошо знал. И не по Киеву, а по Магдебургу. Когда Артём ездил к германскому императору с поручением от Ярополка, Адальберт ему немало помог. А со Славкиным отцом архиепископ Магдебургский и по сию пору переписывался.

Фредрик, правда, сказал, что архиепископ сильно хворает и вряд ли проживет долго.

Но Славку это не опечалило. Он же не в Магдебург собрался.

Так же спокойно, как и до Турова, доехали до Пинска. Тоже город крепкий. И расположен хорошо: на слиянии Пины и Струменя. А за Пиной – сплошные болота. Ни один враг не подступится. В Пинске сидел младший брат туровского князя. С ним Богуслав тоже был знаком, так что пришлось задержаться на денек. Пока Богуслав и его гридни пили-гуляли и развлекались охочими до хоробров девками, монах тоже даром времени не терял: пообщался с немногочисленной туровской христианской общиной, полгода назад оставшейся без пастыря: туровский князь, следуя общей политике Владимира, отдал единственного в Турове священника сваргам, от которых тот и принял мученическую смерть: был утоплен в болоте. После этой жестокой расправы маленькая туровская община стала еще меньше. Но все же сохранилась. Добивать ее не стали. Дреговичи вообще были довольно-таки мирным народом и вместо крови предпочитали приносить богам бусы и куньи шкурки. Фредрик свершил службу, окрестил четверых младенцев и обвенчал две пары. Будь он со своими прежними охранниками – не рискнул бы. А с русами, двое из которых сами христиане, боятся ему было нечего. Пусть только местные язычники посмеют ему помешать. И не помешали. Из-за таких пустяков веселый пир прерывать?