Беломорские старины и духовные стихи. Собрание А. В. Маркова - Автор Неизвестен

Надоть зьделать-то пе́тёлка варёная.

Повели-то ведь Марфушку, лебедь белую,

275 Да повёл-то ведь Потык сын Ивановичь;

Он ведь вывел на ре́ину высокую,

Да хотел он сунуть ей в петёлку варёную.

Да на ето государь-от да как догадьлив был:

Он ведь стал под реинку высокую;

280 Она сунула Потыка сына Иванова, —

Да махнул государь-то да саблёй вострою

Да по той жо по ре́ины высокою;

Да упал-то ведь Потык на сыру́ землю.

Да скакал-то государь-от да Илья Муромець

285 Да на ту жа на реинку высокую,

Он ведь сунул тут Марфушку в петёлку варёную.

Задавилась тогды Марфушка, лебедь белая.

Да росклали огонь, большой пожо́г,

Повалили тут ведь Марфушку, лебедь белую,

290 Повалили ведь Марфушку на большой пожог

Да сожгли-то ее́ как тело белоё,

Ише пепел как розьвеели по цистў полю.

Говорил государь тогды таковы реци:

«Уж ты сукин сын, Потык сын Ивановиць!

295 Говорил тогды я тибе таковы речи:

„Ты не езьди во землю-то во Задоньскую,

Не бери-тко-се ты Марфушки-лебедь белыя:

Те не будёт Марфушка молода жона,

Тебе будёт Марфушка зьмея лютая“.

300 Поежай-ко-се теперечи к королю-то как ведь Тульскому,

Ты возьми-тко-се Овдотьюшку, лебедь белую».[409]

Да отправилсэ ведь Потык-то сын Ивановичь;

Ише с им-то поехал государь-от да Илья Муромець,

Да поехал Добрынюшка Микитиць-от;

305 А приехали к королю-ту за земьли Тульския.

Он не стал-то давать Овдотьюшки-лебедь белыя;

Они не́цёсно взели Овдотьюшку, лебедь белую,

Увезьли-то они да в крашон Киев-град.

Повенцялсэ тогды Потык сын Ивановичь

310 А со той же Овдотьюшкой-лебедь белыя.

101. ДЮК

Уж как не было на силу-ту на Самсонову,

Да на сильнёго Самсона-та Колыба́нова,

Да на сцястьё государя Ильи Муромця,

Да на ве́чьво[410] Добрынюшки Никитичя,

5 Да на ярость-ту Олёшеньки Поповичя,

На злату казну Сатка́, купця[411] богатого,

На строеньицё Дюка сына Стёпанова.

А у Дюка был дом-от да на сёми вёрстах.

Кругом Дюкова было ведь широка́ двора,

10 Ведёна была оградушка булатная;

Насажоны были столбицьки серебряны,

Насажоны были столбики позоло́чёны,

Уж как медных, железных числа-смёту нет.

Да закрыт как ведь дом медью козаркою,

15 А котора-та медь дороже красна золота.

Да настроёны у Дюка-та были кузьници,

Да настроёны у Дюка-та были банёчьки.

Да не беленька берё́зка-та к земьли клонитце,

Ише Дюк-от перед матерью низко кланилсэ:

20 «Ты спусьти миня, маминька, съездить в кра́шон Киев град,

Посмотрить-то мне князя Владимёра

Да со той же с Опраксеёй-то Королевичьнёй».

Не спушшат ёго маменька родимая:

«Ты поедёшь, моё цядышко ты милоё,

25 Да напье́сьсэ ты зелёна́ вина,

Да во хмелю-то, моё чядышко, не устроисься,[412]

Да захвасташь своим-то да широки́м двором,

Да захвасташь своею ты ро́дной матушкой

Уж как Дюкова-та была матушка

30 Она дровц́еми топит кипарисныма,

Она помёлышками па́шот да семишолковы,

Пекёт она колачики круписцяты;

Да колачик-от[413] съешь — другого хочетца,

А другого-та съешь — о третьём душа бажи́т».

35 Да просилса ведь Дюк-от по второй након;

Не спушшаёт ёго маменька родимая;

Да просилсэ ведь Дюк-от по трете́й након;

Да спустила ёго маменька родимая.

Одевал тогды Дюк-от платьё зо́лото,

40 На коня-то — убор да как серебьряной,

Да поехал тогды Дюк-от в крашон Киев град.

Приежал тогды Дюк-от в крашон Киев град,

Да ко той же приежал да ко Божьёй церьквы́;

Да заходит ведь Дюк-от да во Божью́ церькву;

45 Он ведь крест-от кладёт да по-писа́ному,

Как поклон-от ведёт тогды по-учёному;

Он ведь кланеитце чюдным образам.

Огледелись попы-ти вси, как дьяконы

На того же на дородьнёго на молодца,

50 Они петь-то, читать да помешалисе.

Отслужили тогды-то да во Божьёй церьквы,

Ише вон-то пошли да из Божьё́й церьквы.

Ише звал его государь-от[414] на поче́сной пир:

«Добро жаловать, да Дюк-от всё Стёпановичь,

55 Хлеба, соли ко мне-ка ись да вина с мёдом пить!»

А они приходят во гривьню-ту да княжене́рскую

Да садятце за столы-ти за дубовыя.

Да подносят винцё-то, пиво стоканциками.[415]

А сидит-то ведь Дюк-от да сын Стёпанович —

60 Да повесил-то свою-ту буйну голову,

А ничим-то сидит он как не хвастаёт.

Да ставал тогды государь-от на резвы́ ноги,

Он ведь взял-то цярочьку в полведра вина,

Наливал эту цярочьку зелена́ вина,

65 Подносил тогды ведь Дюку сыну Стёпанову.

Да примал он ету чярочьку едино́й рукой,

Выпивал он ету чярочьку на еди́ной дух;

Да вторую наливал ёму полтора ведра;

Принимал-то ету чярочьку едино́й рукой,

70 Выпивал он ети чярочьки на единой дух.

Хмелинушка в головы тогды росходиласе;

Он захвастал тогды своим широки́м двором

Да захвастал своею родной матушкой:

«Проживу я у вас во Киеви три годика,

75 Ише кажной день носить стану платьё сменноё».

Да нехто тогды по Дюки-то не ручяютце;

Говорят-то ведь Дюку сыну Стёпанову:

«Да засельшина, детина, деревеньшина!

Уж ты пьяной напилсэ да приросхвасталсэ».

80 Поручилсэ по Дюки-то государь-то да Илья Муромець;

А тогды отправили ко царству Дюкову

Описать ёго-то как именьицё.

Да как жили у Дюка-та ра́вно три года,

Описали одны они ку́знеци с банеми.

85 Розьсердилась тогды Дюкова-та матушка,

Отписала ведь князю Владимеру:

«Да вы продайте-тко Киёв со Церниговым,

Вы купите бумаг-то со чернилами, —

Вы тогда-то опишите моё именьицё.

90 Вы спустите тогды моёго цяда милого,

Да во свой-от спустите во широкой двор».

Отпустили тогды Дюка сына Стёпанова

Да во свой-то ёго да во широкой двор,

Ко своей-то родимой да как ко матушки.

102. КОЗАРУШКО (КОЗАРИН)